2, 9, 16, 23 и 30 июня, 7, 14 и 21 июля, 10, 13, 16, 25 августа 1949 года Берия принимал участие в заседаниях Бюро Совета министров СССР, причём 16 июня, 7 июля, 10, 13, 16 августа 1949 года он на этих заседаниях председательствовал.

4 июня 1949 года Берия подписал представляемый Сталину перечень проектов Постановлений и распоряжений Совета министров СССР по атомной проблеме.

17 июня 1949 года Берия принимал участие в заседании Политбюро ЦК ВКП(б).

23 июня 1949 года Берия наложил визу на записку первого заместителя министра Вооружённых сил СССР Соколовского и начальника Генерального штаба Штеменко о желательности передачи 105, 106, 107 и 108 военно-дорожных отрядов в МГБ СССР.

График, как видим, разнообразный, насыщенный и полностью московский. Так что забавляться с чемпионкой «Людмилой» в июне 1949 года в Гаграх Лаврентий Павлович не мог никак.

Подробно анализировать «Дневники» Вильямса – пустое дело. Достаточно сказать, что общий низкий – даже по нынешним временам торжествующей некомпетентности – уровень «бестселлера» исключил возможность его перепечаток в дальнейшем – после первой публикации в 1992 году. Надо полагать, тираж в сто тысяч полностью насытил формирующийся «россиянский» рынок подобной макулатуры раз и навсегда.

То, что передал мне «Павел Лаврентьевич», было принципиально иным и на правду походило. Вот почему я согласился принять на себя труд подготовки рукописи к изданию с рядом необходимых справок, комментариев и примечаний.

По мере работы – а за два года мне пришлось поработать немало, сверяя даты и факты, роясь в доступных мне архивных документах и разного рода мемуарах и «мемуарах» – моё чувство текста и эпохи, естественно, возрастало. И сейчас, по завершении работы, я хотел бы поделиться с читателем рядом своих наблюдений и догадок.

Вот, например, интересный, на мой взгляд, момент. В дневнике нет ни одной записи, касающейся работы Бюро № 2 при Председателе Специального комитета, через которое шёл основной поток разведывательной информации по атомным вопросам. В ныне рассекреченных документах советского Атомного проекта эта сторона вопроса освещена неплохо, и можно найти немало просьб тех или иных руководителей об осведомлении ряда их подчинённых с деликатной информацией. Так, академик Хлопин дважды обращался лично к Берии с подобной просьбой, неоднократно просил об этом же Курчатов.

Вопреки распространённому заблуждению с определённого момента круг так или иначе допущенных к ознакомлению с материалами Бюро № 2 был весьма велик. К 4 января 1949 года список ознакомленных насчитывал 35 фамилий, включая академиков Курчатова, Семёнова, Хлопина, Иоффе, Вавилова и других учёных, занятых в Атомной проблеме, в том числе – Харитона, Зельдовича, Франк-Каменецкого и др.

Судя по отсутствию записей, самого Берию этот вопрос волновал мало, он находился на периферии его интересов. И по одной этой детали можно понять, насколько высоким был общий уровень проблем, занимавших Л.П. Берию как государственного деятеля, если факт получения ценной информации по атомным вопросам из-за рубежа был для него, надо полагать, малозначащим – с позиций ведения личного дневника.

Интересно и то, как Берия именует наедине с собой Сталина – то «товарищ Сталин», то просто «Коба». Причём официальный, так сказать, вариант в ряде случаев выглядит как проникнутый горькой иронией или досадой, а в ряде случаев – чуть ли не насмешливо. Психологически это объяснимо. Есть неглупое изречение: «Чем старше мы становимся, тем больше у нас оказывается ровесников». Всё верно. Сталин был ровно на двадцать лет старше Берии. В 1919 году двадцатилетний Берия даже в мыслях не мог и близко ставить себя рядом со Сталиным и как-то себя с ним сравнивать.

А как в 1949 году, когда Берии исполнилось пятьдесят, а Сталину семьдесят лет?

Характерна в этом отношении деталь с подписями Сталина и Берии.

Сталин долгое время подписывался полностью «Сталин», а визу ставил в левом верхнем углу. С годами нормой становится сокращённая подпись «И Ст.», при этом свою подпись Сталин накладывает прямо по тексту. Берия до конца использовал полную подпись «Л Берия», но самый последний опубликованный его автограф – подпись на не зарегистрированном Постановлении СМ СССР «О задачах и программе испытаний на полигоне № 2» в 1953 году выглядит так: «Л Б». Это ведь тоже, пожалуй, говорит о психологически ином, более высоком уровне осознания себя.

Берия, безусловно, до конца уважал Сталина, но с начала по крайней мере 50-х годов не мог уже смотреть на него только снизу вверх. Как эффективные менеджеры они к тому времени уже стоили, пожалуй, друг друга.

При этом оба они, и Сталин, и Берия, очень уставали и к 1953 году устали – от всего! От груза государственных проблем, от неизбежной лести части окружающих, от многообразного, так сказать, однообразия повседневной жизни.

Но Сталин был на двадцать лет старше, Берия имел фору в два десятка лет и понимал, что за эти годы он и страна могут совершить очень много. А упорное нежелание Сталина формально сделать Берию своим преемником не могло Лаврентия Павловича не обижать, а порой и злить. И тут был прав ученик, а не учитель.

Надо, пожалуй, сказать несколько слов о смещении дат в дневниках военных лет. Иногда запись за то или иное число датирована одним днем, но сделана могла быть только на следующий день, если судить по ныне опубликованному Журналу посещений кремлёвского кабинета И.В. Сталина.

Это вполне объяснимо – совещания у Сталина проходили, как правило, во второй половине дня до полночи и позднее, с переходом в ночь следующего дня. Иными словами, для ближайших сотрудников Сталина, к которым относился, естественно, и Берия, ночь превращалась в день, день – в ночь, и личные записи датировались с учетом этой особенности жизни.

В первый период работы, когда я лишь осваивал текст, меня смущали как длительные, порой, перерывы в записях, так и малое их количество в некоторые годы, особенно во второй половине 1941 года, в 1942, 1950 и 1951 годах. Но потом я – во всяком случае, для себя – нашёл объяснение этому.

Немногочисленность записей за первые военные полтора года вполне понятна. Как свидетельствуют объективные мемуаристы, тогда Берию можно было застать в рабочем кабинете «живьём» или по телефону практически в любой момент суток.

Впрочем, как признавался «Павел Лаврентьевич», возможно, часть текста была изъята до того, как он и его товарищи смогли снять с дневников фотокопии. Более подробно на этом пикантном моменте я остановлюсь в комментарии к дневниковой записи от 10 июня 1941 года. Сразу рекомендую читателю прочесть этот комментарий внимательно.

К весне 1943 года ситуация обрела черты стабильности и уверенности в благополучном для СССР исходе войны. У Берии появилось больше свободного времени. С другой стороны, необходимость в доверенном «собеседнике» возросла, потому что у Берии произошёл раскол в семье – у него появилась женщина, о чём он тогда же сказал жене Нино. Результатом стало, конечно же, отчуждение супругов, что Берия переносил тяжело (более подробно об этом будет сказано в послесловии).

Скудный объём дневника за 1950 год я объясняю высоким тонусом его автора в то время, а тоже скудный объём записей за 1951 год, напротив, тем, что в 1951 году Лаврентия Павловича, если судить по дневнику, чаще посещали минорные мысли и настроения.

И тому есть свои причины. Слишком много проблем накопилось в СССР к 1951 году. Всю их сложность, многомерность Берия не видеть не мог. Он сознавал, что эти проблемы решаемы, но при этом не мог не сознавать, сколько для этого надо приложить усилий, в том числе и ему. А он ведь был уже не юношей с горящими глазами.

Впрочем, относительная скудость объёма дневника ряда послевоенных лет может иметь и другое объяснение (см., в частности, комментарий к дневниковой записи от 10 июня 1941 года).

Должен сказать, что работа по подготовке дневника Л.П. Берии к печати лишь укрепила те мои выводы, которые я сделал ранее относительно Берии и его эпохи. Эти выводы были уже изложены мной в ряде своих книг.

Что же до дневников Берии, то в них не оказалось никакого «грязного белья» в том смысле, какой этому выражению обычно придают. Да ничего подобного в бериевских дневниках и не могло оказаться: сталинских соратников пакетами акций никто не подкупал, тайных садистских наклонностей они не имели и «откатами» не занимались.

Другое дело – освещение некоторых периодов в истории СССР. Здесь о сенсации (как о неожиданном откровении) говорить можно. Например, как следует из дневников, именно Берия – в отличие от устоявшихся клише, своей объективной информацией об угрозе войны своевременно, за несколько дней до 22 июня 1941 года, переломил убеждённость Сталина в том, что войны в 1941 году можно избежать. Такой факт, конечно же, сенсационен.

И все же записи Берии не раскрывают никаких «грязных» «тайн кремлёвского двора». Поэтому можно сказать, что сенсационность дневника Берии заключается ещё и в том, что сенсация (как некие «жареные» факты) в них отсутствует! Что они подтверждают: на высшем уровне сталинского руководства никаких особо пикантных тайн не было.

Повторяю: никто из, так сказать, доброкачественной, то есть прошедшей с ним до конца его жизни «команды» Сталина не был ни тайным педофилом или гомосексуалистом, ни тайным провокатором охранки или запойным алкоголиком, ни скрягой-накопителем, ни коррумпционером, ни предтечей разного рода «уотергейтов» и «куршевелей»…

Правда той эпохи заключается в том, что нормальные люди, далеко не ангелы, но и не черти с рогами, занимались тогда большим и важным государственным делом. Строили державу, защищали её, восстанавливали разрушенное, развивали.

И руководили – пусть и не всегда идеально – этим процессом.

В сборнике документов «Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР. 1945–1953», изданном в 2002 году, на с. 154–157 опубликованы три записки Л.П. Берии в Бюро Совмина СССР: о состоянии лесосплава от 26.02.48 г., о механизации лесозаготовок от 14.03.48 г., и по отчёту министра лесной и бумажной промышленности СССР от 28.09.48 г.

Всего три серьёзных документа на одну и ту же тему! А ведь год за годом число их, проходивших через Берию в течение года, достигало, по крайней мере, двух-трёх тысяч! И – по доброму десятку тем!

Какой надо было обладать усидчивостью и работоспособностью, чтобы хотя бы прочитывать всё это! А ведь надо было ещё прочитанное усваивать, осмыслять, и не просто так, а для принятия решений. И не просто решений, а верных, компетентных решений в весьма разных сферах жизни и деятельности государства, экономики, общества.

Спору нет, как правило, лично Берия не готовил «рыбу» своих записок, писем и т. п. по специализированным вопросам. Проекты документов готовили его помощники, специалисты в конкретной проблематике. Но всё равно поток исходящих и входящих документов проходил через Берию и Берией эффективно и компетентно контролировался!

Какие тут интриги, шашни, «тайны кремлёвского двора» и «кремлёвской кухни»! Тут бы до кровати добраться да супу похлебать. Одна отрада – в отпуск в родные места вырваться, благо эти родные места как раз и есть райский уголок.

Да ещё разве что урвать – когда пяток минут, а когда полчаса – для потаённого «дружка»-дневника.

Засим мне остаётся сказать следующее.

В исходной электронной версии не было разбивки по годам. Записи из года в год идут слитно. Я, для удобства читателя и собственного, дал записям каждого года соответствующий заголовок.

Далее… Проверка пунктуации показывает, что знаки препинания чаще всего присутствуют (но нередко и не присутствуют) там, где им и положено быть, то есть автор текста обладал неплохой синтаксической культурой. В рукописи практически нет и грамматических ошибок, кроме явных описок. Но Берия вообще-то был весьма грамотен и неплохо образован, имел вкус к чтению.

Чем дальше я продвигался в анализе переданных материалов, тем больше у меня возникало возможных вопросов к «Павлу Лаврентьевичу» и его неизвестным помощникам. Увы, я этого был лишён. Был бы благодарен, если бы «Павел Лаврентьевич», дай Бог ему здоровья, счёл возможным откликнуться и прояснить хотя бы для меня ряд невыясненных моментов.

Так или иначе, моя утомительная, признаюсь, работа, наконец, закончена. И я представляю её итоги на суд читателей, не скрыв от них тех обстоятельств, которые предшествовали изданию книги.

Не знаю, жив ли «Павел Лаврентьевич» сейчас. Даже самые крепкие на вид старики в возрасте за девяносто могут уйти неожиданно, в любой момент, но я надеюсь, что «Павел Лаврентьевич» всё еще жив и здоров и эту книгу прочтёт.

Сергей Кремлёв (Брезкун)