– Ха! У меня был такой классный мужик, я пылинки с него сдувала, любила… м… как я любила его… Ушел. Потому что поверил не мне, а грязной сплетне поверил. Ну и как тут не начистить сытую харю? Скажи, должен же человек получать ответку за подлость, а? Вот спустишь раз-другой, а человек привыкает гадить… Так должен или нет?

– Должен, – и на этот раз согласился Феликс.

Надо заметить, он согласился с ней не на словах, а на самом деле. И сразу припомнил, что неоднократно спускал некоторым подлости, чего делать, наверное, не следовало, ибо привычка подличать вырабатывается от безнаказанности. Но об этом подумать решил как-нибудь на досуге.

– А почему Татьяна тебе не помогла избежать суда?

– Как же! Помогла. Адвоката наняла, мне вместо трех-пяти дали полгода, я хорошо отделалась, но пятно осталось теперь на всю жизнь. Вот куда мне с таким пятном? Устроишься на нормальную работу? Наливай.

Так-с, барышня готова, Феликс ненавязчиво задал вопрос:

– Слушай, Ирэна, мы не можем связаться с мужем Татьяны… Не знаешь, где он может быть?

– А хрен его знает, – поедая то, что Феликс нашел в холодильнике и предоставил на тарелочке. – Может, свалил куда…

– С любовницей?

– Про любовницу ничего не знаю, – резко бросила Ирэна. Нет, как будто он предложил ей неприличным делом заняться! – А что… есть подозрения?

– Предположения.

– Не, не знаю, – пожала она плечами.

– А он мог свою жену застрелить?

Ирэна сдвинула брови, замедлив жевание, она явно восстановила образ мужа Танюхи, наконец вновь пожала плечами:

– А хрен его знает…

– Сомневаешься, да? – подхватил Феликс и как истинный провокатор стал подзуживать девушку не первой свежести и даже не третьей. – Раз сомневаешься, то допускаешь, что Платон Лукьянов мог взять в руки…

– Да иди на хрен, – внезапно рассердилась Ирэна. – За кого меня принимаешь? Ишь, хитрюга! Я сейчас с тобой соглашусь, а вы потом закроете мужика на много-много лет, да? А если он вообще ни сном ни духом, я буду виновата, да? Знаешь, мачо, я грехов боюсь, немножко верующая.

– Ладно, понял. Ну, тогда скажи, что он за человек?

– Кто? Лукьянов? Заносчивый, надменный… Со мной, конечно, я же никто. А вот поет классно, между прочим свои песни пишет… на какие-то там баллады.

– М, как интересно – баллады. А что еще скажешь?

– По моим наблюдениям, жили они не очень.

– Как это – не очень? В чем выражалось?

Туго давались Ирэне формулировки, она закатывала длинные паузы, заставляя трудиться серое вещество, а иногда и на потолке искала ответы. Феликс терпеливо ждал, стараясь лишний раз не сбивать ее с мысли, все же «девушка» выпила примерно сто пятьдесят грамм.

– Понимаешь, не знаю, как объяснить, но… когда муж и жена любят, это видно. Танюха любила его, смотрела на своего Платошу, как будто он бог, а Лукьянов… вот тут я сомневаюсь.

– Так он с ней жил из-за денег?

– Да он же зубы лечит и вставляет, эти никогда бедствовать не будут. И не скажу, что Танюха богачка офигенная, ну, фирма у нее – от отца досталась, правда, не так чтобы очень крутая… Нет, конечно, жила она, ни в чем не нуждаясь, так ведь живут и лучше. А хочешь, как на духу скажу?

– Мечтаю!

– Страдала Танюха. Из-за него, гада, страдала. Не, мне лично не жаловалась, не-не, я сама видела… ее Платоша, как ледышка, от него не дождешься ни доброго словечка, ни улыбки, сам от себя тащится… ну, не знаю, как еще рассказать…

– Не переживай, я понял. А подруги у Танюхи были?

– Как тебе сказать… – очередной раз закатила глаза к потолку Ирэна.

– Как есть. У тебя интересный взгляд на людей, ты их видишь по-особому остро, – безбожно польстил ей Феликс. – Мне важны твои впечатления, чтобы составить четкое представление.

– Ну, ладно. Есть такая Милена Горлинская – артистка оперетты. Ничего так пляшет и поет, но мне не понравилось… как-то ненатурально все, я ж ходила на ее выступления. «Сильву» смотрела и… что-то модное… название не помню, про девок в американской тюрьме. Она везде Сильва. Потом смотрю на нее у Танюхи… я как раз убиралась здесь, а оперетка пришла в гости… Так вот, смотрю на нее, а она как была Сильвой на сцене, так и в жизни Сильва. Но меня до их разговоров не допускали, сам понимаешь, я просто уборщица…

– И даже не подслушала ни разу?

– Я что, дура? Чтоб Танюха застукала, обиделась и прогнала меня навсегда? На хрен мне их секреты, своя задница дороже. А вторая подружка Никитка…

Она сама себя прервала, потянулась за закуской, поддела ноготком тонкий кусочек филе и отправила в рот, забыв про вторую подружку.

– Никитка, это что – кличка? – напомнил Феликс.

– Э… – тянула паузу Ирэна. – Фамилия у нее… какая-то такая… похожая… только я не запомнила. Отсюда, как догадываюсь, она и Никитка.

– А имя?

– Имени не знаю, не интересовалась. Да оно мне надо – имя? Но скажу – глаза у нее, как у гадюки. Честно, честно! Вот смотрит на тебя, а в глазах гипноз, даже не моргнет ни разу. И будто всю тебя насквозь видит. Может, ведьма, а? Ты веришь в ведьм?

– Еще как, не раз попадались мне, уж поверь.

– Верю. Вот в это… что попадались эти… верю. С Никиткой Танюха всегда шушукалась, уйдут на кухню или в кабинет, закроются и ни слова не слышно.

– А где работает Никитка?

– Хрен ее знает… – пожала плечами Ирэна. – Со шмотками что-то связано…

– Продает? Ну, в магазине? В бутике?

– Не, она не продавщица, не-не. Ей до продавщицы с ее гадючьим характером расти и расти. Шьет, кажется… или не шьет? Я ж не прислушивалась к их базару, Танюху про нее не расспрашивала, на кой она мне! Но одевается не то что модно, а шиково.

– Это как?

– Ну, вот я, к примеру, смотри: я одеваюсь модно. А шиково у меня не получается. Понял, да? Ну и молодец. А теперь налей помянуть мою дорогую Танюху… Как я буду без нее, м?

Она выпила еще и неожиданно зарыдала, оплакивая то ли убитую подругу, то ли потерю щедрой работодательницы. Порция оказалась лишней, и Феликс свернул опрос, так как в этом состоянии больше полезной инфы из нее вряд ли выдавишь. В конце концов, Ирэна продиктовала свой адрес и номер телефона, с ней всегда можно связаться.

* * *

– М-да, Ирэна фигура занимательная… А фотографии фигурантов, в первую очередь любовников, вы не добыли? – спросил Павел после просмотра. – Хочется посмотреть на них.

Логичнее было бы сразу потребовать фото, но Терехов постепенно вырабатывает свои приемы. В данном случае он предпочел сначала составить общую картину двух преступлений, тем более они связаны, а потом уж смотреть на тех, кто оказался участником. Феликс одними глазами подал знак Вениамину, тот достал из своей сумки отпечатанные на бумаге фотографии, которые забрал при обыске и протянул первую:

– Это Лукьяновы.

Павел держал общий снимок, по всей видимости сделанный в фотостудии, он пытался поймать первое впечатление (всегда верное) от довольно симпатичной пары. Правда, ловить эту первую искру стоит при живом общении, теперь впечатление будет смазано, ну да все равно интересно же оценить внешность.

– А это Пешков, – протянул следующий снимок Вениамин.

– Угу, – недолго изучал Павел фото.

– А это его жена Камилла…

– Мм, какая интересная, – одобрительно покивал Терехов, выпятив нижнюю губу. – Странно, черты непропорциональные, вон и глаза – нельзя сказать, что иконописные, лоб высокий, а подбородок маловат, губы крупные, рот явно большой, скулы рельефные… В ней все неправильно, но чем больше смотришь, тем больше она нравится.

– Ой, да просто красивая и все, – махнул рукой Женя, покривив губы, будто речь шла о страхолюдине.

– Не скажи, – возразил Павел. – Что-то в ней есть… магическое, может, даже роковое. Этим качеством обладает далеко не каждая красавица. Итак, между супругами большой и прекрасной любви не наблюдалось в обеих парах.

– Ну, тут я понимаю Камиллу Пешкову, – снова подал голос Женя. – Ее муж ни то ни сё, а Лукьянов вон какой… будь я женщиной, тоже клюнул бы на него.

Терехов пропустил реплику Сорина мимо ушей:

– Знаешь, Феликс, с Ирэной надо бы поговорить, когда она трезвой будет, а потом сравнить показания, понаблюдать за ней.

– Думаешь, водила меня за нос? – озадачился опер. – Я бы заметил… А ты по каким признакам определил?

– Думаю, пьяная Ирэна дала не совсем точные сведения и, главное, маловато. Понимаешь, обычно пьяных несет – не остановить, а тут событие, сбивающее с ног, в подобных обстоятельствах человек говорит и говорит о почившем, тем более убитом, а не о себе любимой трещит. Тебе не кажется?

– Не знаю, выпила она прилично…

– Для тренированных людей не так уж и много, – заметил Вениамин. – Я согласен, Павел Игоревич, маловато она трещала, у нас в деревне, когда мужики наберутся, поговорить для них – это ж святое. А тут женщина, к тому же хлопнула почти стакан огненной воды, не свалилась, но и не разговорилась.

– К тому же раз она была вхожа в дом, то обязательно должна знать тайны, – развивал мысль Терехов, – которые в подобных семьях, как правило, имеются. Одну мы знаем: Лукьянов и Пешкова любовники, но чтобы Ирэна не сунула нос в чужое белье… глядя на нее, не верится в лапшу, которую она вешала на уши нашему супермену Феликсу. А еще больше меня удивляет, что она, явно одинокая и, стало быть, жаждущая большой и чистой любви, как в кино, не рисовалась перед ним. Это же чисто женская черта – видеть перед собой красавца и подать себя с лучшей стороны.

– Мозгов не хватило у нее подать себя, – заметил Женя.

– Отсутствие мозгов не гарантирует отсутствие гормонов, – возразил Павел и снова взял в руки фото Камиллы.

– Не понял. Выходит, я лох? – На лице Феликса появилось неподдельное изумление пополам с разочарованием. – Только не говори, Паша, что ты подозреваешь это чучело. Хоть оно и отдыхало на нарах полгода, но хладнокровно завалить двух человек… не-а! Максимум, что она может – это стырить лопатник.

– Видишь ли, – поспешил успокоить его Павел, – я после нашего «Арабского дела» предпочитаю всех брать на учет, кто попадает в пространство жертв. Причем с равными правами на главный титул – убийцы. Вот просмотрел материалы и знаешь, что меня смущает? Само по себе двойное убийство в одно время и в одном месте шаг довольно опасный, все-таки место густонаселенное, мало ли кто может случайно встретиться, увидеть, а потом и опознать. Риск огромный… Странное преступление.

– Давай без лирики? – предложил Феликс. – У нас самая прозаичная работа, поэтому… с чего начнем и когда?

– Результатов экспертиз сегодня и завтра мы точно не получим. Кто такая Никитка, которая шьет или не шьет, предстоит вычислить… Может быть, ее знает артистка оперетты, раз обе были подружками убитой? Вот с нее-то и начнем, но! Сначала выясним, когда она будет на службе…

– Ты сегодня собираешься с ней встретиться?

– Не паникуй, как вы спланировали, так и будем отмечать день рождения Настеньки в деревне. Жека, сгоняй к секретарше, пусть позвонит в театр.

– Так сегодня суббота… – не горел желанием бежать Сорин.

– Она здесь, я видел ее, – сказал Павел.

Нехотя Женя двинул к двери, что-то ворча под нос, видимо, опять ему не нравилось поручение, но тут уж выбирать не приходится. Некоторое время сидели молча, собственно, мысли у всех сейчас работают в одном направлении, Павел очнулся первым и заполнил паузу:

– Как Настя?

– Я сдуру подарил ей швейную машинку, теперь она любит ее больше, чем меня, – пожаловался Феликс.

– А я не о тебе спросил, – рассмеялся Павел. – Ты переживешь любую напасть, швейную машинку в том числе. Настя отошла после провала в институт?

– Конечно! Я убедил, что поступать она может хоть двадцать раз, а еще можно учиться заочно – эта идея ей понравилась, жена у меня, знаешь ли, домоседка.

Вернулся Женя и сообщил:

– Заслуженная артистка Горлинская сегодня и завтра не занята в спектакле, а в понедельник выходной у них, будет только во вторник на утренней репетиции. Ее нет и в городе, она улетела к сестре.

– Ладно, тогда встречаемся на выезде. Женя едет с Вениамином, а мы с Феликсом съездим на место преступления, потом заберем женщин и подъедем.

– Может, мы не будем вас ждать, а поедем в деревню? – предложил Веня. – Вы дорогу знаете, сами доберетесь.

– Разумно, – согласился Павел, поднимаясь со стула.

Камилле показалось, она проспала все на свете, но…

…спустившись вниз, быстро поняла, что в доме остались она и Платон, поняла по атмосфере пустоты, которую ощутила. Хотелось есть. Нехорошо заглядывать в чужой холодильник, хотя хозяин и разрешил готовить, она не рискнула без его ведома что-либо взять оттуда, позволила себе только кофе сварить. Налив в кружку, Камилла постояла перед холодильником с двойной дверцей, раздумывая – прилично ли взять немного молока, если есть? Все же отошла, села за стол и пила горячий кофе, отчего голод обострился еще больше, да вдруг вздрогнула от голоса Георгия Глебовича:

– Доброе утро, дочь. Вошел в дом, а тут аромат стоит.

– Здравствуйте. Извините, я тут немного… кофе сварила…

– Почему смущаешься? – Он подошел к столу, сел напротив. – Ты здесь хозяйка, а не гостья, да и гостям не возбраняется пить-есть. А мне не нальешь немного кофейку?

– Конечно, – поднялась Камилла.

– А Платон что?

– Спит. Два дня у него были тяжелыми… Не думаю, что станет легче, но пусть поспит, голова будет лучше работать, нам ведь нужно как-то выбираться из этого капкана. Скажите, а молока нет у вас?