3

Два дня спустя, рано утром, Черкесов трусцой – заодно и согрелся! – добежал до станции, сел в электричку и через сорок минут приехал в Ростов-на-Дону. Был он голоден, как бездомный пес, поэтому прежде выпил кофе и проглотил две сосиски в кафетерии, насладившись наконец вкусом хлеба. А потом решительно двинул на рынок.

Черкесов встал у ларьков с одеждой, набросив дубленку на плечи, а часы держал в руке. Людей было немного. Видимо, все еще праздновали, имея запас продуктов, а мимо промышленных товаров вообще редко кто проходил. Несмело, стыдясь – хотя его мало кто знает в этом большом городе, да и не ходит городское начальство по рынкам, – Черкесов протягивал часы прохожим. Один паренек остановился, спросил, сколько стоят.

– Две тысячи, – заикаясь, произнес Черкесов.

– Офонарел? – хмыкнул парень и потопал дальше.

– Но они стоят пять тысяч долларов!.. – хрипло крикнул вдогонку ему Черкесов. – А я за две… рублей…

– Эй! – выглянула из ближайшего ларька продавщица, отодвинув рукой свитера и кофточки. – А ну иди отсюда! Ишь, придумал! Втихаря возле меня толкать краденое… Пошел, пошел, а то милицию позову! Эй, милиция…

Ну и бабы есть на свете! Прямо как теща! Вот кого убивать следует. Черкесов, чувствуя себя униженным и оскорбленным, поспешил удалиться от сварливой мегеры. Он бродил по рынку, боясь остановиться. Наконец набрел на продавцов турецкими товарами. Тут-то и пришла в голову мысль: он подошел к девушке, закутанной в пуховый платок, обутой в валенки, пританцовывающей от холода.

– Купите у меня дубленку, – предложил Черкесов.

Она окинула его взглядом с ног до головы, осмотрела дубленку, спросила:

– А сам-то в чем ходить будешь?

– Куплю что-нибудь попроще. Видите ли, я нездешний… меня ограбили, я вынужден… пожалуйста… недорого продам. Она новая.

– Щас позову хозяина.

Она скрылась в недрах ларька, завешанного дубленками, кожаными пиджаками и пальто. Через минуту вышел низкорослый кавказец, жуя в зубах спичку. Держа руки в карманах, он обошел Черкесова, затем равнодушно произнес:

– Чей товар?

– Мой, – ответил Черкесов.

– Кто делаль товар?

– А… где сшита… Франция.

– Скока хатишь?

– Десять тысяч.

– Тири.

– Да ты что! Дубленка ж новая! Я и так даром отдаю! Мне купить надо взамен что-нибудь и добраться до Москвы… Билет стоит полторы штуки.

– В купе. А ты паедь плацкартом и не фирмений поезд, – нагло заявил торговец.

– Тогда шесть, – насупился Черкесов. – Не хочешь, продам в другом месте.

– Четири тисача.

– Пять! – разозлился Черкесов, ругая про себя кавказца: «Чурки чертовы, так и норовят русского человека объегорить, а еще нас не любят».

Сошлись на четырех с половиной тысячах, Черкесов скинул дубленку. Предложил торговцу и швейцарские часы, но тот предложил за них всего пятьсот рублей, что было просто невозможно. Решив продать часы в другом месте, Черкесов получил деньги, вприпрыжку помчался искать курточку. Нашел более-менее подходящую, на искусственном меху и с капюшоном. Примерно в такую курточку был одет несчастный погибший Федька. Черкесов раньше не то что не надевал подобное тряпье, но даже никогда и не подходил к рядам, где им торгуют.

Теперь предстояло попасть на поезд, а документов-то нет… Оставался один выход – ехать на вокзал и просить проводников подвезти, те документы не спрашивают. Черкесов сел в трамвай и добрался до вокзала, снова выпил горячего кофе и слегка отогрелся. Купил нормальные сигареты, Алкины курить он не мог, впечатление такое, будто одни ароматизаторы вдыхаешь. Но теперь он экономил – купил сигареты без фильтра. Вышел на улицу покурить. И вдруг…

– Предъявите ваши документы, – кто-то тронул его за плечо.

Черкесова обдало жаром, а перед глазами все поплыло. Он оглянулся, увидел двух молодых откормленных ментов. Это называется – стопроцентное невезение! Собственно, почему ментам не попросить документы? Рожа у Черкесова заросла щетиной, вид удручающий.

Один из милиционеров вежливо повторил просьбу и добавил:

– Мы не потому просим вас предъявить документы, что вы похожи на Хаттаба, просто положено проверять.

– Видите ли… – начал осторожно Черкесов. – Меня ограбили. Забрали вещи, документы…

– Та-ак… – протянул первый мент. – Значит, документов не имеется.

– Я еду домой, – начал объяснять Черкесов, надеясь все же, что его не задержат, но тут же услышал суровое:

– Пройдемте с нами.

Черкесов понуро поплелся за ментом, второй шел сзади. Прошли несколько метров, и тут, сам от себя не ожидая такого, Черкесов сорвался с места и побежал. Менты рванули за ним. Черкесов пробежал вдоль вокзала, но за остановкой троллейбусов его настигли, ведь он сильно ослаб, затащили за какой-то закрытый киоск.

– Ах ты, падаль вонючая… – прошипел первый мент и ударил Черкесова под дых.

Напал и второй. Они поупражнялись на Черкесове в боксе, а когда тот свалился на землю, били ногами. Затем обыскали. Забрали все деньги, шапку, мобильник, сняли часы. Пнули еще напоследок и ушли, пригрозив:

– Попробуй вякни, паскуда. В обезьянник определим, там тебе и вовсе потроха отобьют.

Черкесов лежал на заснеженной земле, пока не утихла немного боль в теле. Сел. И заплакал. Он плакал беззвучно и горько, утирая кровь с лица. Все, прощай, Москва, прощай помощь приятеля. Хотя чем тот мог помочь, Черкесов плохо представлял. Так, рисовал, успокаивая себя, радужные картинки, подпитываясь надеждой. Он плакал, потому что очутился в безнадежном положении, потому что стал никем, потому что незнаком с тяготами жизни обычного человека. И было ему ужасно жалко себя. Мелькнула мысль: хорошо, что он не взял с собой пистолет, оставил его в отцовском доме. Нашли бы его менты – еще бы хуже, наверное, было. Он замерз, страшно замерз. Тяжело поднявшись, Черкесов натянул на голову капюшон куртки, поплелся на пригородный вокзал, сел в электричку и зайцем вернулся назад, в Гороховку.

Он медленно брел по проселочной дороге к деревне, засыпанной снегом, брел из последних сил, чувствуя боль не только в теле, но и внутри. А впереди его ждал дом отца, такой же холодный, как и все кругом. У него нет еды – Василий Романович за два дня съел даже ананас с бананами, нет ни копейки, ничего нет. Оставалось только повеситься на галстуке. Но Черкесов хотел жить. Даже в этом ужасающем положении он хотел жить.

Наступили сумерки. Он совсем плохо соображал, когда, уже не таясь, добрался до дома и взялся за калитку. И тут увидел свет в окне у соседей. Молодая женщина что-то делала, то появляясь в освещенном проеме, то исчезая. Наверняка она накрывала на стол. Черкесов подумал, что там, в ее доме, тепло и уютно, там есть еда… Он уже совершенно бессознательно переставлял ноги, и они привели его на соседский двор. Но Василий Романович дошел всего-то до середины – силы оставили его, и он сначала рухнул на колени, промычал что-то бессвязно, а затем повалился лицом в снег…

* * *

Лиза надела фуфайку, накинула платок и выскочила во двор. Надо накормить козу, это прихотливое животное, ведь без молока-то никак нельзя. Корова – слишком хлопотно и много кормов требует, а коза хоть и капризная, все же с ней легче. И тут Лиза вскрикнула от неожиданности.

Посредине ее двора лежал ничком человек и не двигался.

Прежде всего она подумала о средствах обороны, а то ведь соседей не дозовешься: справа дом пуст, слева баба Нюра и дед Михей живут, они старики и глуховатые. Лиза огляделась по сторонам. Людей не заметила, да и деревенские собаки молчали, значит, поблизости нет чужих. Осторожно обогнув лежащего человека, Лиза прошла в сарай к козе, где хранились крестьянские орудия труда, схватила вилы и вышла.

Человек так и лежал. Пьяный? Лиза несмело приблизилась, боясь с его стороны ловушки, затем коснулась вилами спины. Мужчина не пошевелился. Да жив ли он? Лиза аккуратно, стараясь не поранить пришельца, просунула вилы под его грудь и постаралась перевернуть. Он застонал и слегка развернулся, Лиза увидела его лицо, узнала.

– Василий? – вырвался у нее возглас удивления. Она присела перед ним на корточки, дотронулась до щеки с кровоподтеком. И снова услышала лишь стон. Поднялась. – Как ты здесь оказался? И почему избит? Куда ж тебя деть?

Недолго думала. Взяла его под мышки и потащила в баню. Она не знала, долго ли он пролежал на снегу. Если обморозил лицо, то сразу в тепло нельзя. А в бане нормально, достаточно тепло и сухо. Понадобится – можно отогреть его по полной программе. Втащив Черкесова в предбанник, Лиза оставила его на пороге, открыла дверь в парную и заволокла туда. Подложив ему под голову мешок, побежала к соседям и попросила разрешения позвонить.

Баба Нюра и ее муж дед Михей – натуральные куркули, скаредные и зажиточные еще с молодости. Наверное, так и надо жить, зато у них дом со всеми удобствами, телефон, стиральная машина-автомат и прочее. Баба Нюра возит в город продавать яйца, кур и уток, которых рубит сама. Рубит и ей кур, ведь Лиза трусливая, крови боится, а уж убить живое существо, хоть и предназначенное в кастрюлю, рука у нее ни за что не поднимется.

Старики пили чай с конфетами и пряниками.

– Ну, звони, звони, – разрешила баба Нюра. – А кому?

– Алло, Андрей? – закричала в трубку Лиза, будто было плохо слышно. Непривычно ей уже было разговаривать по телефону, в деревне она им пользовалась крайне редко. – Извини, ты не мог бы срочно приехать ко мне? Спасибо, жду.

– А кто ж это у тебя, Лиза, намедни ночевал? – осведомился дед Михей и тут же зашипел на бабу Нюру: – Че толкаешься? Спросить нельзя? Не чужая она нам, соседка. Вон и Веронику нянчим…

Лиза смутилась. М-да, не хватало ей пустых пересудов по деревне.

– Да чего ж спрашивать! – степенно отпивая чай из пол-литровой чашки, сказала баба Нюра. – Не знаешь, что ли, чья джипа? А туда же, все тебе расскажи. Ну, Лизонька, ты правильно делаешь. Мужика нынче всеми силами завлечь надо.

– Да никто его не завлекал, приехал нас с Вероничкой поздравить, – объяснила Лиза, краснея, и поспешила уйти.

Она выскочила на улицу, дошла до своей калитки и остановилась. Вскоре показался свет фар. Андрей выпрыгнул из машины, размашистым шагом приблизился, а она не знала, что говорить.

– Случилось чего? С Вероникой?

– Идем в баню, – выпалила Лиза и открыла калитку, пропуская Андрея.

Он опешил, однако прошел во двор, бормоча:

– А почему в баню?.. Ну, можно и там. Вероника ж не спит…

Лиза не нашлась, что сказать в ответ, запоздало сообразив, что Андрей явно воспринял ее приглашение в баню определенным образом. Вошли, она протянула руку к выключателю, но тут Андрей сгреб ее в охапку и принялся целовать. Теперь опешила Лиза, не ожидавшая подобного напора, но от поцелуев голова ее пошла кругом, перехватило горло. Если бы вчера он повел себя так же решительно и смело, она не устояла бы, но сегодня…

– Погоди, Андрюша, – упираясь руками в его грудь, вымолвила она.

– Лиза… – шептал он между поцелуями, сжимая ее до хруста костей. – Лиза, если бы ты знала…

– Да постой ты! – Она оттолкнула его. – Я не за тем тебя звала.

– А зачем? – более чем удивленно протянул Андрей.

Лиза нащупала выключатель, загорелся свет. Она толкнула дверь парной и включила свет там, а затем посмотрела на щурившегося Андрея, приглашая взглядом войти. Он заглянул в парную…

– Кто это? – спросил Андрей, разом помрачнев, видя лежащего на полу мужчину.

– Это Василий Романович Черкесов. Его отец жил с моим дедом по соседству, два года назад он умер, ты не знал его. Странно, почему Вася здесь очутился, да еще избитый? Черкесов занимает в городе важный пост…

– Как ты сказала? – вдруг ожил Андрей. – Черкесов? А ну-ка, идем.

Он схватил за руку Лизу и потащил в дом. Она семенила за ним, ничего не понимая. В доме Андрей усадил ее на стул, взглянул на часы и включил телевизор. Переключая каналы, бормотал:

– Сейчас… как раз время новостей. Черт, тебе антенну следует поправить, сигнал плохой. Так, кажется, будут новости на этом канале… только видимость плохая.

Изображение, действительно, было неважное. Заканчивался какой-то боевик, и Лиза в полном молчании лишь косилась на Андрея, а тот скрестил на груди руки и исподлобья глядел на экран. После рекламы на экране появилась девушка-диктор, которая противным голосом произнесла:

«На нашем канале последние новости. Сегодня состоялись похороны депутата городской думы Черкесова Василия Романовича».

Андрей многозначительно взглянул на Лизу, она же рот открыла от изумления. Новая картинка появилась на экране – торжественные похороны, а голос за кадром скорбно вещал: «Тридцатого декабря Черкесов Василий Романович трагически погиб в своей машине, которую неизвестные преступники взорвали у супермаркета на улице…»

Андрей не стал больше слушать, выключил телевизор и уставился на потрясенную Лизу. После долгой паузы она наконец произнесла:

– Но ведь он жив…

– Угу, – кивнул Андрей зло. – Чиновники живучие. У них, как у кошек, по девять жизней.

– Почему ты злишься? Тебе-то он ничего не сделал…

– Просто терпеть не могу чиновников. И этот наверняка такой же мерзавец, как остальные. Я часто бываю в городе, знаю. Раз взорвали его, значит, заработал.

– Так говорить жестоко…

– Понимаешь, Лиза, я бывший военный, видел много жестокости. Но на войне жестокость понятна, там вступают в силу другие законы. А в обычной жизни жестокость пострашней, потому что незаметна, исподволь делается. Жестоко оставлять людей без работы, жестоко обманывать их, отнимая последние гроши, жестоко посылать на войну, которая нужна лишь таким чиновникам, как этот… в бане.

– Андрюша… что же мне делать?

– Выставить его вон.

– Не могу. Ты же видел, в каком он состоянии. Это бесчеловечно.

– Бесчеловечно? – вскипел Андрей, схватил стул, поставил перед Лизой, оседлал его. – Пойми: это с его стороны бесчеловечно было приползти в твой дом. Если его взорвали, а он каким-то чудом спасся, об этом узнают те, кто его взрывал. Значит, они придут сюда и тогда прикончат не только его, но и тебя с дочерью. Доходит до тебя?

– За что?! – вскрикнула Лиза, испугавшись не на шутку.

– За то, что прятала его. За то, что знаешь слишком много. Они ведь не будут вдаваться в подробности, что тебе известно. Раз прятала, значит, в курсе его дел.

– Каких дел? Я не видела его давно…

– Скажи, Вероника от него? – вдруг спросил он.

Лиза потупилась, чувствуя, как краска заливает лицо, но пролепетала:

– Почему ты так решил?

– Жалости в твоих глазах было слишком много, когда смотрела на него.

– Это еще ни о чем не говорит…

– Мне говорит о многом, – отрезал он и направился к двери.

– Андрей, – кинулась к нему Лиза, схватила за тулуп и уткнулась лбом в его грудь. – Пожалуйста, не бросай меня с ним. Между нами ничего нет… и не может быть. Пусть он встанет на ноги, тогда я прогоню его. Андрей…

Он взял в ладони ее лицо, заглянул в глаза, словно проверял, правду она говорит или врет. Потом по-дружески обнял и сказал:

– Я не собирался тебя бросать, Лиза, всего лишь хочу взглянуть на этого… в бане. Пойдем посмотрим вместе.

Они вернулись в парную, где лежал Черкесов. В себя он не пришел. Андрей осмотрел его, признаков обморожения не обнаружил и повернулся к Лизе:

– Топи баню. Этого козла согреть следует, иначе окочурится.

Через час в бане было жарко. Андрей выставил Лизу, разделся сам и раздел Черкесова. Причем не церемонился, ворочая его. Наконец привел Василия Романовича в чувство, хлеща нещадно веником и приговаривая:

– Чтобы ты пропал, чиновничье отродье. Вот тебе! Получай!

Черкесов повел соловыми глазами и промямлил:

– Где я?

– В бане! – зло хлестанул его веником Андрей.

– Больно… Ты кто?

– Дед Пихто, – шмыгнув носом, отозвался Андрей. – Садись!

С трудом Черкесов сел, не соображая вообще ничего, даже забыв, что на него покушались и что в Ростове его ограбили менты, вдобавок избив до полусмерти. Он сейчас ничего не помнил, только бессознательно боялся всего на свете, особенно голого незнакомца с веником и с неприятным шрамом на лице. Андрей окатил его холодной водой из ведра, и Черкесов задохнулся, упал на полок. Постучалась Лиза, сразу же в щель просунула простыни, полотенца и закрыла дверь. Андрей набросил на Черкесова простыню, другой обернул себя вокруг бедер и вышел к Лизе в предбанник. Она обеспокоенно спросила:

– Может, его в дом перенести?

– Обойдется! – гаркнул Андрей. – Тащи матрас, кидай на пол. Здесь поспит.

Вскоре ложе было готово. Андрей взвалил Черкесова на плечо и перенес из парной в предбанник, бросил на матрас безвольное тело. Быстро оделся, поглядывая с неприязнью на лежащий полутруп, затем укрыл его одеялом и пошел в дом.

Но Лиза не дала ему раздеться и выпить после бани хотя бы чайку. Она накинула на себя фуфайку и платок, велела идти за ней. Они пришли в дом отца Черкесова, стоявший открытым. Осмотрев дом, остатки еды на столе, гору окурков в тарелке, кровать и ведро с обгоревшими головешками, повертев в руках пистолет и стопку бумаг, тоже лежавших на столе, он выдал резюме:

– Значит, Черкесов жил здесь несколько дней. Ну и свинарник развел! Несправедливо людей называют свиньями. У свиньи есть место, где она ест, место, где спит, и место, где испражняется. А тут… человеком надо оставаться в любых ситуациях.

– Пойдем отсюда, – потянула его за рукав Лиза.

Она поставила на стол коньяк, недопитый в новогоднюю ночь, и закуски. Андрей осушил полстакана, закусил скромно и стал собираться. Лиза сидела как на иголках, полная самых разных мыслей и сомнений. Неизвестно откуда взялось у нее чувство вины перед Андреем, будто втравила она его в скверную историю. С другой стороны, беспокоила перемена в Андрее, а связывала Лиза ее с появлением Черкесова, который свалился как кирпич на голову. В-третьих, не проходило волнение после поцелуев в предбаннике – значит, Андрей действительно увлекся ею, а появление Черкесова может оттолкнуть его. Маленький эпизод в бане вдруг возродил в Лизе мечты о счастье. И стало беспокойно на сердце. Однажды такие мечты пошли прахом, а в душе на долгие годы поселилась обида. Лизе не хотелось стать для Андрея чем-то временным и снова попасть на языки всей деревни. И четвертым, перевесившим сомнения, был страх – она боялась, что сейчас Андрей уйдет и… навсегда. Неужели Черкесов разрушит то, что не успело еще начаться, а было так близко? И Лиза приняла решение – подошла к Андрею, взялась за шарф на его шее и тихо произнесла всего одно слово:

– Останься.

– Не сегодня, – хмуро буркнул тот в ответ. – Если я останусь сегодня, ты будешь думать, что я взял плату с тебя. Не хочу так. Да и ты не хочешь, я же вижу.

– Андрюша, зачем я тебе нужна? Столько девчонок, ты богатый…

– Ха-ха, – коротко и грустно хохотнул он. – Богатый спит у тебя в бане. А я всего-навсего крестьянин с немалыми долгами на плечах. Лиза, я очень этого хотел… совсем недавно… но сегодня… нет. Это должно быть по-другому, потому что иначе у нас все пойдет не так… До свидания.

На прощание он лишь коснулся губами ее губ. Поцелуй получился братский. Наверное, Андрей прав, и Лиза не готова. Однако краска стыда залила ее лицо, будто она сделала Андрею неприличное предложение. Собственно, так оно и было.