Размётка и сигнальные огни, с этой стороны, по крайней мере, почти не просматривались. Ангары были наглухо закрыты, а на самом поле не наблюдалось ни одного самолёта или вертолёта. Но, несмотря на всю эту внешнюю заброшенность, территория была явно обитаема. Ему были хорошо видны посадочные прожекторы, необходимые для успешного приземления воздушного судна в ночное время, к тому же, поросшую бурьяном взлётную полосу, которую Максу удалось разглядеть слева, несомненно, использовали по назначению. Хотя он и не смог с этой позиции выяснить что-то более конкретное и узнать, например, как часто это происходило. Но самое главное, он сразу заметил, как в одном из маленьких окошек серого, унылого, с почти плоской крышей здания, загорелся тусклый, желтоватый свет, приглушённый спущенными жалюзи.

– Вот она моя цель, – глядя на это узкое, слабоосвещённое окно, – прошептал Макс, убирая бинокль, ввиду его полной бесполезности из-за наступающей темноты. – Вот кому я смогу задать вопросы, сразу, как только найду способ проникнуть на территорию. А я его обязательно найду, – добавил он уже про себя.

Постепенно наползала плотная и неприятно ощущаемая всеми органами чувств темнота. Словно она была материальной и имела массу, вкус и запах. От влажной земли, где замерев в абсолютной неподвижности, внимательно всматриваясь и вслушиваясь, готовясь уловить нехарактерные звуки окружающей его обстановки находился Макс, тянуло пряной сыростью. В воздухе не было ни малейшего движения. Стояла напряжённая, словно затаившаяся тишина. У майора Корвина, абсолютно неотличимого от кряжистого клёна, к которому он прислонился, возникло стойкое ощущение, что это оцепеневшее молчание, и неумолимо надвигающаяся ночная темнота, и этот лес, и умолкнувшие до утра птицы и биение неизвестной ему, находящейся в отдалении жизни, и даже те приглушённые, едва различимые звуки, что доносились до его чуткого уха, всё затаилось в каком-то едином порыве, словно в старой игре «замри», и точно так же, как он сейчас, к чему-то жадно прислушивается.

Бесшумно передвигаясь, он вытащил складной нож, срезал несколько длинных веток, сложил их определённым образом и устроил себе нечто вроде короткой лежанки, на которую и опустился, скрестив по-турецки ноги. Вокруг, по-прежнему, было тихо и безветренно. Макс достал телефон и позвонил своему бывшему сослуживцу Леону Барра. Перед этим, проанализировав создавшееся положение, майор пришёл к выводу, что ему может понадобиться помощь определённого рода. А лучше всех с таким неординарным заданием мог справиться именно Барра. В этом Макс не сомневался. Лео – это тот человек, который был ему сейчас необходим. Он доставит то, в чём нуждался майор, максимально быстро и не задавая лишних вопросов.

Так и получилось. Леон его выслушал, кое-что уточнил, и сказал, что ему понадобится около трёх часов, чтобы доставить товар. После этого он посоветовал Максу время ожидания провести с пользой, по возможности отдохнуть, но при этом не терять бдительности.

Корвин грустно улыбнулся: старый, добрый Лео, его друг, земляк и прирождённый военный, которого стечение обстоятельств вынудило оставить военную службу, для которой он, вне всякого сомнения, был рождён. Леон, как и раньше верен себе. Только он мог «особый жилет», о котором просил его майор, с подкладкой, «утеплённой» гексогеном и С-4, назвать товаром, говоря при этом таким тоном, словно речь шла о доставке заказа из интернет-магазина. После того, как его уволили из армии, он вернулся в родной город и с головой ушёл в семейный бизнес, строящийся на весьма рискованных сделках с недвижимостью. И там с его приходом, дела пошли в гору. Макс знал, что Лео в настоящее время очень состоятельный человек. Возможно, действительно, талантливая личность талантлива во всём. А может, причина была в наивно-искреннем и беззаветном отношении Барра к тому, чем бы он ни занимался. Он так отдавался делу, что полностью растворялся в нём, забывая обо всём остальном. Да, в каком-то смысле из-за этой безоговорочной веры и фанатичной преданности в идеалы добра и справедливости, которым он так самоотверженно служил и далеко не всегда миролюбиво отстаивал, Барра и заработал репутацию, мягко говоря, весьма эксцентричного человека, а также прозвище «Чокнутый Лео». Но только Макс, в том, что касалось Лео Барра, был уверен, как минимум, в двух вещах:

во-первых, зелёные береты, вне всякого сомнения, потеряли в лице Барра, одного из лучших своих бойцов, а во-вторых, Макс не верил тем, кто говорил, что у чокнутого Лео основательно поехала крыша. Хотя справедливости ради стоит заметить, что для этого были все основания. После того, как его контузило в Ираке, он долго восстанавливался, но всё-таки вернулся в строй. И служил с той же, если не большей самоотдачей, что и раньше, пока не случился тот нелепый инцидент, когда Лео такой же бледный, как огромное и слепящее, словно эмалированное солнце, которое высоко в бесцветном небе висело над ними в Багдаде, оттирая рукавом окровавленный рот, выстрелил в своего командира. Тот оказался серьёзно ранен. Дело постарались спустить на тормозах и это почти удалось. После скоротечного военного суда, Леона наскоро комиссовали с неприятной, но не очень разборчивой записью в медицинской карте, и теперь уже без права на восстановление. Самое интересное, что и Ричард, сержант, с которым у Лео случился конфликт, тоже вскоре после этого срочным порядком уволился из армии.

Никто так и не узнал, что между ними тогда произошло. Кто-то списывал всё на взрывной и конфликтный нрав Лео, кто-то говорил о том, что здесь не обошлось без женщины, самая же меньшая часть очевидцев этого события, к которой принадлежал и Макс Корвин, были уверены, что Лео стало известно о массовом, зверском уничтожении гражданского населения, в котором не последнюю роль сыграл и их сержант.

Вот такой он был Леон Барра, бесстрашный фанатик и надёжный друг, ограниченный солдафон, которому Устав заменил Библию и примерный семьянин, в чьей груди, надёжно запрятанное, билось горячее и доброе сердце. Вот кого вытянувшись сейчас на самодельном, из ветвей и листьев топчане ждал майор Корвин, в тот самый момент, когда до его уха долетел утробный, мерно нарастающий звук свернувшей на грунтовую дорогу грузовой машины. Корвин быстро и бесшумно скатился с лежанки и распластался на животе, полностью сливаясь с лесным ландшафтом. Хотя в этом не было особой необходимости. Разглядеть его в темноте с дороги, вряд ли представлялось возможным. Военный грузовик М-939, крытый брезентом, остановился возле открывающихся ворот, которые пропустив транспорт, глухо щёлкнув, сомкнулись за ним.

Макс снова посмотрел на часы. Машина стояла у ворот не меньше семи секунд. Какая возможность упущена! А до приезда Леона оставалось ещё около двух часов. И это при условии, что всё пройдёт гладко, и не случится ничего непредвиденного. Макс набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. У него появился чёткий и довольно простой план. Он усмехнулся, при слове «простой». Наверное, рассуждал Макс Корвин, действительно нет однозначно плохих или хороших событий. Только неплохо было бы понять, какие плюсы у этого испытания. Он сжал кулаки и резко помотал головой, чтобы избавиться от хлынувших в просвет оставленный переживанием о дочери, тревожных мыслей. Затем, чтобы переключиться, бесшумно и пружинисто поднялся и сделал несколько разминочных и дыхательных упражнений. После чего, ещё раз осмотрев окрестность и прислушавшись, позвонил бывшей жене. Линда ответила мгновенно, словно держала телефон в руках и с нетерпением ждала именно его звонка. Хотя, скорей всего, – подумал он, так оно и было. Из разговора с женой Корвин узнал, что известий о Вики всё так же никаких не было, но полиция взялась за поиски немедленно.

– Они прямо не говорят, но судя по всему предполагают киднеппинг, потому что несколько раз у меня спрашивали, не звонили ли нам с какими-либо требованиями, – женщина прерывисто вздохнула, – Макс, они и тобой интересуются, спрашивают, где ты… Возможно, им кажется подозрительным твоё отсутствие… Я, разумеется, постаралась их убедить…

– Линда, я понял, послушай меня, – тихо проговорил Макс, – просто, запомни, если я не выйду на связь в ближайшие несколько часов, сообщишь полиции, где, согласно программе слежения наша дочь была в последний раз. В трубке раздались глухие рыдания.

– Линда, милая, я прошу тебя, – быстро заговорил Макс, – это ничего ещё не значит… Я найду нашу дочь, обещаю тебе…

– Где ты, Макс? Мне страшно…

– Я там, где ещё пару часов назад находилась Вики, а возможно и до сих пор здесь… Сейчас я пришлю тебе точные координаты, передашь их полиции, если я до утра не свяжусь с тобой…

Макс вытянулся на лежанке и прикрыл глаза. Он знал, что ни один посторонний, не относящийся к естественным звукам шорох, не ускользнёт от него. Грузовик назад пока не выезжал. Корвину оставалось только ждать, а затем привести свой план в исполнение. Он подумал, о том, что позади него находится учебная база, на которой он был однажды полтора десятка лет назад. Когда сегодня он возвращался сюда, то заметил полуразрушенную военно-спортивную полосу препятствий, покорёженные штурмовые лестницы, выгоревшие учебные мишени для пулевой стрельбы. Всё было уныло и заброшено. Майору почему-то было неприятно смотреть в ту сторону. Возможно потому, что всё это одинокое, постепенно растворяющееся в небытие место уже не относилось к миру живых, и потому казалось дурным предзнаменованием. В связи с этим, Макс размышлял о странном зигзаге, который сделала его судьба. Разве он мог подумать тогда, пятнадцать лет назад, что снова окажется здесь, да ещё и при таких обстоятельствах? Что будет прятаться в унылой лесополосе, в которой тоже чувствовалось что-то временное, что-то уходящее? Он вспомнил, как сегодня у забора прочитал несколько предупреждений, висевших, надо полагать, по всему периметру. Одно из них особенно ему запомнилось. На продолговатом прямоугольнике из листового алюминия крупными, чёрными буквами было написано – Частная территория. Вход воспрещён. В случае вторжения будут приняты меры вплоть до самых крайних.

– Ну да, – шёпотом проговорил майор Максимилиан Корвин, – понятное дело… Это, конечно справедливо, но только и вы тогда уж будьте добры, не обессудьте, – Люди у которых похищают детей, готовы к самым крайним мерам… Более того, ради спасения своего ребёнка, эти люди часто совершенно сознательно на них идут.