«О, как же мне хочется быть образцом…»

О, как же мне хочется быть образцом
Весёленькой сказки с хорошим концом.
О, как же мне хочется быть легкокрылым
Носителем радости, счастья мерилом,
Прямым доказательством, фактом того,
Что горестных мигов здесь ни одного.
А если они и случаются в сказке,
То не отменяют счастливой развязки.

«Жизнь на мою попалась удочку…»

Жизнь на мою попалась удочку
И под мою танцует дудочку,
И делает, что я хочу,
Я ею, как хочу, верчу,
И ей самой, пожалуй, нравится,
Что я смогла с ней как-то справиться,
И ей не надо бить ключом,
Не надо думать ни о чём,
Переживать, что планы рушатся.
Ей подобает только слушаться,
Из нас верёвки не вия…
Ох, грёза сладкая моя.

«Как хорошо, когда само собой…»

Как хорошо, когда само собой,
Когда само собой всё происходит,
Когда удача нас сама находит
Под кровлей серой или голубой,
Когда стихи, гуртом ли косяком,
Идут ко мне, да так легко при этом,
Как будто бы идут весёлым летом
Ко мне по росным травам босиком.

«Как к этой жизни отношусь?»

Как к этой жизни отношусь?
Да я никак не отдышусь,
С утра до вечера напасти,
И никакой над ними власти.
Я скоро в отпуск попрошусь —
В короткий, внеочередной,
И чтоб напасти – ни одной.
Что, что? Такого места нету?
Я поищу по интернету.
А вдруг найду я рай земной.
Пусть захудалый, три звезды,
До моря три часа езды.

«Нетленку пишут на коленке…»

Нетленку пишут на коленке,
Меж делом, улучив момент,
В вагоне, прислонившись к стенке
Под нудный аккомпанемент
Колёсный, пишут на обрывке.
Ей не помеха толкотня.
Её творят, снимая сливки
С земного будничного дня.

«Вдруг взять да и затихнуть навсегда…»

Посвящается Демису Руссосу.

Вдруг взять да и затихнуть навсегда,
Лечь спать живым, а утром не проснуться,
Лечь спать живым, а утром не вернуться
В тот мир, где есть года и города,
В тот мир, в котором можно умереть
От счастья и от горя, и от боли,
Где у тебя назначены гастроли,
Известны дни, когда ты должен петь.

Спасибо, что он песни не унёс
С собою, что он песни нам оставил,
И copyright, что он на них поставил,
Не помешал мурлыкать их под нос,
Когда ложимся и когда встаём.
Мы так за жизнь успели их усвоить,
Что остаётся только их присвоить,
Как комнату, в которой мы живём.

«А в чём интрига? В чём интрига?»

А в чём интрига? В чём интрига?
Интрига – в ускользаньи мига,
В чередованьи тьмы и света,
В большой живучести сюжета,
Который – живы мы, не живы —
Плодит, плодит свои извивы.

«Кто пролетел? Кто прошуршал крылами?»

Кто пролетел? Кто прошуршал крылами?
Сейчас скажу, но это между нами:
Дни пролетели, пронеслись лета.
А что же там мелькали за цвета?
Что это были за цвета, за краски?
Скажу, но ты не придавай огласке —
То были птицы пёстрого пера:
Все твои «нынче», «завтра» и «вчера»,
Твои кануны, коих больше нету.
А почему всё это по секрету?
А потому что боязно спугнуть
Их тайный сговор удлинить твой путь,
Их тайный план свершить такое чудо,
Чтобы не дать тебе уйти отсюда.

«Здесь родилась и здесь же я росла…»

Здесь родилась и здесь же я росла,
Гоняла мяч, когда была весна,
А в том районе я с ума сходила,
И места я себе не находила,
А там явился ты меня спасать,
А там бульвар, где начала писать
Стихи про то, как трудно жить на свете,
А там и сям гуляли наши дети,
На том трамвае ездила домой
Или из дома. Это город мой —
Мой мир, что мной изъезжен и исхожен
И без меня, конечно, невозможен,
И невозможен, и непредставим,
Поскольку каждый шаг мой связан с ним —
С тем миром, что пируя иль скучая,
Живёт себе, меня не замечая.

«На грани взлёта и провала…»

На грани взлёта и провала
Живёшь всю жизнь и горя мало.
То круто вверх, то круто вниз,
А то на ниточке повис.
Висишь и держишься за ветер,
Поскольку больше не приметил
Нигде опоры никакой.
Есть только воздух под рукой.

«И нота с птичьего крыла…»

И нота с птичьего крыла
Легко, как пёрышко, упала,
И вмиг страницей нотной стала
Тропинка, что тиха была.
И эти ноты на снегу
Ведут себя так музыкально,
Звучат они так уникально,
Что, кажется, и я смогу
И вдохновляться, и парить,
Словами лёгкими сорить.

«А надо буковку сменить…»

А надо буковку сменить,
Одну лишь букву, и короста
Налипшая уйдёт и просто
Заметней станет жизни нить,
Что извивается, дрожит…
Лишь надо слово «убиваться»
Чуть изменить и упиваться
Той жизнью, что гудит, блажит.

«Вдохнуть бы мокрую сирень…»

Вдохнуть бы мокрую сирень
И быть живой. Живой и только.
И верить, что всего лишь долька
Счастливой доли этот день,
Где ранним росам нет конца,
Где к соловьиному оврагу
Бежит тропа, где ветер влагу
Сдувает с юного лица.

«И как я оказалась в результате…»

И как я оказалась в результате
На склоне лет, на спуске, на закате?
Я, вроде, не сюда держала путь,
Я просто шла и шла куда-нибудь,
Ведь не стоять же тупо на дороге,
Тем более, когда так резвы ноги,
Тем более, что я люблю гулять.
Ну и кого теперь мне умолять,
Просить, чтоб разрешили задержаться?
Ну перед кем теперь мне унижаться
И доводы какие привести,
Чтоб разрешили время провести
Добавочное на упрямом спуске?
Ну что сказать? Пишу стихи по-русски?

«А то, что ты ищешь, – оно где-то между…»

А то, что ты ищешь, – оно где-то между
Отчаяньем полным и слабой надеждой,
Оно между музыкой и тишиной,
Меж твердью небесной и твердью земной,
Оно в промежутке, в просвете, в зазоре
Меж тем, что зовётся здесь «счастье» и «горе»,
Меж лёгкими шторами на сквозняке,
Меж всеми словами в бегущей строке.

«Итак, кому предъявим счёт?»

Итак, кому предъявим счёт?
Всё улетает, всё течёт,
День гаснет, время убегает,
Попутный ветер помогает
Ему стремительней бежать.
Кого же к стенке-то прижать?
Ну кто готов остановиться
И слушать, как истец, истица
Пытаются назвать, спеша,
Всё, от чего болит душа?

«Какие там науки точные?»

Какие там науки точные?
Есть только ручейки проточные
Текущих вод, где ищем брод,
Есть лишь текучий небосвод.
Жизнь – это дивное поветрие.
Ни алгебра, ни геометрия
Не могут толком объяснить,
Как ткётся тоненькая нить
Ранимой жизни. Ткётся, вьётся
И почему однажды рвётся.

«И что ни день, то день текущий…»

И что ни день, то день текущий,
Который бредит райской кущей,
Мечта о ней его влечёт,
И он поэтому течёт.
И можно ли стоять на месте,
Коль вечно долетают вести
Невесть откуда, что вон там
Всё то, за чем мы по пятам
Летим с мгновения зачатья,
Нас ждёт, раскрыв свои объятья.

«Я догадалась, слава Богу…»

Я догадалась, слава Богу,
Куда мне деть зарю, дорогу,
Лучистый краешек небес,
Запорошённый снегом лес,
И птиц, и солнечные пятна…
Мне долго было непонятно,
Как задержать немного их.
Тогда я сочинила стих
И поместила лес и сойку,
И небеса в свою постройку.

«Всё по местам Господь расставит —…»

Всё по местам Господь расставит —
Тепло придёт, и снег растает,
И станет радостно совсем,
Вернётся жизнь, но не ко всем.
Хоть не ко всем она вернётся,
Но сад мой бедный встрепенётся,
И хор, покинувший мой сад,
Ликуя прилетит назад.

«Как это всё употребить —…»

Как это всё употребить —
И лес в снегу и в блёстках иней?
Нарисовать пейзажик зимний
И к стенке гвоздиком прибить?
О, как, однако, тяжело
Иметь с красою зыбкой дело!
Вот всё взяло и пролетело,
Что сильно за сердце брало.

«А жизнь ещё покуда в моде…»

А жизнь ещё покуда в моде,
И за неё не грех цепляться,
Не грех, одевшись по погоде,
Пойти немного прогуляться.
Она сама тебе покажет
Все потайные закоулки,
Она сама тебе подскажет,
О чём подумать на прогулке.
За свойство то молчать, как рыба,
То говорить красно и страстно,
Ей не забудь сказать «спасибо»,
Она обидчива ужасно.

«Но это же время. Ну что с него взять?»

Но это же время. Ну что с него взять?
Оно ведь бежит и летает, как хочет,
Ему всё равно, что тоска тебя точет,
Когда небеса продолжают сиять.

Но это ведь жизнь. Что поделаешь с ней?
Ну нет на неё, как известно, управы,
И, хоть её речи бывают корявы,
Не стоит просить: говори, мол, ясней.
Не будь её речь столь темна и тиха,
Ни музыки не было бы, ни стиха.