Через пару секунд прямо передо мной вдруг возникла недоумевающая Юркина физиономия. Он дернул дверь на себя, одновременно поинтересовавшись:
– Что ты сказала?
Я держалась за ручку с обратной стороны, и поскольку ничего подобного не ожидала, то от рывка вывалилась из ванной в коридор. Увидев меня в одном нижнем белье, одноклассник несколько обалдел, и глаза у него стали большие и круглые. Я взвизгнула и рванула назад, с размаху захлопнув дверь ванной. В то же мгновение раздался вопль – в суматохе я не заметила, что правая Юркина рука оказалась в опасной близости от дверного косяка. Первым порывом было снова высунуться в коридор, но, взяв себя в руки, я плюнула, вытащила из корзинки с грязным бельем халат и быстро напялила.
– Юрка, – выскочив из ванной, я по слабым жалобным стонам на слух определила, что он на кухне, – что с тобой?
Лапкин стоял возле раковины ко мне спиной, из открытого крана текла холодная вода. Он оглянулся, и во взгляде мгновенно появилось страдальческое выражение. Я подошла ближе. Вытащив руку из-под струи, Юрка продемонстрировал свой большой палец.
– Юрочка, – раскаивающимся тоном затянула я, бессознательно отводя взгляд в сторону, – прости, пожалуйста, я нечаянно… от неожиданности…
Первая фаланга большого пальца была рассечена и здорово кровила. Ноготь неумолимо синел, а сам палец опухал на глазах. Юрка взглянул на меня, и в его лице отразилось нечто самоотверженно-героическое.
– Пустяки… Не волнуйся…
– Я тебя перевяжу…– заторопилась я, про себя добавив: «Если только в обморок не грохнусь!»
К горлу подкатывала тошнота. Я засуетилась. Разыскав перевязочные средства, трясущимися руками принялась обрабатывать рану. Юрка молчал, изредка бросая на меня косые взгляды, и в какой-то момент мне даже показалось, что все происходящее ему весьма нравится.
В обморок я все-таки не грохнулась. Кое-как остановив льющуюся кровь, озабоченно сказала:
– А вдруг перелом? Тебе в травмапункт надо…
– Ага, – он согласно кивнул, – потом… как-нибудь…
Кротко вздохнув, я тоже кивнула и, нервно сцепив пальцы, предложила:
– Может, чаю?
Процесс заварки прервал телефонный звонок.
– Полчаса уже названиваю этому паразиту, так не берет трубку и сотовый отключил… Как тебе это нравится? – загрохотал в трубке сердитый голос подружки.
Дождавшись паузы, я ласковым голосом сказала:
– Юра у меня…
– Чего? – хрюкнула Мегрэнь. – У тебя? Погоди-ка, сейчас приду…
Переступив порог, Мегрэнь окинула мой халат неодобрительным взглядом и сердито сказала:
– Я, конечно, все понимаю, но, по-моему, совсем ты моего брата не уважаешь! Ты бы его еще без штанов встречала… Гость все-таки!
Мы с Юркой переглянулись и дружно потупились. Однако я хорошо успела разглядеть в его глазах нахальных чертей, прямо-таки синеющих со смеху.
Теперь я вполне могла удалиться в комнату и переодеться в спокойной обстановке.
Вернувшись через пару минут, я прервала какой-то весьма эмоциональный разговор, причем, увидев меня, родственнички явно сконфузились. Хорошее воспитание не позволило мне пристать с расспросами, и я, достав чашку, уселась рядом. Было довольно интересно узнать: с чего вдруг мой бывший одноклассник повадился таскаться сюда, словно на работу, всячески игнорируя такое полезное достижение науки и техники, как телефон? Однако я молчала, усердно всматриваясь в непроглядные чайные омуты.
Молчание начало затягиваться. Наконец Мегрэнь кашлянула и поинтересовалась:
– Что с пальцем?
– Да ерунда, – дернул плечами Юрка, – бандитские пули изрешетили меня всего…
– Ясно, – хрюкнула сестренка, – небось молотком шарахнул…
Я продолжала гадание на чаинках, а мой гость ухмыльнулся:
– В самую точку попала! Дедуктивный метод твой небольшой черепок освоил в совершенстве.
Мегрэнь начала медленно надуваться, набирая воздух в легкие, но старший братец быстро остудил ее пыл одним единственным вопросом:
– А зачем вам, ягодки мои, вдруг понадобился подпольный миллионер?
Дружно вытаращившись на Юрку, мы в один голос спросили:
– Какой?
– Убиенный…
– А-а-а?
В потрепанной записной книжке престарелой пенсионерки – телефон подпольного и, если я не ослышалась, убиенного миллионера? Но Юрочка не иначе как решил нас окончательно добить, поэтому прибавил:
– А ювелир вам на кой ляд?
Тайка молчала и выглядела совершенно пришибленной. Думаю, я смотрелась ненамного лучше. Известие, согласитесь, неожиданное, но главный вопрос – что сказать Юрке? Несмотря на демократию и другие родственные чувства, он вполне был способен вправить младшей сестре мозги на место, да так, чтобы они находились там достаточно долго. У меня с Юркой, конечно, совсем другие отношения, но выяснять его мнение о происходящем мне почему-то тоже не хотелось.
«Вот, – мысленно зашипела я, испытывая где-то в глубине души что-то вроде морального удовлетворения, – я говорила! Я предупреждала! А он, судя по выражению физиономии, еще не все козыри из рукава вынул…»
Я оказалась права.
– Четыре месяца назад в своем загородном доме… – начал Юрка, словно читал лекцию, – был убит известный предприниматель, коллекционер и прочая Пекунько Захар Петрович. Пятидесяти восьми лет от роду. В доме Пекунько находился один, и однажды темной ночью был задушен самым банальным образом. Дом был ограблен, в нем много чего интересного было, поскольку коллекционировал Пекунько не спичечные этикетки, а антиквариат. Что еще можно добавить? Ах, да! Дело имело большой общественный резонанс, поэтому вел его наш отдел, и я в том числе. Преступники найдены не были. Должен вам сказать, что такие преступления совершают вовсе не для того, чтобы попадаться… Дело явно заказное, вероятнее всего, для коллекционера работали. Ты что, Таисия, не помнишь этого дела? Да все газеты писали, тебе-то стыдно такое не помнить!
Если Тайке и было стыдно, она весьма удачно это скрыла. Пока я судорожно ворочала извилинами, тщетно пытаясь придумать, как усыпить все возрастающую подозрительность бывшего одноклассника, она вдруг поджала губы и небрежно тряхнула кистью:
– Твой убиенный Пекунько нам вовсе без надобности. Кто там еще? Шверг и Конь?
Я насторожилась, одновременно пытаясь придать лицу безразличное выражение и сообразить, куда клонит подружка.
– Ладно! Шверг Зиновий Михайлович, москвич, восьмидесяти пяти лет, проживает по адресу: Большая Грузинская… По профессии ювелир, последние годы официально нигде не работает, однако в своей среде, несмотря на далеко не юный возраст, пользуется непререкаемым авторитетом. Занимается только изделиями хай-класса… Я ясно выразился? Так вот… Попасть к нему можно лишь через доверенных лиц и только по рекомендации… Это вам тоже неинтересно?
Тайка небрежно дернула плечами и, с шумом отхлебнув чаю, проронила:
– Думаю, нет… Дальше, пожалуйста.
– Конь Зинаида Игнатьевна, москвичка, пенсионерка. Проживала на улице Паршина, в возрасте девяносто двух лет скончалась в декабре прошлого года…
Брат не закончил еще свое повествование, а Тайкины губы вдруг скривились, словно она раскусила кислую конфету, глаза увлажнились, и из груди вырвался тяжкий стон. Не успев сориентироваться, отчего же последнее известие произвело на Мегрэнь столь сокрушительное впечатление, я на всякий случай тоже загрустила, опустив глазки вниз.
Юрка умолк, в задумчивости прикусив нижнюю губу и взирая на нас с некоторым скептицизмом. Я подавленно вздыхала, качая головой и с нетерпением ожидая, когда же этой артистке надоест валять дурака. Ей наконец-таки надоело, и она подняла на меня печальные глаза.
– Света, конечно же, это Зинаида Игнатьевна! Как я могла забыть! Понимаешь, Юра… – Тут она переключилась на брата и принялась полоскать ему мозги с таким нахальством, что я даже оторопела. – У Татьяны Антоновны была подруга, и мы хотели рассказать ей о том, что случилось… Но вот как ее звали, у меня из головы совершенно вылетело! Помнила только, что на букву «З» имя начинается…
Но водить себя за нос Юрка не позволил.
– А откуда ты взяла эти фамилии с инициалами?
Мегрэнь запнулась на мгновение и, поднимаясь с табурета, мимоходом махнула рукой:
– Да валялась у нас бумажка, совершенно случайно… Так, ладно, ребятки, пора! – Она озабоченно глянула на часы. – У меня свидание сегодня, а я еще не готова!
Она вышла в коридор, я встала и, опасаясь, что Юрке взбредет в голову остаться, пошла следом. Оставаться с ним наедине, чтобы расхлебывать Мегрэнин бред, я не могла. К счастью, он проявил чуткость и удалился вместе с сестрой. Захлопнув за ними дверь, я покачала головой:
– Миллионер? Ювелир? Что дальше-то будет?
***
В воскресенье мне удалось прекрасно выспаться, что само по себе было подозрительно: по всем законам жанра меня давно должна была разбудить Мегрэнь с очередной сенсацией. Однако никто не ломился в дверь, телефон тоже молчал, я поскучала и встала с постели. Машинально пережевывая завтрак, я размышляла о том, что мечта моя – хоть раз спокойно провести выходной день – наконец-то сбывалась, но это почему-то не доставляло ожидаемой радости. Факт, что Юркино вчерашнее сообщение оставило подругу равнодушной, беспокоил и настораживал.
Близилось время обеда, когда меня окончательно заела скука. Я пыталась смотреть телевизор, читать, даже вязать, но мысли бродили где-то далеко, и руки никак не соглашались вступать в хоть какое-нибудь взаимодействие с мозгами. В конце концов я скрипнула зубами и взялась за телефон.
Тайка не снимала трубку так долго, что я забеспокоилась. Деваться ей было некуда, она должна быть дома, так нет…
«Она же вчера на свидании была! – вдруг подумала я. – А если не вернулась?»
На Мегрэнь это совсем не похоже. Я нахмурила брови, но тут наконец наша девица проявилась: «Алло?»
Я замешкалась с ответом. Голос у подружки был такой, будто она только что проснулась или пьяна в стельку.
– Тайка? – уточнила я.
– Ну? – то ли подтвердили, то ли удивились на том конце провода, и я решила перестраховаться:
– Таисию Алексеевну можно?
– Свет, ты чокнулась, что ли? Это ж я…
Я на всякий случай еще раз глянула на часы и озаботилась:
– Ты, случаем, не заболела?
– Нет, – обреченно вздохнула Тайка и выдала: – Я влюбилась…
Сраженная наповал, я умолкла. Честно говоря, подобного легкомысленного заявления после первого свидания я ну никак не ожидала. Чтобы вот так с ходу впечатлить мою подругу, кавалер непременно должен был совершить нечто из ряда вон выходящее. Например, плюнуть на ботинок постовому милиционеру или, на худой конец, стать лауреатом Нобелевской премии. И то, и другое было практически нереально. Однако, как бы там ни было, я сразу увидела в сложившейся ситуации свой плюс: судя по сильно поглупевшему голосу, Мегрэнь своим кавалером увлечена не на шутку, и, как следствие, вполне естественно, всепоглощающий интерес к потрепанной коричневой папочке у нее малость поугаснет. Я снова обрету покой, жизненное равновесие и наконец съезжу в отпуск за границу, о чем давно мечтаю. Но тут где-то в самом дальнем углу черепной коробки кто-то противным гнусавым голосом поинтересовался: «А оно тебе надо?»
– Что же произошло?
Из трубки долго неслись томные вздохи, потом подруга забулькала:
– Мы сидели в шикарном ресторане… В отдельном уголке… С фонтанчиком… И со свечами… Потом гуляли по набережной… Он читал мне стихи… – Я хмыкнула, а Мегрэнь снова завздыхала и с чувством загундосила: – «И перья страуса склоненные в моем качаются мозгу…»
Я изумилась силе воздействия поэзии на неокрепшую девичью психику.
«Волшебная сила искусства», – решила я и вслух согласилась:
– Ты право, пьяное чудовище…
Видно, Мегрэнь стихи в исполнении кавалера до конца не дослушала, поэтому за «чудовище» обиделась.
– Сама ты… А коньяк хлещешь – иному мужику не угнаться… Короче, я пришла домой в половине шестого утра и хочу спать.
Пожелав подруге приятных сновидений, я дала отбой.
Итак, у нас появилось новое увлекательное занятие, которое, если смотреть трезво, гораздо больше подходит молодой красивой девушке, чем безудержное копание в далеком, к тому же чужом, прошлом.
– Вот и славно! – громко сказала я и с непонятной маетой глянула на карту, лежавшую на краю стола. – Оно и к лучшему…
Я потянулась через стол и ткнула карту указательным пальцем. Она скользнула по гладкой столешнице и неслышно шлепнулась на пол.
***
– Светка! – заверещала телефонная трубка. – Какое сегодня число?
Я ответила.
– А день?
– День всех влюбленных, – ядовито пропела я, глянув на часы.
Нормальные люди в это время ужинают, Мегрэнь же явно потягивалась в постельке.
– Всех влюбленных? – засомневалась Тайка. – Так это вроде в феврале?
– У нас круглый год, – порадовала я.
Подруга хрюкнула, показывая, что юмор оценила.
– Тебе, дорогая, не понять. Ты не любила.
Настала моя очередь хрюкнуть. Не то чтобы она была права…
– И каковы ближайшие планы пылких влюбленных?
– Через двадцать минут Игорь должен позвонить… Мы в киношку намылились… – забормотала Мегрэнь голосом, полным томного идиотизма.
Вот оно как! Тут я полюбопытствовала:
– Интересно, а откуда вообще этот Игорь взялся? Я имею в виду там, в парке? Кто он такой и чем занимается?
– Студент, учится… Сказал, что шел от приятеля и услышал наш писк…
– А мы пищали? – усомнилась я. – Что-то я не припомню…
– Пищали, не пищали… Какая разница? Впервые на жизненном пути столкнулись с настоящим мужчиной, а ты, как инспектор детской комнаты милиции… Человек героизм проявить хотел, а у тебя сразу подозрения… Или, по-твоему, интересоваться мной можно только с корыстными намерениями?
– Конечно, нет, – торопливо сказала я, хотя, возможно, мой голос звучал не совсем искренне. – Просто я хотела сказать, что как-то это все… необычно… Браслет в сквере отыскал… Как, интересно? На ощупь или визуально?
Чувствовалось, что мои рассуждения подругу здорово раздражают. Попикировавшись еще минут пять, мы распростились явно недовольные друг другом.
Я прошла на кухню и сунулась в холодильник. На автопилоте выудив кефир, взяла стакан и устроилась на подоконнике. После разговора с Мегрэнью на душе остался какой-то весьма противный осадок. Нельзя сказать, что мы поругались, но и нормальным наш разговор тоже назвать нельзя. Не успел появиться этот самый благородный Игорь, как мы начали ссориться.
«Может, просто ревную? – задумалась я. – То Тайка дня без меня не могла прожить, а теперь, пожалуйста: все выходные с… героем-заступником. Хотя, – я глубоко вздохнула, – закон природы, ничего не поделаешь…»
Машинально оглядывая полный ребятни двор, я вдруг заметила на въезде сияющий красный «Опель». Он бодро подкатил к нашему подъезду, я почему-то встала и отступила за занавеску. Через несколько секунд из «Опеля» нарисовался Игорь. Он встал возле открытой дверцы, повертел немного головой и вдруг помахал мне рукой. Чертыхнувшись, я шагнула назад. Ну вот, теперь они подумают, что я за ними подглядываю… А машинка у этого Игоря очень недурна…
«Интересно, чего это студент при такой машине ночью по скверам пешком таскается?» – усмехнулась я, наблюдая за выпорхнувшей из подъезда Мегрэнью.
Игорь моментально извлек из машины букет роз и преподнес даме. Та тут же сунула в него свой нос, всем своим видом выражая полнейший восторг. Я плюнула и отошла от окна.
Задумчиво разглядывая телефонный аппарат, я барабанила по тумбочке пальцами и вздыхала. Прошло не менее двадцати минут, прежде чем я решилась.
– Так, как же там… – я напрягала память, стараясь вспомнить цифры, – три… нет, кажется, два… сорок два… двенадцать…
Я слушала монотонные длинные гудки, мое сердце вторило им в такт.
«Зачем я это делаю?» – успела подумать я, как трубку вдруг сняли.
– Квартира Шверга… Я вас слушаю…
Голос бы весьма приятный, однако женский.
– Здравствуйте… Могу я поговорить с Зиновием Михайловичем?
– Кто его спрашивает?
– Э-э-э… – запнулась я, – мое имя ему ничего не скажет…
Женщина посуровела:
– По какому вопросу?
– По личному…
Тут голос неуловимо изменился, и в нем появилась насмешка:
– Будьте любезны, уточните…
Я чертыхнулась про себя. Действительно, какого лешего я ему звоню?
– Я хотела с ним проконсультироваться, – добавив в голос официоза, солидно отозвалась я, – мне надо поговорить о Георгиевской Татьяне Антоновне…
Мое заявление произвело на даму впечатление. Она запнулась, словно тюкнулась лбом о стену, потом торопливо добавила:
– Пожалуйста, подождите одну минуту…
Некоторое время царила тишина, и вдруг в трубке послышался бодрый мужской голос:
– Шверг у аппарата…
Обладателю этого голоса восемьдесят, если я не путаю, пять лет?
– Зиновий Михайлович?
– Да… Кто говорит?
– Здравствуйте! Мы с вами незнакомы… Но я хотела у вас кое-что узнать… – Я закашлялась, волнуясь невесть отчего. – Вы знакомы с Георгиевской Татьяной Антоновной?
– Что? – тихо переспросил мой собеседник, и я испуганно замерла. Голос на том конце провода буквально задрожал от плохо сдерживаемого гнева. – Георгиевская? Татьяна Антоновна? Да кто ты такая? Как ты посмела звонить сюда, мерзавка? Кто позволил тебе? И не сметь больше! Не сметь! Слышишь, что я тебе говорю? Иначе я достану тебя, и ты будешь проклинать…
Я бросила трубку на рычаг и отпрянула от телефона. Руки тряслись, а сердце молотило так, что меня закачало.
– Ничего себе… – с трудом сглотнув, пробормотала я. – Горячий прием… Останется только молиться, что у этого психа нет определителя номера…
Некоторое время я стояла, не в силах повернуться к телефону спиной. Человек, с которым я только что разговаривала, меня не просто напугал, он напугал меня до полусмерти.
– Чертов старикашка, – бормотала я, пятясь на кухню, – чтоб тебя черти слопали…
Я налила себе воды и наконец перевела дух. Господи, да чего же я испугалась? Ведь ничего особенно страшного он не сказал… Но как сказал… Им двигала настоящая нескрываемая ненависть. Казалось, если что-то моего странного собеседника и печалило, так это то, что он не мог достать до моего горла.
– Плевала я на тебя! – сказала я громко, попытавшись представить невидимого собеседника. Получился огромный лохматый старикан с загребущими руками-граблями. – Капиталист, мироед… Ювелир несчастный…
Стянув с полки первую попавшуюся книжку, я уткнулась в нее носом, стараясь всячески себя убедить, что мне жутко интересно. Однако вскоре пришлось признать, что обмануться подобным образом никак не удается.
– Подумаешь… – пожала я плечами, закинула книжку и стала думать.
Хорошая память – одно из моих многочисленных достоинств. Иной раз и рада забыть, да никак. Несмотря на это, на сей раз мне пришлось кряхтеть никак не меньше получаса, потихоньку выуживая из головы мимолетные обрывки.
«В конце концов, – подумала я, – если ошибусь, ничего страшного не случится. А если нет, то хоть любопытство мучить перестанет!»
– Здравствуйте! Могу я поговорить с родственниками Зинаиды Игнатьевны?
На том конце провода молодая женщина растерянно отозвалась: «Э-э-э…», и я торопливо добавила:
– Я знаю, что она скончалась, приношу соболезнования…
Моя новая собеседница реагировала на меня вполне нормально. Я выяснила, что беседую с внучкой Зинаиды Игнатьевны, а зовут ее Лена. Весьма осторожно я произнесла фамилию Татьяны Антоновны, Лена немного задумалась и вспомнила, что у бабушки такая знакомая была, вроде бы они были знакомы долгое время и даже изредка встречались. Встречи Татьяны Антоновны со старинной подругой были для меня неожиданностью. А мне-то казалось, что, кроме Тайкиной бабушки, подруг у нее не было. Однако за последнее время я узнала о Татьяне Антоновне столько нового, что с выводами уже не торопилась.
– Правда, все это было давно, я почти ничего не помню, – сказала Лена, словно извиняясь, – но у нас, кажется, остались фотографии, бабушка как-то справляла юбилей, было очень много народу… По-моему, там и Татьяна Антоновна была…
О проекте
О подписке