– Поберегите голову, Анна Алексеевна, чтоб я вас на слове не поймал! – не поворачиваясь, с усмешкой бросил Мельников. Сидевшие сзади Блинов и Каравайкин одобрительно захихикали. – Я вполне понимаю ваше желание выгородить подругу. И даже могу допустить, что она действительно не посвятила вас в некоторые свои секреты… На самом деле существование у Самарина любовницы – тайна Полишинеля! Об этом знали многие его подчиненные. А Эмма Самарина уехала в Италию вовсе не после ссоры с мужем как утверждает ваша подруга. Билеты, так же как места в гостинице были давно забронированы! И по показаниям прислуги Самарины практически никогда не ссорились…
Словно предоставив мне информацию для размышления, капитан напоследок снисходительно хмыкнул и умолк. Его боевые соратники всю оставшуюся часть дороги сидели как мышки и помалкивали. Я, понятное дело, тоже помалкивала, хотя кое о чём спросить язык чесался. Для чего капитан затеял эту поездку? Чтобы убедить, будто моя подруга тайно крутила роман с женатым соседом, а потом в припадке ревности его шлёпнула? Надеялся, что сболтну что-нибудь лишнее? Зачем рассказывать мне, что о любовнице Самарина все знали? А Эмма тоже знала? Тогда это ей сам бог велел…
Слова следователя абсолютно противоречили всему, что я знала об Алиске. Конечно, ей я верила. Как говориться, с ней я давно знакома, а этого следователя первый раз вижу… И я безуспешно ломала голову до самого города, причем не столько об убийстве, сколько о коварных повадках полицейского.
Когда машина притормозила возле моего подъезда, капитан бросил через плечо:
– Блинов, проводи даму до квартиры…
По-моему, этим он своих товарищей разбудил. Блинов дёрнулся и, сонно моргая, безропотно двинул из тёплой машины в ночную прохладу. Кивнув на прощание головой, я мельком глянула на часы и последовала за оперативником. Близилось утро.
***
Едва я успела почистить зубы, как на столе весело заверещал телефон.
– Шмелёва? – неодобрительно буркнула трубка в ответ на моё жизнерадостное «Алло?». – Вы всё ещё дома?
Дело дрянь… Руководство демонстративно напирает на официоз, значит, одним хихиканьем никак не отделаться.
Я разом поскучнела и заканючила:
– Олег Гаврилыч, я вам всё объясню… Так получилось… Нечаянно… Я не виновата…
Из трубки послышалось возмущенное шипение. Начальство, явно стараясь держаться парламентских выражений, интеллигентно выдохнуло:
– Исключительно аргументированное сообщение… – На большее Гаврилыча не хватило, и он в сердцах гавкнул: – Ты, Анька, вообще когда-нибудь бываешь виновата? Что у тебя всегда, как у дитяти: «Не виновата! Больше не буду?» Тебе сколько лет?
Быстро сообразив, что служебно-воспитательное торнадо благополучно рассосалось, я обиженно отозвалась:
– Женщинам, между прочим, такие вопросы не задают! – И, не удержавшись, хихикнула, представив виновато заморгавшего Кусякина, которого меж собой мы ласково кликали Кусей. – И ты, Олег Гаврилыч, оставь привычку меня по утрам пугать! У меня от этого невроз развивается. А уж если ты забыл, сколько мне лет, загляни в моё личное дело!
Осознав всю глубину своих заблуждений, Кусякин примирительно хмыкнул:
– Кому утро, а кому белый день! Случилось что ли, чего?
Я махнула рукой, хотя Куся этого, понятное дело, не увидел:
– Как-нибудь потом расскажу!
Он, кажется, обрадовался:
– Вот и ладно! Давай тогда махом собирайся и в контору на рысях! Ты мне нужна!
Предложение не произвело на меня положительного впечатления. Махом и на рысях после такой ночки – не для моей лошадки. Деликатно кашлянув, я выступила со встречным предложением:
– Может я сегодня… того? В отгуле?
Гаврилыч только ахнул:
– Нет, святые угодники, вы подумайте! У тебя совесть есть? У нас же сегодня переговоры! Ты что, забыла? Ты хочешь, чтобы я один к этим кровососам ехал?
Пожалуй, сегодня я гораздо больше нужна Кусякину, чем он мне. Этим стоило воспользоваться.
– Возьми с собой Беллу Игнатьевну…
Начальник вспылил:
– Ты бы мне ещё циркового пони присоветовала! Говорю, ты мне нужна, живо собирайся!
– Олег, я правда, так устала за последнее время… У меня вон уже пять отгулов скопилось и хоть бы…
– Я тебе ещё три дам, – решительно перебил мой предсмертный выдох Кусякин. И быстро добавил, – если всё удачно пройдёт!
За три отгула я ему хоть договор о ненападении с сомалийскими пиратами добуду. Я повеселела:
– Замётано! Через сорок минут буду! Так значит, три отгула?
– Два.
– Ты сказал: «Три!» Я слышала! Три!
– Нет, я сказал «Два!» Это тебе спросонья послышалось! – радостно ухмыльнулся коварный Кусякин. – Ну всё! Жду!
И дал отбой.
– Ну, Куся, – мстительно прошептала я, вешая трубку, – тогда я возьму их все! Разом!
***
Остаток дня пролетел столь стремительно, что я спохватилась глянуть время, лишь подъезжая к дому. Часы показывали «00:03». Я расплатилась с таксистом и вышла из машины.
В одном Кусякин был прав – в одиночку он бы сегодня не справился. И поскольку всё, как он сам выразился, прошло более чем удачно, отгулы я получила. Как он и сказал, два. Тогда, как и сказала, я взяла их разом. Получилась неделя.
– Эй, Анна Лексевна! – раздался позади мужской голос.
Я оглянулась. Следом за мной к подъезду шёл Юрка Лапкин, мой сосед… Я с облегчением перевела дух. Во-первых, на Юркином месте запросто мог быть какой-нибудь хулиган, а во-вторых, он-то мне и был нужен.
– На ловца и зверь бежит! – обрадовалась я. – Чего, припозднился, Юрий Алексеевич?
С соседом мы всегда были в прекрасных отношениях и помогали друг другу по мере возможности. Развитию наших добрососедских отношений весьма способствовал совершенный им года полтора назад важный шаг в жизни: он женился на своей бывшей однокласснице. Таким образом, в накладе не остались мы оба: он приобрёл прекрасную супругу, а я – подружку.
– Да вот, решил Светочку на пару недель к тётке в деревню отвезти. Пусть воздухом подышит, козьего молочка попьёт… – Я одобрительно закивала, поскольку знала, что молодая чета ожидает прибавления в семействе. А в подобном положении, чем ещё заниматься, как не пить козье молоко? – Заодно и Тайку туда сбагрил…
Тут на Юркином лице отразилось явное облегчение, и я не удержалась от смеха.
Таисия была его младшей сестрой, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Натура её была деятельна и кипуча и повседневная преснятина её никак не устраивала. Тайка обожала преодолевать непреодолимые преграды и искать приключения на одно, извините, мягкое место. Как правило, чужое и, чаще всего, Юркино. Но подлинным смыслом своей жизни Тайка считала сыск. С младых ногтей решившая идти по стопам брата, в этом году она оканчивала юридическую академию и, подозреваю, готовилась стать не меньше, чем министром внутренних дел.
Мы не торопясь двинулись к подъезду. Юрка жаловался на неугомонную сестрицу, я вздыхала и сочувственно кивала. Однако не у него одного на этом свете были проблемы, на чём я и решила сделать акцент.
– Кхе-кхе! – вежливо кашлянула я в кулачок и, ловко прервав тем самым поток Юркиных излияний, торопливо вставила, – да, Юра, и не говори! Кругом одни сплошные неприятности!
Я выразительно покачала головой и Лапкин, как честный мент, не смог оставить жалобы населения без внимания.
– Чего скисла? Случилось, что ли чего?
– Да не то, чтобы… – я поняла, что наступил самый подходящий момент, чтобы кто-нибудь кроме нас озаботился проблемой Находки. – Но у меня просьба к тебе есть… – Юрка внимал. – Скажи, можно определить по пробке, было ли в бутылке что-нибудь… такое… ну, наркотики или вроде того… – На лице соседа не дрогнул ни единый мускул, однако где-то в глубине глаз словно зажгли потайной фонарик. – Если это было шампанское?
– А откуда у тебя эта пробка? А самой бутылки нет? – поинтересовался Юрка, распахивая передо мной дверь подъезда. – А откуда предположения о наличии посторонних веществ? Кто-то пострадал?
Этих вопросов я не ждала. Я готова была обсудить техническую сторону проблемы, однако Юрка как всегда полез в самую суть. Ну что, рассказывать всю эту дичь про Лисьего соседа?
– Юра, – прижав руки к сердцу, попросила я, – ты, пожалуйста, узнай, есть ли там хоть что-то, тогда я тебе всё расскажу… А то может ерунда чистая, даже неловко объяснять…
С ловкостью фокусника я выдернула из недр сумки полиэтиленовый пакетик и продемонстрировала на просвет. Говоря по совести, глядя на раскачивающийся перед Юркиным носом кулёк с пробкой, я почувствовала себя круглой идиоткой. Вот жалко Бублика здесь нет…
Лапкин посмотрел на нас с пробкой внимательно. В какой-то момент показалось, что он пытается сообразить: не первое ли сегодня апреля?
«Сейчас пошлёт на фиг, – подумала я, – и будет прав…»
Поскольку мы уже добрались до нашего этажа, то остановились возле моей двери. Я как могла, пыталась придать лицу простодушное выражение, но сосед не поверил, и во взгляде появилась подозрительность:
– А ты когда с Тайкой последний раз виделась?
– Давно, Юрочка, давно! – торопливо выпалила я и сделала самое честное лицо, какое сумела.
Если он сейчас решит, что это Тайкины происки, то я ещё и пятнадцать суток могу схлопотать.
– Ну… – протянул, выдержав весьма солидную паузу, Лапкин, – ладно! Если уж тебе очень надо…
И перехватил пакетик, одновременно ещё раз заглянув мне в глаза, словно ожидал, что я передумаю.
– Спасибо, Юрий Алексеевич! – с облегчением выдохнула я. Избавившись от дурацкого поручения, я почувствовала себя гораздо лучше. С другой стороны, если Лапкин пробку всё-таки взял, может это и не так глупо? – Я тебе позвоню…
– Я сам позвоню… – хмыкнул сосед, качая головой и сам как видно, удивляясь своему поступку. – Спокойной ночи!
***
Раскисшая от прошедшего нынешней ночью ливня дорога заставила меня немного поволноваться, пока я топала по ней от остановки, но в итоге всё обошлось благополучно.
Улица Гараевская, где и располагался Алискин участок, была как всегда, тиха и безлюдна. Ничто не напоминало о произошедшей здесь трагедии, и каменные твердыни за высокими заборами были всё так же молчаливы и неприступны. И даже сверкающий золочёный рыцарь на черепичной башенке Самаринского особняка выглядел абсолютно бесстрастным.
– Сова, открывай! Медведь пришёл! – бодро сообщила я Алискиному переговорному устройству, заслышав в динамике тихое, едва различимое «Кто там?» и надеясь хоть немного улучшить подруге настроение.
Когда утром я разговаривала с ней по телефону, то казалось, что другого пристанища, кроме смертного одра у неё уже нет.
Войдя во двор, я сразу увидела в окнах гостиной две прилипшие к стеклу любопытные физиономии. Близнецы.
– Привет! – на крыльце появилась печальная хозяйка и невыразительно махнула мне рукой.
Приветствие более походило на вялое встряхивание градусника, но сейчас от Лисы трудно было требовать большего.
Бледность и синева под глазами бедняжки говорили сами за себя. Едва ли она спала нынешней ночью. Что и говорить, Лисе было чем занять свои мозги, кроме как банальным сном.
Моё появление в гостиной было встречено радостным и весьма громким: «О-о-о-о!!!» Впрочем, всё, что делали близнецы, обрусевшие венгры уже в пятом или шестом поколении, было громким. По-моему, они уже родились басовитыми. Весельчаки, балагуры, неугомонные заводилы… Словом, душа любой компании. То есть, души…
– Витя-Митя! – заулыбалась я, кивая головой. Разбирать кто из них кто, можно было и не стараться. Всё равно не поймёшь. – Как жизнь молодая? Слышала, на последних соревнованиях вам налупили?
Витя и Митя разом поскучнели. Следовательно, слухи были верными.
Выступали близнецы в супертяжах, причем исключительно по очереди. Если один выходил на ринг, второй был секундантом. Говорят, что это сильно деморализовало соперников: работаешь-работаешь в ринге, оглянешься, – а вот опять он сидит, живой и здоровый, радостно скалится!
Меж собой братья всерьёз никогда не дрались, даже в детстве. Зато тыркались и дурачились постоянно, причем продолжали с усердием заниматься этим и по сей день. А поскольку весу в них было хорошо килограмм за сто, то о тишине в присутствии братьев Забалегра приходилось лишь мечтать.
Однако мой весьма ловко и своевременно поставленный вопрос на некоторое время остудил пыл братьев. Поэтому приветственных похлопываний по плечу, от которых запросто можно кувыркнуться на пол и прочих фамильярностей удалось избежать.
– Чаю хочешь? Или кофе? – безо всякого выражения поинтересовалась хозяйка. Отметив мой кивок, вздохнула, – пошли на кухню…
Пока она возилась возле плиты, я присела к столу, размышляя, каким образом исправить подружке настроение. Выглядела она из рук вон плохо. Просто мороз пробирал по коже, наблюдая столь сосредоточенно молчащую Находку. Этак у неё нервное расстройство случится!
Меж тем на кухонные просторы, привлеченные, вероятно, запахом привезенного мной печенья, подозрительно бесшумно подтянулись братья. Несмотря на свои габариты, за столом они устроились тихо и совсем незаметно. Просто втекли как вода в дырочку.
– Алиска, ты чего журналиста нашего обижаешь? – я поняла, что пора, наконец, развеять эту нездоровую атмосферу. В конце концов, никто ещё не умер. То есть, почти никто… – Он пожаловался, что старался, полночи тебе чай заваривал, а ты его подвиг проигнорировала… Взяла и уснула…
Я даже улыбнулась, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что я шучу. Однако подруга развеиваться, похоже, не желала.
– Чай? – в голосе её послышалось нечто, очень похожее на плохо скрываемое раздражение. – Он заваривал чай? Ты думаешь, что Бублик способен что-то заваривать? – Тут она возмущенно фыркнула, всплеснув руками. – Это был не чай! Это… какие-то… писи сиротки Хаси!
От неожиданности я неосмотрительно хихикнула. И в следующий миг мой жалкий писк потонул в грохоте лошадиного ржания, сотрясшего кухню. Дрогнули стекла. Я с перепуга подпрыгнула. Притаившиеся на том конце стола близнецы оценили Алискино сравнение.
Хозяйку это только разозлило.
– Ну, опять затряслись! – раздраженно прошипела она, глядя на хохочущих мужиков.
– Ладно тебе, Лиса, – прилагая усилия, чтобы не присоединиться к братьям, примирительно сказала я. – Хватит! Возьми себя в руки, чего ты злишься? Нельзя же всё время думать об… этом…
– Думать об этом? – вдруг оборвала она меня. – Да у меня секунды свободной нет, чтобы спокойно подумать! Только я присяду на мгновенье, как начинается! Этот болван Бублик, когда вчера уезжал, сказал, что мне нельзя давать скучать! И, поверь мне, они не дают! Если не спят, то рассказывают анекдоты… Потом – то есть, то пить, то… ещё что-нибудь! В бильярдной повесили боксёрскую грушу, и вчера целый день по очереди обучали меня приёмам самообороны! Я так устала, что уже завидую Самарину…
– Да ладно, Алиска! – прислушавшись к страстному монологу, протянул один из близнецов. – А чего ещё делать? – И повернулся ко мне, словно ища поддержки. – Не слушать же, как она на пианине своём пиликает? Тоска с души вон! А так хоть польза! Правда, Анька?
И братья озорно переглянулись и захохотали снова. Алиска посмотрела на меня с выражением и, качая головой, едва слышно вздохнула:
– Ну хоть бы какая-нибудь ручка громкости у них была!
***
Прислушиваясь к дребезжавшему от молодецкого баса плафону люстры, я задумчиво почесала в затылке. Пожалуй, и правда, если не найти достойного противоядия активности близнецов, спокойно поговорить можно будет лишь запершись в туалете… Обведя взглядом кухню, я поняла, что способ деморализовать лучшую половину человечества всё же есть…
Я живо поднялась, сунула свою чашку в раковину и, вытащив из-за крайней тумбы веник и совок, повернулась к активно хрумкающим молодым людям. К слову сказать, привезенное мной печенье кончилось быстрее, чем я успела до него дотянуться. И мне не досталось ни единого кусочка, если не считать того, которым братья жонглировали, после чего он упал в мой чай.
– Витя-Митя! – коварно улыбаясь, позвала я. – Вас ведь Бублик просил об Алиске позаботиться? И чтобы ни один волос с её головы не упал? – Почуяв подвох, братья заволновались и даже перестали жевать. Однако дружно кивнули. Честность было отличительной чертой братьев Забалегра. Я переступила с ноги на ногу и под подошвами громко захрустели крошки рассыпанного печенья. – Так вот: когда она сама посуду моет или пол подметает, то волосы с неё прямо клоками лезут… Придётся вам временно брать всё хозяйство в свои нежные мужские ручки! Витя моет посуду, а Митя пол… Или наоборот.
Несмотря на то, что братья Забалегра обожали валять дурака, надо признать, сами дураками они вовсе не были. И когда хотели, то вели себя вполне разумно и благовоспитанно. Самое главное, чтобы они этого захотели. Похоже, сейчас братья решили, что настал именно такой момент. Иной раз просто удивительно, какую синхронность могут проявлять близнецы!
– Конечно, Анечка, конечно! – они уже так дружно пятились к дверям, что я решила, что они там непременно столкнутся и застрянут. – Только минут через десять… Пятнадцать… У нас сейчас как раз время тренировки… А потом…
Ласково кивая, я проводила их взглядом. Скользнув из кухни, как мыло из-под мокрой пятки, братья исчезли в направлении бильярдной и даже закрыли за собой дверь.
– Сильна! – с уважением сказала Лиса. – Я-то решила, что нет силы, чтобы их заткнуть, а уж чтоб из помещения убрать…
– Я на Бублике тренировалась, – скромно улыбнувшись, ответила я.
Быстренько прибравшись, мы устроились возле распахнутого окошка. Со стороны бильярдной, располагавшейся в пристроенной позади дома веранде, доносились глухие звуки ударов. Это братья терзали боксерскую грушу. Значит, минут сорок вполне можно посидеть спокойно.
– Ну что, ещё звонки были? – спросила я, невольно понижая голос. Когда утром мы говорили по телефону, Лиса сказала, что вчера в течение дня кто-то несколько раз звонил. Однако, согласно наказу Бубликова, трубку снимали братья, и неизвестный абонент не спешил подавать голос. – Думаешь, это… те? Друзья?
Подружка выразительно вздохнула:
– Кто их знает? Может и те… Молчат же, черти! Анька, а с Мельниковым вы про что говорили? От Бублика я никакого толка не добилась…
Я замешкалась, соображая, в какой форме поведать умозаключения следователя, чтобы не очень её разозлить. Начать пришлось издалека:
– Кстати, а куда наш журналюга намылился?
– Сказал, хочет разузнать, чем Самарин занимался. И, вообще, откуда у всей этой истории ноги растут. Сказал, что позвонит.
– Звонил?
– Нет. Ноги, наверное, очень длинные.
Мы совместно запечалились. Нет ничего хуже на свете, чем ждать и пребывать в неведении.
– А сам Мельников проявлялся? – Находка отрицательно качнула головой. Я немного помялась и, с величайшим трудом подбирая слова, исподлобья глянула на подругу. – Алиска… Кх-м! А ты и в самом деле не знала Самарина… раньше? Ну, я имею в виду до того, как вы встретились возле пруда?
Алиска уставилась на меня в изумлении и едва не хрюкнула.
– Ты, Жужу, с дуба рухнула? Я вам что, врать буду? – Теперь она смотрела на меня с негодованием, словно враньё было тем, чем она не занималась ни разу в жизни. – Я бы тебе что, сразу не рассказала?
Аргумент был весомый. Она и в самом деле сразу рассказала, что познакомилась с соседом, который буквально умолил её писать портреты… Будь там хоть какой-нибудь намёк на роман, я бы услышала историю о том, что в первый же вечер он сделал ей предложение руки и сердца, а всю оставшуюся ночь ползал под окнами, умоляя выглянуть хоть на миг и озарить светлым ликом беспросветную мглу… Однако при упоминаниях об Аркадии этого и в помине не было… Но и про «Путь Бога» она ведь рта не раскрыла! И как знать, услышали бы мы об этом, если б не случившаяся трагедия? Всё это странно! Алиска и тайны… Это две вещи несовместимые… Нельзя хранить порох рядом с огнём.
Итак, Алиска продолжала сверлить на меня возмущенным взглядом, хмуря брови и обиженно кривя губы. Я опомнилась.
– Извини, я не это хотела сказать! Просто Мельников… – Насколько смогла, смягчив, я передала ей суть нашего разговора с капитаном. Волосы на голове у подруги встали почти что дыбом. – Вот я и хотела уточнить… Может когда-нибудь… Где-нибудь… В смысле, с чего он это взял?
– С чего он это взял? – словно эхо повторила Лиса, бессмысленно таращась мне в лицо. – Да я и в голове… Даже в мыслях… Давно? Тайна Полишинеля? Аркадий попросил меня пойти на вечеринку три дня назад! При чём тут его сотрудники!?
О проекте
О подписке