6

 
– Собрался на чужбину, в Сибирску сторону,
Пожитки уложилися в котомочку одну.
Не поминайте лихом, оставил отчий дом.
Найдет он смерть, наверно, в холодном крае том,
 

– голос старушки дребезжал.

Веяло от него старинными временами. Кира с Сергеем сидели на сложенных возле забора бревнах. Вначале от них отмахивались, ссылаясь на дела. А дела, как известно, в деревне никогда не заканчиваются. Но все-таки Мария Андреевна, соседка бабы Федоры, за принесенную в баню воду пела тоненьким девичьим голоском песню о тех, кто в конце 18 века по приказу Екатерины был отправлен за крамолу на вечное поселение в Сибирь. Да и вообще лучшие люди часто оказывались в этом дивном, но суровом крае. Что должны были ощущать выдернутые из привычной жизни люди, отправляющиеся на край земли, где и жизнь, казалось, заканчивалась? И выживал здесь только сильнейший. И расселялись они по негостеприимной стороне, и пускали корни в мерзлую землю. Для многих Сибирь становилась могилой. Для иных настоящим домом. И чем глубже врастали люди, тем счастливее они становились. Отлетало все наносное, ненужное. И становилось вдруг понятно, что на самом деле ценно в этой жизни. Честный труд, чистая совесть, согласие с миром и с самим собой. Сибиряки – люди немногословные и, на первый взгляд, не эмоциональные, но настоящие. Песня закончилась, а Кира все еще находилась под впечатлением.

– Мария Андреевна, спасибо.

– Что Федора? – вдруг спросила старушка.

– Да вроде хорошо. Накормила, напоила, спать уложила, – улыбнулась Кира.

– Даже в бане попарила, – хмуро добавил Сергей.

– Рассказыват про свово друга? Кошея Бессмертного?

– А вы в эту историю не верите? – заметила Кира, ей почему-то стало обидно за Федору Ивановну.

– Вот и кот у нее странный, и она сама. Дальше свово носа не видит. А тут узнала, – поджала губы Мария Андреевна, она явно не считала себя подругой Федоры Ивановны.

– Что за Кощей? – спросил Киру Сергей, когда они возвращались обратно.

– Ты вчера проспал безумное чаепитие со Шляпником. Говорит, знает человека, который шестьдесят лет не стареет.

– Пришли Альцгеймер с Паркинсоном и долго руку ей трясли? – мрачно пошутил Сергей.

– Я понимаю, как это звучит, – Кира не улыбнулась.

– Кира, – Сергей вдруг остановился и взял ее за плечи.

Она покусывала травинку и, прищурившись, смотрела на зеленеющий невдалеке лес.

– Что? – холодно спросила Кира.

– Мне плохо, – Сергей убрал руки с ее плеч.

– Это пройдет.

– А если нет?

– Ничто не длится вечно, – Кира повернулась и медленно пошла в сторону избушки Федоры Ивановны.

Это было ровно год назад. А казалось, очень-очень давно. Она снова ехала по знакомой дороге. Кира любила скорость. Убегающая вдаль асфальтовая лента (хорошо, если лента) давала предвкушение новой жизни, нет, жизни вообще. В салоне машины пел низкий странный голос:

 
Сигареты в руках, чай на столе —
Так замыкается круг,
И нам становится
Страшно что-то менять.
 

– Перемен, – подпевала Кира, и нога сама давила на газ. Машина шла легко и послушно. Скоро, правда, хороший асфальт закончился, а грунтовая дорога была испытанием не для слабонервных. Кира закрыла окна. Клубы пыли оседали на боках Сида. К тому же она с сомнением поглядывала на небо. Свинцовые низкие тучи сгрудились на горизонте. Они были прекрасны в своей страшной силе. Было похоже, что совещаться им по поводу дальнейших действий недолго.

– Эпичненько, – подытожила Кира.

Если она не успеет приехать до дождя, путешествие перестанет быть приятным. Ее вдруг снова толкнуло утренней волной. Кира к снам относилась без фанатизма, но Зеланда почитывала и с важностью снов соглашалась. Сегодня проснувшись, она не могла вспомнить свои видения, только обрывки. Странные, тревожные, а вот чувство щемящей, прямо-таки космической тоски помнила хорошо. Она несколько раз пыталась сложить обрывки, но они ускользали, видимо, проснулась Кира в медленной фазе сна. Какие-то необычные во все небо конструкции, очень много света, ощущение невесомости – это все, что удержало сознание. Она чувствовала, что что-то важное было в этом сне. Автомобиль тряхануло на неровностях, ветер, судя по деревьям, усиливался. Впереди Кира увидела одинокую фигуру с рюкзаком за плечами.

– Неужели турист? – удивилась Кира.

Ветер дул мужчине в лицо, кидая в глаза серую пыль. И он обернулся. Кира никогда не брала попутчиков, тем более попутчиков мужчин. Она проехала было мимо. В зеркале заднего вида фигура становилась все меньше, а тучи впереди все больше. До Ужанихи оставалось еще несколько километров, и Кира решительно нажала на тормоза.

Поравнявшийся с ней мужчина был достаточно молод, лет 40—45. Борода его совершенно не портила. Это у современных юношей на тоненьких ножках она смотрелась инородно, словно приклеенная на Новый год к детскому личику борода деда Мороза из ваты. «Но юность, наверно, тем и прекрасна, – думалось Кире, – что смешна и нелепа и совершенно не понимает этого.»

Она еще раз кинула взгляд на мужчину. Лицо загорелое и, кажется, доброе. Да и все его снаряжение говорило о том, что он не деревенский грибник. Одна хорошая кожаная обувь с высокими голенищами чего стоила.

– Неожиданно, – произнес мужчина в открывшееся стекло.

Глаза у него были не просто серые, а как будто подернутые пеплом. И странные. Кира не могла объяснить, в чем была эта странность.

– Сама не ожидала, – согласилась Кира. – Садитесь.

– Не бойтесь меня, – мужчина стряхнул с себя пыль прежде, чем сесть в машину. – Я геолог.

– Никогда раньше не приходилось общаться с геологами, – искренне удивилась Кира.

– Йонас.

– Кира.

– Хорошая музыка, – заметил Йонас. – Настоящая. Как книги.

– Жаль, что ушел рано.

– Все уходят вовремя. Не рано и не поздно.

– Вы так думаете?

Йонас промолчал. Он тоже поглядывал на свинцовую завесу.

– Да, наверно, вовремя уйти – это главное.

– А что могут искать здесь геологи?

– Счастья для всего человечества.

– Думаете, это реально? «И чтоб никто не ушел обиженным»?

– Уже нет. Раньше думалось. Но человечество не хочет быть счастливым.

– По-моему, человечество просто не хочет быть.

Разговор походил на ее любимую игру в бадминтон. Подача отбита, следующий удар. Потемнело как-то сразу. Вначале небо пересек огненный зигзаг, похожий на кровеносный сосуд, и через мгновение свинцовая ткань порвалась. Оказалось, что выражение «льет как из ведра» – это не просто метафора. В машине сразу стало темно, за стеклами тоже. По крыше и лобовому стеклу лились потоки. Кира съехала на обочину и заглушила мотор.

– Чуть-чуть не успели, придется подождать, – печально вздохнула она и с опаской покосилась на попутчика.

– Да, время есть, – подтвердил он без улыбки и посмотрел на Киру.

Кире вдруг стало не по себе. «С ума что ли я сошла? – мелькнуло у нее. – На безлюдной дороге, с неизвестным мужиком. Может, у него в рюкзаке топор. Или чем там они свои булыжники добывают».

Она вдруг вспомнила Чеховский рассказ «Пересолил», и ее осенило:

– Мне тут на встречу друзья выехали. Сейчас, наверно, будут.

Йонас вдруг улыбнулся:

– «Народ здоровый, коренастый… у каждого по пистолету». И на всякий случай у Вас с собой три револьвера. Так, кажется, у Антона Павловича?

Напрягшаяся было Кира покраснела, а потом рассмеялась.

– Не бойтесь меня. Я не опасен, – повторил он. – Здесь ищут озеро. Но пока найти не могут.

Слова его прозвучали, казалось, без всякой связи.

– Что-то такое я слышала. Но разве оно здесь?

– Действительно, вроде бы не здесь. Пять озер – самое известное место в Омской области. Туда приезжают не только геологи. Люди со всего мира. Вы верите в легенды?

– Так странно, что вы спрашиваете об этом именно меня, – задумчиво проговорила Кира. – Но расскажите.

– Существует легенда о том, что когда-то в этом месте упали метеориты или пять частей одного метеорита. От падения возникли котлованы, которые заполнились водой. По одной из версий есть четыре озера: Линево, Щучье, Данилово, Шайтан-озеро, или Урманное. Каждое из них обладает разными целебными свойствами. А пятое так и называется – Потаенное. На картах Потаенного, конечно, нет, дороги к нему нет. Наукой факт существования данного озера не признан. И вообще, путь туда, как говорят местные, открывается только тем, кого озеро принимает к себе. Так вот есть версия, что один из метеоритов упал совсем в другом месте. Гораздо дальше Омска.

– Неужели здесь? Интересно, оно реально потаенное или это миф. Он удачен для привлечения туристов.

– Неизвестно, но все упорно говорят про «Пять озер». В Омске даже водка такая есть. Кстати, местного производства.

– Вы были на всех этих озерах?

– Пятое озеро так и не нашли, – уточнил Йонас.

– Почему вы сказали, что геологи ищут счастья для человечества, – вспомнила Кира.

– Потому что согласно легенде пятое озеро дарует бессмертие.

– И при чем здесь счастье?

– Разве не об этом мечтает человечество?

– Я, конечно, не могу ответить за все человечество, но вряд ли, – задумчиво проговорила Кира. – Бессмертие, по-моему, не в вечной физической жизни, а в том, что человек оставляет после себя.

– Это слова. Просто вам никто его не предлагал.

– Какой-то странный у нас с вами разговор получается. Я точно не стану бороться за ложку элексира.

Йонас внимательно взглянул на Киру:

– Любите Стругацких?

– Кажется, мое поколение не может их не любить.

– Кто вы по профессии?

– Я филолог.

– Тогда представьте: бесконечное время для того, чтобы прочитать все. Изучить языки мира. Читать на языке Шекспира, Мольера, Гомера. Понять истинную красоту того, что ими было создано.

Кира задумчиво смотрела на серую, непроницаемую пелену.

– Вопрос: зачем мне все это, если впереди бесконечность? Мне кажется, острота жизни ощущается лишь потому, что все конечно. Нельзя ценить то, что невозможно потерять. И потом… я узнаю все то, о чем вы говорите. И? Счастье для себя одной? Зачем оно?

– А если за это время удастся найти счастье для всего человечества?

– Убеждена, что человечество мне не поверит. Были прецеденты.

– Вы об Иисусе?

– И о нем тоже. Люди хотят совершать свои ошибки. Вся наша жизнь так не совершенна, – Кира тяжело вздохнула. – Я стараюсь не думать об этом в планетарном масштабе. Есть, наверно, иные миры, где все иначе. Но…