– Переживает она, Дина! Ну что тут непонятного? Потерять мать в таком возрасте – это очень страшное испытание. Ей нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Да еще и сама чуть не погибла, ужасов натерпелась! Тут психиатр нужен, я боюсь.

– Да ходила она уже. У нас здесь клиника хорошая, врачи грамотные. Толку-то что? Еще хуже стало.

Дина Борисовна вдруг тихо заплакала и сказала:

– А мне каково? Я единственную дочь похоронила… думала, внучка заменит потерю, на Машу ведь похожа как две капли воды. А она тоже вон… расстройство только одно!

– Ладно, мать! Ты иди давай к Майе, поговорите по-женски, поплачьте. Вы найдете общий язык. А мне с зятем потолковать надо, – сказал Александр Михайлович и встал из-за стола. – Пойдем, Илья Петрович, покурим, да обсудим кое-что.

Илья привел тестя на лоджию. Он захватил с собой массивную хрустальную пепельницу и поставил ее на низкий столик, приоткрыл большое раздвижное окно, и Александр Михайлович сладко затянулся.

Илья ждал. Ему нетерпелось поскорее узнать о том, что хотел передать ему бывший тесть, почему-то это беспокоило его.

– Ты вот что, Илья Петрович, не обижайся на дочку. Помочь ей надо с горем справиться, молодая еще, жизни не знает, под маминым крылом жила. И вдруг лишилась укрытия, как неоперившийся воробушек: и зябко, и страшно. А все вокруг, конечно, виноваты! И ты в первую очередь: не уберег! У сильного всегда бессильный виноват, и наоборот.

Илье не хотелось развивать эту тему. Жаловаться на Майю было бессмысленно, оправдываться глупо, а соглашаться во всем было против его воли. Он тоже устал, у него тоже горе, и ему так же хреново, а может быть и хуже.

– Александр Михайлович, вы отдать или передать мне что-то хотели? Что-то важное? – спросил Илья, чтобы сменить тему разговора.

– Да. Я думаю, важное. Знаешь, перед самым вашим отъездом в Сочи Маша звонила нам. Она сказала, что отправила нам бандероль, просила ее не открывать и хранить до тех пор, пока она ее не запросит назад. Мы так и намеревались сделать, но когда Маши не стало, решили вскрыть.

Александр Михайлович замолчал и сделал три глубоких затяжки.

– Ну и что там? – не выдержал Илья.

– А там ее дневник, письма и фотографии.

– Какой дневник? Она что, дневник вела?! Я никогда не замечал за ней этого, – растерялся Илья.

– Ну это дело ее, сугубо личное, я так понимаю. А вот фотки очень интересные. Скажи мне честно, дорогой зятек, у вас с Машей были проблемы в семейной жизни?

Задавая этот вопрос, Александр Михайлович одной рукой тушил сигарету в пепельнице, второй рукой оперся о ручку кресла, в котором сидел, и при этом он смотрел на Илью изучающим взглядом. Илья растерялся.

– Что значит «проблемы»? Что вы имеете в виду?

– А вот, полюбуйся.

С этими словами Александр Михайлович достал из внутреннего кармана пиджака небольшую пачку фотографий и протянул их Илье. Тот взял их и сразу же побледнел. Это были его фотографии, где он был снят не один. Вот он сидит в ресторане с Инной Захаровой, она курит сигарету, влюбленно смотрит на него, а он под столом касается ее коленки, и это тоже видно на снимке. Вот другая фотография, где он в бассейне прижал к себе Марину Шевчук, молодую тренершу, которую сам же практиковал. Еще одна, где он с Тамарой Левченко. Они в парке, сидят под деревом, хотя сидит только Тамара, а он, Илья лежит на траве, его голова покоится у Тамары на коленях, а она запустила свою руку ему под футболку.

– Ну, что скажешь? – спросил Александр Михайлович зятя.

– А что тут скажешь? Все это ерунда. За свою долгую жизнь с Марией я конечно же имел всякого рода встречи с женщинами, и по работе и вообще. Но кто-то специально выбирал моменты, чтобы заснять меня в так называемых фривольных позах и в моменты, похожие на интимные. Это все подстроено, Александр Михайлович.

– Ну-ну! А вот это ты как мне объяснишь? – спросил тогда тесть и протянул Илье еще одну фотографию, где он голый в постели с двумя молоденькими девчушками. Это были его выпускницы, Надя и Света, с ними он провел всего один вечер, после этого девушки уехали в другой город на учебу, и он с ними больше никогда не встречался.

– Это уже переходит всякие границы! – выкрикнул Илья.

– Вот именно. И я о том же. Я всегда считал тебя порядочным мужиком, Илья, а ты… извини, но выражаться не буду. Значит так. Забирай всю эту грязь себе, а дневник Марии останется у нас. Рано или поздно он мне пригодится. Бедная моя девочка, она жила с таким негодяем и знала об этом. Она никогда не просила у тебя развода?

– А это не ваше дело. Марии больше нет, и я не советую вам ворошить наше прошлое. Мы были счастливы с ней, она любила меня. А от ошибок в жизни никто не застрахован.

– Ну что ж, прекрасная заключительная речь. Теперь тебе никто не мешает совершать эти так называемые ошибки. Желаю удачи.

С этими словами Александр Михайлович поднялся и вышел. Илья сидел как пригвожденный, в руках он все еще держал фотографии и не знал, как вести себя дальше.

Когда он наконец вышел в прихожую, он увидел, что теща и тесть уже на выходе. Майя стояла здесь же, прислонившись к стене и грустно смотрела на бабушку с дедом. У Дины Борисовны глаза были заплаканные, Александр Михайлович хранил показное спокойствие и наконец, сухо попрощавшись, они покинули их квартиру. Майя тут же повернулась и ушла в свою комнату.

Илья остался один и почувствовал озноб. Он вдруг почти физически ощутил, что над ним нависла какая-то беда, опасность. Волнение и тревога охватили его и захотелось убежать, исчезнуть, уснуть, а проснуться в другом месте, среди других людей, другим человеком.

Это было отчаяние. Он ощутил вокруг себя вселенскую пустоту. Не осталось рядом ни одного человека, которому он был бы нужен. Все его родные отвернулись от него, а те женщины, которые принесли ему все эти несчастья, были такими ненужными ему самому, что он ощутил себя, как в пустом, холодном и глубоком колодце, из которого ему уже не выбраться никогда.

«Галя… есть Галя, которая меня поймет и поддержит!» – промелькнуло у него в голове, и Илья стал дрожащими руками листать телефонный справочник. Колпаковых было на удивление много. Он сразу же отмел тех, которые жили в отдаленных и непрестижных районах, отмел женские фамилии, так как ни одни инициалы не имели буквы «Г», и наконец осталось всего пять номеров. Илья стал звонить и с третьего раза попал туда, куда нужно.

Галина сама подошла к телефону, это облегчило задачу.

– Галина Ивановна? – все же официально обратился Илья.

– Да, я вас слушаю, – ответили ему.

И тут Илья расслабился. Он как будто ухватился за спасательную соломинку.

– Галка, привет! Извини, что поздновато уже, но поговорить надо. Это Илья Сафронов.

– А-а-а, ну здравствуй. Что случилось? Что-нибудь с Майей?

– Да нет, тут другое. Ты знаешь, мне так чего-то плохо, что хоть в петлю головой. Меня и так уже тошнит от всей этой истории, а тут еще Мариины родители приезжали, и тоже туда же. Я, оказывается, причина всех бед и несчастий.

– Ну а что ты хочешь от меня?

Галина ждала ответ. Ей ужасно хотелось почувствовать его слабость, безысходность, ей нетерпелось увидеть его жалким и беспомощным. Может тогда она сможет выкинуть его из головы, почувствовать свою силу и превосходство и расстаться с мыслью, что он ей нужен.

Но Илья у нее этих чувств не вызывал. Ни жалким, ни слабым он ей не казался, а наоборот она почему-то чувствовала в нем попавшего в сети крупного матерого самца, который ищет у нее помощи, чтобы потом отблагодарить.

Как будто в ответ на ее мысли Илья вдруг спросил:

– Мы не могли бы с тобой завтра встретиться? Ты, надеюсь, не работаешь в воскресенье?

– Нет, не работаю. Но с какой стати мы должны с тобой встречаться, Илья? Если тебе нужна моя помощь, как психотерапевта, то запишись…

Илья ее перебил:

– Не нужна мне помощь психотерапевта! Мне просто нужно с тобой поговорить. Мы ведь были друзьями, близкими друзьями, если ты помнишь. А мне сейчас нужен именно друг.

– Поплакаться в жилетку, – закончила Галина его мысль.

– А что, разве это недопустимо? Давай сходим, пообедаем где-нибудь. Хотя бы в «Булонский лес»: жюльен, устрицы, бургундское вино.

– За дорого покупаешь нашу свиданку. Хорошо. Жду тебя у ресторана в два часа, устраивает?

Илья тут же согласился, а сам подумал:

«Не долго она сопротивлялась. Но зато с каким гонором дала согласие! Ну и штучка».

Илья не кривил душой. Встреча с Галиной ему нужна была только для того, чтобы выбраться из вакуума, встретить человека, которому он не безразличен и который сможет ему морально помочь. Затем он переключился на недавний разговор с тестем. Ему было досадно, что его так просто уличили в чем-то постыдном, недостойном.

«Чертовы фотографии! Откуда они взялись? Кто подсматривал, следил за мной? Кому это было нужно?» – размышлял Илья. Он вспомнил про дневник Марии. «Значит, она и дневник вела. Интересно бы почитать. Тоже мне, святая простота. О своих любовниках она там тоже писала, или только меня выставляла в черном свете?» – грустно думал он и постепенно предался воспоминаниям.