///

– Девушка, извините, время не подскажите? – спросил он, невесть откуда возникший возле меня. Я сидела на веранде кафе и с остервенением гоняла остатки льда на дне стакана.

– Не простое, – я приложила бокал со льдом ко лбу и посмотрела на него. – Ох, не простое…

Он улыбнулся тогда в ответ и посмотрел как-то особенно снисходительно. Я была под этим взглядом будто в клетке, постылой тесной клетке. В обессиленном ожидание, когда меня переведут из нее. Когда проходящий мимо смотритель, остановится, посмотрит с сочувствием и скажет: эту не запирайте более – я забираю ее с собой.

Через минуту он сидел напротив. И о чем-то рассказывал. Я не вникала – о чем. Я слушала его голос. Казалось, такой голос можно издать только без легких, – он больше походил на шорох ветра в листве деревьев. И был как воздух после дождя – чистым прохладным и убедительным.

Не скрывая интереса, я наблюдала за ним. Ему было под пятьдесят или около того. Подтянутая фигура, осанка. То, что чаще всего именуется статью. И улыбка. Широкая. Объемная. Магнетическая.

– “Константин Викторович Поленов”, – прочла я на тисненой визитке, возникшей передо мной вслед за приглашением посетить совместно какое-то мероприятие. “Генеральный директор. Строительная группа компаний “Царь Град”.

– Можно просто по имени, – обратился он. – Так я чувствую себя не настолько старым.

– Мне не удобно принять данное приглашение… Константин Ви… Костя, – осеклась я, чуть было не обратившись по имени отчеству.

Он мягко улыбнулся, демонстрируя тем самым, что ему приходятся по вкусу, как я поправляю себя.

– Вы просто моя спутница. Не более. Сразу после мероприятия я отвезу вас домой. Или раньше, – после официальной части, если совсем уж заскучаете. Ничего личного, – поймите правильно.

– И все же, – настаивала я.

– В чем причина? Можно узнать?

– Можно, – кивнула я. – Едва ли найдется в моем гардеробе туалеты под стать вам и статусу предстоящего события.

Он негромко рассмеялся.

– Красивая молодая дама может идти в черном свитере куда угодно, – заговорил он, пробежавшись по мне глазами. – Набери мне завтра, и мы обговорим все сопутствующие детали.

– Пожалуйста, – добавил он и ближе придвинул ко мне визитку.

Я была взволнована. Это было заметно. Но постепенно успокаивалась, слушая его голос и, в который раз отметила, какая от него шла уверенность, сила и власть. О том, что он еще деспотичен, неуживчив и непоследователен в действиях, я узнала позднее. К этому же прибавилась его особая удачливость и высокомерие. Он ко всем относились с легкой улыбкой, – некой помеси теплоты и надменности. Небрежно похлопать по плечу, – было особым его жестом демонстрации превосходства, а укротить непокорного – излюбленным развлечением.

– Для предстоящего мероприятия и пестроты и убранства ты слишком лаконично выглядишь, – выдал он, разглядывая меня, когда я вышла к нему по ступеням торгового центра.

На мне было белое платье простого кроя, забранные на затылке волосы, на ногах босоножки, в руках маленькая сумочка и очки. Большие темные очки. Я приспустила их на край переносицы и посмотрела на него с изумлением.

– Точно! – я сделала акцент указательным пальцем, демонстрируя, что что-то забыла. Затем скинула большой бумажный пакет на плитку, вынула оттуда серый пиджак, расшитый пайетками, цепями и вышивкой, и набросила его на плечи.

– Недаром же кардиналы, которые действительно правят бал, провозглашаются серыми, – улыбнулась я, спускаясь к нему.

– Он улыбнулся в ответ, окидывая меня довольным взглядом: – И этот цвет тебе очень к лицу.

“Пока не скользит по нему”, – добавила я мысленно. “И не ложится тенью…”

Но вместо этого лишь прокрутилась вокруг своей оси, взяла его за руку и повлекла за собой в ритмы играющих уличных музыкантов.

– Я не умею танцевать, – ухмылялся он особенно ласково, когда мы достигли центра пешеходного бульвара и остановились, развернувшись друг к другу. – Я предпочитаю смотреть, как это делают другие.

– Хорошо, – шепнула я, приподнимаясь на носочки. – Когда-нибудь я станцую для тебя. А пока нам нужно потренироваться, чтоб не отдавить друг другу ноги где-нибудь на очередном твоем официальном приеме.

Резким жестом я выдернула шпильку, слегка помотала головой, пуская каскад волос по спине, и положила руки ему на плечи. Далее пространство закрутилось в танце. Я смеялась в голос, запрокинув голову назад. Чувствовала его дыхание на тонкой коже шеи и ключиц. Вдыхала аромат его духов, его тела вперемешку с запахом городского зноя на рубеже лета, свежести неминуемой ночи, и слепящих вспышек цифровых билбордов. Как коротких замыканий восприятия, финальной из которых условились мои растрепанные волосы вперемешку с сединой его жесткой щетины.

Какой все же выдался день!

И, казалось, какие могут быть последствия…

///

“Ты же добрая. Ты всегда даешь людям второй шанс. Так отчего себе – нет?” – думала я накануне, прежде чем отважиться на звонок по номеру на оставленной визитке.

Я лежала поверх одеяла лицом к двери и пялилась на стены, давно требующие ремонта. Жара стояла крепкая и явно не собиралась сбавлять обороты. С самого утра я не могла справиться с ватностью собственного тела и просто лежала, размышляя об организме. О процессе потоотделения. О триллионах клеток в нем, размером меньше толщины человеческого волоса. Об иммунной системе, которая в случае болезни созывает все хорошие защитные клетки на кризисное совещание, где они выбирают лидера-стратега и тот принимают решение, заболеть организму или все-таки побороться.

А побороться бы надо бы.

Надо бы побороться…

Я отмахнулась от назойливой мухи, так и норовящей пробежаться по укромным закоулкам обнаженного тела, и окинула взглядом комнату. Низкий давящий потолок, потертая мебель, разбросанные на полу вещи…

«И вот так ты готова провести всю свою жизнь?» – раздался в глубине сознания вопрос. «Это то, чего ты всегда хотела?»

Муха вызвала очередную порцию раздражения.

Муха ли?

“Чего ты хотела?”

Последние минут тридцать я явно хотела сладкой газированной воды, которой в доме, разумеется, не было. Пришлось сделать над собой усилие – встать, одеться и выйти на улицу до ближайшего магазина.

К вечеру солнце отступало, давая городу прохладу и передышку.

Я брела по скверу нового микрорайона вдоль стильных рядов новостроек. Коробочки из стекла и бетона с закрытой территорией, внутренними дворами, детскими площадками, вечерней подсветкой. Я шла, засматривалась в окна и воображала: что там? За этими окнами? Наверняка, счастье. А что там еще может быть? Когда свое жилье. Да, в таком-то доме.

“Ты ведь тоже такой хотела?”

“Хотела”, – кивнула я и усмехнулась.

Но прежде хотела в нем тепла. И уюта.

Только выяснилось это гораздо позднее…

Прежде для этого нужно было стать сильной.

Я должна была стать сильной. Я такой и стала. В этом, по факту, нет ничего плохого. Абсолютно. Я стала сильная настолько, что даже не пыталась понять тех, кто был слаб. Привыкла требовать от себя максимум и быть обласканной удачей. Ведь она любит сильных. Она им благотворна. К чему обращать внимание на невезучих?

Мне было это не интересно.

Я привыкла, что нет никаких проблем со здоровьем, пара другая болячек – не в счет. С ними я легко справлялась. И вникать в болячки других не было ни желания, ни времени. Я всегда считала, что людей подкашивает не ситуации, не вдруг навалившиеся сложности, а их собственная лень и бездействия. Что они оттягивали на потом и пускали авось то, что требует решения сейчас. Сиюминутно. Своевременного. А не когда подопрет. И ответственности. За последствия. Как принятого решения, так и не принятого. Мое отношение к жизни было непоколебимо: на судьбу сетуют только неудачники и тюфяки. Им вечно не везет. Оно таким и остается. Но всегда в нем находилось место теплоте и душевности. Даже когда прагматизм и упорство брали тотальный контроль над происходящим. Только они-то и уместны там, где во главе стоит цель – добиться того, чего хочешь. Моя голова была забита одним – стать первоклассным финансистом.

И я им стала.

А потом компания обанкротилась.

Не сама. Ей помогли.

Это было очередное подтверждение, что с государством не стоит играть в азартные игры. Тем более, – не зная правил. Ведь есть частные корпорации с десятком акционеров, а есть многомиллионный народ, составляющий государство. Их интересы редко совпадают, точнее сказать, – не совпадают никогда. Одним нужна власть, величие и прибыль, другим – спокойная жизни, крыша над головой, стабильная работа, свободное время, чтоб разводить рассаду на подоконнике. Поэтому первым приходится придавать своим действиям форму защиты, а не нападения. Тогда вторые, – те, кто не хотят нападать, вынуждены будут встать на защиту. Себя, своего спокойствия, своей рассады на подоконнике…, и они сделают это с готовностью.

Найти того, кто выступит провокатором, – особого труда не требуется. Достаточно найти слабого и довести его до отчаяния.

Отчаяние нахлынуло ближе к ночи.

Когда я снова вернулась в четыре стены.

Чертовы ночи! Чертовы стены! Чертовы провокаторы!

Как же я ненавижу весь этот бред!

Я прямо-таки чувствую, как эта тупость закупоривают мне сосуды. Проникает сквозь поры и не дает дышать. Где мне взять силы, чтоб оставаться доброй? Когда мне стало на все наплевать? Когда мне надоело все, что происходит? Все, что я вижу?

В организме с хроническим неврозом чуткость восприятия отрубается дабы не перегреть систему. И вернуть ее к жизни можно, разве что, двойным разрядом. Тогда-то и пришло решение набрать номер с визитки по утру…

///

Утро Константина Викторовича начиналось с чашки горького кофе, перепалки с домработницей и забористой сигареты. Накидывая на ходу бомбер, он утопил кнопку лифта. Двери разъехались. Он уже готов был ворваться, но резко остановился, – внутри с упоением целовалась парочка подростков.

«Старею», – плюнул он мысленно, отступил назад и пошел в итоге пешком.

На улице его поджидал служебный роллс ройс. Они уселся на заднее сидение и профессионально откинулся на спинку.

Здесь и настиг его мой неизвестный еще номер.

Дата приема была озвучена незамедлительно. Место и время выбора подходящего наряда – следом. И я последовала…

///

Огромные светлые комнаты с высокими потолками, антикварная мебель, картины импрессионистов на стенах. Всюду шныряли официанты. Все убранство кричаще демонстрировало уровень жизни с присущей ей роскошью. Меня никогда не смущала подобная пестрота антуража, скорее раздражала роговицу глаз при долгом пребывание в ней, – слишком уж ярко. А однородная масса фраков вперемешку с изысканными платьями, – сплошь черными, – лишь придавала ей большей контрастности. Нанятому «менеджменту» всегда заранее прописывают дресс-код. Как и речь. Как и мнение…. Как у них могут быть «свои», собственно, мнения, если финансируются они получают в одном «окне»? Все это труппа одного театра. Яркая, сильная, языкастая труппа, – бесспорно. И играет правдоподобно, но все же заученный и отрепетированный заранее репертуар.

Я неспешно сканировала глазами зал, не переставая улыбаться вспышкам фотокамер и насмешливым взглядам, обстреливающих меня с первого минуты нашего появления. И силилась понять, какая роль отведена мне в этом спектакле.

Кто я здесь, зачем и что мне делать, – в таких местах не спрашивают. Я и не спрашивала. Марионетки всегда нужны для выполнения грязной работы, чтобы манжеты «миротворца» оставались сухими и чистыми.

“Миротворец” Константин не спрашивал. Всем своим видом он демонстрировал сухость манер и чистоту намерений. В каждом жесте читалось, – он хозяин. Жизни, кампании, каждого момента. И, конечно, всего, к чему прикасался. Он держала меня под руку и увлекал за собой каждым движением. Чрезмерно утрировано, мне казалось порой. Возможно, казалось. Возможно, нервы. Обстановка была новая и, мягко выражаясь, не особо приятная. Однако я не колебалась, – поступала в итоге так, как научила жизнь: задавать меньше вопросом, не высовываться и делать свое маленькое дело. Я встряхнула волосами и поправила перекинутый через руку пиджак. Он не был мне нужен – погода стояла шикарная. Просто рука привыкла, что в ней что-то есть.

– Да, угрозы для тебя здесь немало, – сказала я ему сквозь зубы широко натянутой улыбки.

– Серьезно? – удивился он.

– Абсолютно, – подтвердила я.

– Не понимаю, – он повернул лицо в мою сторону и чуть наклонил голову.

Я потянулась к нему, придавая взгляду, как можно больше тепла: – Не об этом сейчас. Улыбайся, ты же – на светском мероприятии.

– Я не понимаю, – едва уловимая нотка наигранной растерянности скользнула на дне его глаз.

– Не об этом сейчас, – подыграла я. – Улыбайся. И выпрямись. Осанка, говорят, олицетворение внутренней силы и выносливости.

Он демонстративно выпрямил плечи, приобнял меня за талию и подставил лицо вспышкам очередного папарацци. Я почувствовала, как его рука на моей бедре сжала кусок материи. Ответным жестом я уложила кисть на его плечо и вытянулась на оси, сокращая тем самым и без того малое пространство, между нами.

Все эти светские мероприятия… все эти разыгрываемые мизансцены… Способ потакать значимости каждого наполняющего это пространство. И мы были сейчас не исключение.

– Что ж вы снова-то, Константин Викторович? Не успели оправить репутацию после предыдущей шумихи, так опять! – скользкой насмешкой крякнул не моложавый господин, кивая в мою сторону. – Даже спутницу свою не вооружили по заданной теме. Правилами этики не снабдили.

– Я – и есть оружие, – бесцеремонно ответила я, слегка утомившись от цирка на заданную тему. – Детонирую без промедления. И без правил. Особенно на чрезмерное хамство и бестактность. Даже под слоем этики.

Повисла емкая пауза. Я деликатно кивнула и поспешила оставить заунывную компанию.

– Ты специально одобрил мой светлый образ, заранее зная, что мероприятие проходит формате “Black tie”², – спросила я, повернувшись, когда он поймал меня под локоть на выходе.

– Ты была слишком очаровательна. Я не смог устоять, – ответил он с максимальной небрежностью и потянул к себе.

– Иными словами, тебе нужна была “Белая ворона”, чтобы выделиться?

– Скорее лебедь, – улыбнулся он и аккуратно поправил прядь волос, упавшую на лоб. – Хоть что-то светлое в этом смердящем мраке.

– Поистине, пижонство не имеет возрастного признака, – усмехнулась я, накидывая пиджак на плечи, и махнула швейцару знаком подать машину.

– Ты уже уходишь, – не унимался он.

– А есть смысл оставаться? – усмехнулась я.

– Нашла же смысл прийти, – улыбнулся он ответным оскалом.

– Посмотреть, как ты ловко играешься людскими судьбами, разве что, – я пожала плечами. – Увлекательное шоу, жаль, не ново.

Он посмотрел на меня с ноткой презрения и фыркнул:

– Вот, только не начинай. Хотя бы ты не начинай. Устал я от этой нищебродской компетентности.

– Так отдохни, – я парировала натиск. – В своей внутренней пустоте. Она же в тебе необъятная. – Я чуть приблизилась к нему, уперла палец в область его солнечного сплетения и заглянула в глаза. – Там ведь пустота, не так ли?

Он молчал, продолжая сверлить меня оскалом.

– Пустота, – ответила я подобным оскалом, слегка кивнув. – Внутри таких, как ты – пустота. Серость. А в серости же нет места краскам. Так, – оттенки, не более. И с темнотой тебя не смешать, и светом не разбавить.

Я затихла, набирая новую порцию воздуха в легкие. Он по-прежнему молчал. Он выжидал, когда жертва выдохнется, ослабеет, чтоб потом без усилий скрутить ее в своей власти. Известная методика. Действенная. Я понимала, что он делает. Мне не составило труда подыграть ему.

– Такие как ты не меняются. Таких нужно менять, – заговорила я снова. – И лучше до того, как попадаешь под влияние их шарма, харизмы и обаяния.

– Ты боишься меня, что ли? – заговорил он, накрывая мою руку ладонью и распрямляя упертый в него палец.

– Нет, не боюсь, – я мягко покачала головой. – Чего тебя бояться? Даже самый сильный, суровый и влиятельный человек с кем-то должен быть мягким и заботливым. Будь со мной, если осмелишься.

Я вынула свои руку из-под его ладони, обхватила его скулу и провела большим пальцем по губам, чуть надавив, обнажая тем самым ряд его безупречных белых зубов. Он поддался посылу и раскрылся своей улыбкой хищника. Я клацнула челюстью в ответ и улыбнулась левым краешком рта.

Приятно, когда есть взаимопонимание.

С полувзгляда. С полуслова. С полу ухмылки.

Еще приятнее, когда есть понимание, что за всем этим стоит…