Глава 4

– Да пребудет с тобой Сила [1], Хоттабыч! – Именно такой фразой поприветствовал меня товарищ оснаб, когда я открыл глаза.

[1] Знаменитая фраза из популярнейшей медиафраншизы «Звездные войны», которую говорили и джедаи, и не-джедаи, желая удачи.

Пару минут я мучительно соображал, что же, в конце концов, происходит, а потом меня «сломало» в диком приступе истерического хохота. Теперь уже оснаб непонимающе пялился на мое тело, заходящееся в неистовых судорогах смеха. Но черт возьми, я никак не мог остановиться – то ли откат от стресса накатил, то ли нервный срыв, то ли еще какая-нибудь чертовщина. Металлическая кровать, на которой я очнулся, тряслась и поскрипывала в такт сокращению моих слабых старческих мышц, но как оказалось на деле – не таких уж и слабых!

Пока я продолжал хохотать, размазывая трясущимися руками слезы по впалым щекам, командир метнулся к двери и, приоткрыв её, крикнул, куда-то «в коридор»:

– Владимир Никитич! Подойди! Хоттабыч очнулся!

Профессор Виноградов, словно джинн из волшебной лампы, не замедлил явиться на зов оснаба. Владимир Никитич появился в моей старой палате (да-да, очнулся я на прежнем, еще и не успевшем «остыть» от моего прошлого пребывания, койкоместе в кремлевской «амбулатории») как всегда в белоснежном и отутюженном медицинском халате, со щегольски закрученными кверху кончиками ухоженных усов.

– Вот, профессор… – Указал на меня оснаб. – Похоже… совсем «ку-ку» наш старичок!

А меня продолжало «колотить» – уже и в боку закололо, и задыхаться начал. Блин, ну нельзя в таком-то возрасте так гоготать. Но приступ истерический приступ смеха не желал отступать.

Виноградов с интересом поглядел на сотрясающуюся кровать, а потом подошел поближе.

– Похоже, истерика, у нашего дедули, – быстро диагностировал он мое состояние. – Но из комы выбрался – и то хлеб! Тридцать восемь часов на инициацию… С ума сойти! И как только не угробили старика… Хотя, – он вновь внимательно на меня посмотрел, – это еще спорный вопрос…

Медик положил мне на лоб свою сухую крепкую ладонь, немного сосредоточился, и меня потихоньку начало «отпускать». Судороги смеха пошли с меньшей амплитудой, а вскоре и прекратились совсем. Я с наслаждением хватанул немного спертый воздух палаты полной грудью.

– Шпа… шпаши… бо… – выдохнул я с огромным облегчением, шамкая беззубым ртом.

А куда же моя вставная челюсть подевалась? Ах, вот же она – рядом на тумбочке, в стакане с водой. Я вынул её рукой, что продолжала ходить ходуном, и поспешно установил на предназначенное место.

– Владимир… Никитич… – О! Наконец-то могу вменяемо говорить. – Спасибо!

– Ну что, голубчик, успокоились наконец? – полюбопытствовал профессор Виноградов, поглядывая на меня с высоты своего роста.

– Даже не знаю, что на меня нашло, – признался я, усаживаясь на кровати и пожимая плечами. – Как «пробило» на смех, так и не смог сам остановиться.

– Подозреваю истерический реактивный психоз, – ответил профессор.

– А это серьезно? – Я слегка напрягся. – Идиотом не стану?

Может, оно и легче будет – идти по жизни полным дураком, но отчего-то не особо хочется. Мне и старческого маразма за гланды хватает!

Думаю, нет, Гасан Хоттабович, – произнес, улыбаясь Виноградов, – стать полным идиотом, вам пока не грозит… Разве что старческая деменция, годков этак через пять-десять. ИРП – истерический реактивный психоз, – пояснил он, – это кратковременное и полностью обратимое психическое расстройство, которое возникает в связи с психологическими травмами.

– Фух, доктор! – я расслабленно откинулся на металлическую спинку кровати. – Спасибо, утешили! А к старческой деменции я уже давно готов, как пионэр!

– О! Уже шутите, Гасан Хоттабович? – довольно воскликнул Медик, в прошлый раз, кстати, он тоже самое мне говорил. – Отличная тенденция! Скоро на поправку пойдете! И позвольте вас спросить, дорогуша моя, что же вызвало, такую вот неоднозначную реакцию в виде истерического смеха?

– Да как бы вам объяснить-то… – Я задумался, и меня вновь начал разбирать смех.

– А ну-ка… Тихо-тихо, Гасан Хоттабович! – произнес Владимир Никитич, словно успокаивал расшалившуюся собаку. – Спокойно… – Еще бы «фу» до кучи произнес – и прямо-таки бы в точку попал! – Не нужно нам сейчас неадекватных реакций! – добавил он строго. – Поберегите себя!

Но в этот раз я легко задавил подступающий приступ смеха. Интересно, чего он там у меня внутри «подкрутил», когда успокаивал в первый раз? Явно выраженный антипсихотический эффект! Прямо как дозу галоперидола вкатили…

– Владимир Никитич воспользовался блокадой центральных дофаминовых и альфа-адренергических рецепторов в мезокортикальных и лимбических структурах головного мозга, – неожиданно произнес молчавший до этого момента оснаб.

Твою мать! Он что же, опять у меня в мозгах, как у себя в кармане пошарил? – мысленно выругался я, мгновенно восстановив позабытую «Стену отчуждения». – Так, выходит, и профессор Виноградов, тоже «напоролся» на ментальный щуп оснаба?

– Владимир Никитич, Хоттабыч, простите великодушно! – воскликнул Петр Петрович, положа руку «на сердце» и поспешно извиняясь.

– Петр Петрович, – удивленно уставился на оснаба профессор Виноградов, – о чем это вы? Ничего не понимаю! И откуда такие познания в медицине?

– Просто Гасан Хоттабыч задал невысказанный вслух вопрос, – пояснил Виноградову Петров, – я ему озвучил ваш непроизнесенный вслух ответ…

– А! Вот оно что, голубчик! – понятливо закивал Владимир Никитич. – Так вы у меня в голове побывали, драгоценный вы мой?

– Каюсь, Владимир Никитич! – Еще раз извинился командир, прижимая к груди обе руки. – Не подумайте дурного – случайно получилось! У вас обоих эта информация на самой поверхности лежала! И захочешь – мимо не пройдешь… Кстати, – ехидно прищурился оснаб, – Владимир Никитич, а вы когда в последний раз ментальную защиту обновляли?

– Э-э-э… – задумался медик, слегка закатив глаза «под лоб». – Было… как-то… И вроде бы, не так давно… – с сомнением произнес он.

– Эх, Владимир Никитич, Владимир Никитич! – укоризненно протянул Мозголом. – Не умеете-то вы врать! А, лучше и не пытайтесь! Все сроки на обновление защиты уже вышли!

– Да, вот как-то все недосуг, дорогой Петр Петрович… – «сломался» профессор, под строгим взглядом особиста, – замотался-забегался…

– Нельзя же так безответственно относиться к вопросам безопасности сознания, Владимир Никитич! – принялся по-отечески выговаривать Виноградову оснаб. – Вы же понимаете, каких людей вам приходится лечить? Высшее руководство страны! А в какие тайны вольно или невольно вы оказываетесь посвящены? Да любой вражеский шпион без раздумий продаст душу дьяволу за маленькую толику информации из вашей бесценной головы!

– Но я как-то и не подумал, что все настолько серьезно… – потупился Медик.

– Э-э-эх, Владимир Никитич… – Осуждающе покачал головой Петр Петрович. – Если о себе не думаете, то подумайте о том, чем такая вопиющая безответственность может в итоге закончиться для всей нашей страны! Да-да, страны! – не давая профессору произнести ни слова, продолжал нагнетать оснаб. – А в условиях военного времени все ставки возрастают многократно!

– Так… это… – буркнул, покрасневший как рак профессор. – Давненько ему, видать, «не прилетало». – Может, вы мне защиту и поправите?

– Я бы с радостью, – ответил командир, – но порядок должен быть во всем. Пусть вам её тот обновит, кому это по роду службы положено. Обновит, соответствующую пометку в журнал периодической проверки поставит. Чтобы к кому-то в будущем никаких вопросов не возникло – не надо на ровном месте людей подставлять, да и самому подставляться! – Наконец закончил свою поучительную речь Петр Петрович.

– Ох, – вздохнул профессор, – стыдно-то как! Сам молодых Медиков время от времени гоняю за несоблюдение техники безопасности. А в своем глазу «дубья» и не замечаю! Спасибо, Петр Петрович! – искренне поблагодарил он оснаба. – Поставили старого дурака на место!

– Не надо забывать, Владимир Никитич, таких важных вещей! – назидательно произнес Петров, поймав мельком мою улыбающуюся физиономию.

Да уж, «выпорол» он профессора преизряднейше!

– А ты чего лыбишься, Гасан Хоттабыч? – Ну вот, и до меня очередь дошла. – Тебя это тоже касается!

– Так я вроде и никакой защиты не ставил. – Попытался возразить я командиру, но тут же получил жесткий отлуп:

– А должен был! Едва очнулся! Тут же! Поставить! Ментальный Блок! – Резко выплевывал он слова, словно гвозди в крышку гроба заколачивал. – А еще лучше – научиться держать защиту и в бессознательном состоянии! – Он немного снизил накал. – Ты у нас кто?

– Кто? – слегка затупил я.

– Полковник контрразведки «СМЕРШ», на секундочку! А это обязывает! Постоянно! Пребывать! В повышенной! Боевой! Готовности! – Оснаб вновь принялся вдалбливать в меня прописные истины.

– И повышенной подозрительности, – произнес я, пытаясь разрядить обстановку.

– Верное замечание, товарищ полковник! – не поддался оснаб. – Информация, хранящаяся в твоей голове, имеет повышенную ценность! Она особо секретна! И это не шутка!

– Так точно, товарищ оснаб! Какие тут шутки? – согласно произнес я. – Мне в туалет можно без мозговой защиты сходить? Владимир Никитич, хоть вы ему расскажите, – пожаловался я профессору, – насколько у стариков мочеполовая система слабая. А то терпеть мочи уже совсем нет! А впитывающих подгузников у вас еще не изобрели! – я подорвался с кровати, словно и не был дряхлым стариком, и «сверкающим метеором» исчез в туалетной комнате. – Спасибо, товарищи дорогие, что не дали взорваться! А то бы и вас забрызгало…

– Шутник, понимаешь… – усмехнулся оснаб, но нотаций больше не читал.

– Ложитесь, Гасан Хоттабович, – предложил мне Медик, – мне нужно провести вашу полную диагностику…

Я беспрекословно вновь улегся в кровать. Владимир Никитич пододвинул поближе стул, уселся на него и с сосредоточенным донельзя видом принялся водить надо мной руками.

– Ну, вроде бы все у нас неплохо… Даже очень неплохо… Хм, а это интересно… Вы так и не рассказали, голубчик, что же вас так рассмешило вначале? – Виноградов вспомнил момент своего появления в моей палате. – Прямо-таки до икоты…

– Фраза товарища оснаба, с которой он меня сегодня поприветствовал, – пояснил я.

– Я вообще ничего такого не сказал, – пожал плечами оснаб. – Даже не знаю, с чего это Хоттабыча так «понесло».

– Ты сказал: да пребудет с тобою Сила! А это – один в один цитата из известного на весь мой мир фильма о «Звездных войнах». Эту фразу обычно произносили воины-джедаи – этакие Силовики в космосе, владеющие недоступной простым смертным Силой… Ну вот, как так… Вам, может, и не понять… но меня отчего зацепило такой нереальностью происходящего… Даже не знаю, как и объяснить… – Я вконец спекся – да и не мастак я для таких объяснений.

– Ничего особенного, – приободрил меня профессор Виноградов, – обычный нервный срыв. – На вашем месте многие и вообще могли отправиться в мир иной…

– А что со мной вообще произошло? И сколько я тут у вас без памяти провалялся?

– Провалялись вы, Гассан Хоттабович, – ответил на мой вопрос Виноградов, – не очень долго – около полутора суток. Обычная кома…

– Обычная кома? – встревоженно воскликнул я.

– Ну да, обычная, – обыденно произнес Владимир Никитич, пожав при этом плечами. – В своей практике мне часто приходилось диагностировать подобные случаи из-за нарушения мозгового кровообращения.

– Ох, ёш… – не удержался я от эмоционального восклицания. – Ифаркт микарда – вот такой рубец [2]? – И я сложил вместе пальцы на правой руке и, согнув их буквой «С», потряс перед самым носом Виноградова.

[2] Знаменитая цитата дяди Мити из фильма «Любовь и голуби». Реж. В. Меньшов. 1984 г.

– Нет, Гасан Хоттабович, вы что-то путаете! – попытался образумить меня профессор. – Кровоизлияние в мозг – это то, что в просторечии называется инсультом…

– Нешто я не знаю, что инсульт… – Меня опять начало потряхивать от накатывающих судорог смеха. Откуда ж им знать-то, про дядю Митю? До него, до фильма, если вообще снимут, лет сорок, поди!

– Вы видите это, Владимир Никитич? – вновь всполошился оснаб. – Какое-то у него неадекватное поведение после комы…

– Вынужден согласиться с вами, Петр Петрович… – задумчиво глядя на мои ужимки произнес профессор Виноградов. – Однако диагностика не показала каких-нибудь существенных изменений в структуре головного мозга. Да и я, надеюсь, все сделал правильно…

– Да не парьтесь вы, товарищи дорогие! – Мне, наконец-то, удалось победить удушающие волны смеха. – Это из той же оперы, как и… – Я состряпал напыженную физиономию и, все еще продолжая давиться смехом, вытянул вперед руку с раскрытой ладонью и бросил в пространство:

– Да пребудет с тобою Сила!

При этих словах послышался далекий неясный гул. Я ощутил постепенно накатывающую мелкую вибрацию, пронизавшую кровать на которой я находился. Стеклянная пробка на графине с водой, что стояла на прикроватной тумбочке протестующе зазвенела, а по поверхности воды начали разбегаться концентрические круги.

– А ну прекратить! – внезапно заорал оснаб, и его глаза моментально выцвели.

Либо от резкого оклика, либо от испуга, но меня неожиданно пробила настолько сильная икота, что я мгновенно позабыл обо всем. Да я даже вздохнуть нормально не мог!

Как только я отвлекся на икоту «дрожь земли» мгновенно прекратилась.

– Фух! – облегченно выдохнул Виноградов, что стоял рядом с моей кроватью, держась рукой за её спинку. – Пронесло…

– А уж как меня чуть не «пронесло»… – ответил оснаб, глаза которого вернулись к своему исходному состоянию. – Если бы Хоттабыч опять пошел «в разнос»… Боюсь даже представить, что осталось бы на месте Кремля.

– Та это что, я все устроил? – спросил, когда меня отпустила икота.

– А кто же еще? – усмехнулся Петров. – Среди нас других «Потрясателей» как-то не наблюдается! Это, – он указал рукой на Виноградова, – Медик. Это, – уже на себя, – Менталист. Вопрос: кто же из нас троих «Потрясатель»?

– А других кандидатур точно нет? – Попытался я пошутить. – Может, за дверью поискать?

– Несмешно, товарищ Хоттабыч! – Припечатал меня оснаб. – Если бы я «икотой» тебя не задавил… Даже боюсь предположить, чем бы все могло закончиться!

– А как вы, любезнейший Петр Петрович, это проделали? – задал вопрос профессор Виноградов. – Я как Медик могу, воздействуя на определенные органы и точки, вызвать икоту… Но вы же не Медик!

– Я ему просто внушил, – усмехнувшись, ответил оснаб, – он на самом деле лишь думал… Вернее думал и изображал, что очень сильно икает. Вот и отвлекся! Конечно, с опытным Силовиком такой фокус навряд ли пройдет. Но Хоттабыч-то только-только инициировался, и управлять Силой совсем не умеет.

– Хорошо, что вы так вовремя успели среагировать, товарищ Петров! – Виноградов достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб.

– Ну, как говорится, опыт не пропьешь! – ответил оснаб. – За тобой, Хоттабыч, глаз да глаз нужен – как за дитем неразумным…

– Ага, только неразумное дитя пару-тройку городских кварталов одномоментно не снесет! – Доктор даже на стульчик присел. Похоже, ноги его просто не держали.

– Ну, так-то – да! – согласился с ним Петр Петрович. – Он прямо бомба замедленного действия…

– Это вы сейчас о чем? – Я медленно поднял глаза на оснаба. – О каких снесенных городских кварталах идет речь? Что я вообще натворил?