– Что случилось?!
Я даже не сразу поняла от чего вздрогнула – то ли от того, с каким грохотом дверь, распахнувшись, ударилась о стену, то ли от грозных раскатов голоса.
– С тобой все в порядке?
Руки Ладислава (ну а чьи еще?) огладили волосы, проверяя все ли в порядке с головой, потом плечи, руки, скользнули по груди, задержались на талии, а потом, обхватив, прижали к широкой груди.
– Цела? Не поранилась? – бормотал Ладислав куда–то поверх моего уха, а я, немного осмелев, решилась раздвинуть пальцы и посмотреть что же творится в комнате – перина все так же мирно висела над кроватью и не думала ни на кого нападать.
А вот с Ладиславом что–то происходило. Я чувствовала, как напряглись обхватившие меня руки, а он замер, словно превратился в каменное изваяние, затем оттолкнул и отвернулся.
Тьфу ты! Гадание на ромашке, блин: «любит – не любит». Вот и думай теперь, что сделает дальше: плюнет, поцелует, к сердцу прижмет или к черту пошлет. Судя по виду, он склонялся к последнему, но сдержался.
Внимательно рассмотрев парящую в воздухе перину, щелкнул пальцами, и она мягко опустилась на деревянное основание, но при этом по всей поверхности проскакивали голубоватые, словно электрические искры
Я испуганно отшатнулась.
Ладислав приблизился к ложу и какое–то время внимательно его изучал.
– Ты что наделала?
Он повернулся ко мне, а серые глаза сверкали неподдельной злостью.
Прячась в коридоре от гнева хозяина, давилась смехом Верена.
– Отвечай! Решила и от меня избавиться?
Он надвигался на меня сердитый, опасный. Кажется, порка становится все более реальной, и я почувствовала, как по спине пробегает холодок.
– Не знаю, – совершенно искренне ответила я. – Только хотела взбить, а она… Я не хотела. После того, как я чуть не утонула, все идет не так, и я не знаю почему, – растерянно вздохнула и жалостливо посмотрела на Ладислава.
– Как была никчемной, так и осталась, – послышался за спиной приторный голос.
Поймав мой взгляд, Ладислав резко отвернулся к окну.
– Убирайся, – произнес вполголоса.
Но я стояла, как вкопанная, рассматривая его напряженные плечи, сцепленные за спиной руки, пока не подпрыгнула от нового окрика:
– Убирайся я сказал! И пришли сюда Грету, – и сразу же следом: – Верена!
– Что пожелаете, хозяин, – скользнув мимо меня, пропела она.
– Молчи о том, что видела!
– Хозяин, – ластящейся кошкой начала она, так и захотелось дать пинка. – Она же покушалась на вес. Не правильнее ли будет отправить ее в подвал?
– Поспорить решила? Давно хозяйкой стала? – Ладислав повернулся, и в глазах вспыхнул ледяной огонь. – Ты еще здесь?
– Уж нет, – пискнула я и метнулась к лестнице.
Последнее, что увидела, это то, как Верена подошла к портьерам и потянула, закрывая вид на темнеющее море, и снова в желании дать хорошего пинка под ее круглый зад стала нестерпимо зудеть нога.
– Грета! Грета! – ворвалась я на кухню.
– Што шлушилошь? – от неожиданности Грета подпрыгнула, а поскольку уже начала есть отвергнутую Ладиславом рыбу, то уронила кусок на необъятную грудь.
Смачно шлепнувшись, он расплылся по платью жирным пятном.
– Ну что ты наделала? – воскликнула Грета, единственная, кто здесь ко мне нормально относился. – Разве можно так пугать людей? Чуть сердце не оборвалось!
– Я не хотела! – всхлипнула я, чувствуя, как щиплет в носу и начинают гореть глаза.
Вообще–то, я не плакса. Но, видимо, слишком много всего свалилось за последние сутки, и нервы не выдержали.
– Я вошла, а там перина. Я хотела взбить, а она… Я ничего не понимаю, а Ладислав зовет тебя, – уже в голос выла я.
– Да что же ты ревешь–то? – Грета сразу забыла о рыбе. – Обидел тебя кто?
Я только мотала головой и ревела.
– На, поешь, – придвинула мне еще теплый кусок. – Я узнаю, что хозяину понадобилось и вернусь. Тогда ты мне все и расскажешь. А сейчас, успокойся и покушай, – она погладила меня по голове, потом что–то такое сделала с платьем, из–за слез я не рассмотрела, пятно исчезло, и Грета вышла из кухни.
А я, все еще шмыгая и вздыхая, принялась за рыбу и раздумья.
Что это за место такое, где кухарки без огня готовят еду, перины превращаются электрический стул и взлетают, а пятна отстирываются мановением руки?
И как мне здесь выжить?
Да еще и Ладислав, ведет себя как девочка-пмсница. То кидается и обнимает, то рычит, как раненый медведь. Что ему сделала Мелисса, что он видеть ее не может, но и не отпускает.
Размышляя, я ковыряла рыбу, которая оказалась нежной и очень вкусной.
Задумалась, вспоминая, как Ладислав обхватил меня и ощупывал, проверяя, цела ли я, а потом его словно отбросило от меня. Будто я не человек, а как минимум, черная мамба.
Стало грустно.
Очнулась только когда попыталась подцепить очередной тающий во рту кусок, а вместо вилки в руке оказалась блестящая и вся в тонких завитках подвеска.
А где вилка?
И я снова разревелась.
Такой всхлипывающей над превратившейся в подвеску вилкой меня и застала Грета.
– Чего опять? – поинтересовалась она.
– Прости, – я показала узорчатую безделушку.
– Ох, девка! Одни убытки от тебя, – воскликнула она, шлепаясь на скамью. – Но не переживай, Хозяин все исправил и больше не сердится, – похлопала меня по руке. Потом еще посмотрела на украшение. – А красиво вышло. И как только у тебя получается? Неужто в роду знатные господа были?
– Знатные, не знатные, – Верена тоже нарисовалась на кухне. – А неумеха, она и есть неумеха. Подвесочку отдашь?
Выхватила у меня из пальцев украшение и стала прикладывать к своему выдающемуся бюсту.
– А почему знатные? – шмыгнув, спросила я.
– Да как же! – начала Грета, придвинув поближе румяный кусок рыбы и от души плеснув какой–то подозрительной на вид жидкости.
– Тебя хозяин зовет, – снисходительно обронила Верена, любуясь на себя в начищенное до блеска серебряное блюдо.
– А наш разговор? – я вопросительно посмотрела на Грету. Не терпелось поскорее разузнать о незнакомом для меня мире от простодушной кухарки. Верена-то слова по простоте не скажет.
– Ой, Лиссанька, ты уж ступай. Не зли хозяина еще больше.
– А то, точно, велит выпороть, – довольно ухмыльнулась Верена и чуть не получила от меня подзатыльник, чтобы впечаталась лобешником прямо в блюдо.
– А мы с тобой потом договорим, – кухарка махнула пухлой рукой, указывая мне на дверь.
Делать нечего, пришлось опять тащиться в спальню Ладислава. Что он на этот раз от меня хочет?
– Звали, хозя-аин? – и присела в глубоком поклоне.
Портьеры были снова раздвинуты, а Ладислав стоял у окна и смотрел на море.
Я видела, как его передернуло от моего преувеличенно почтительного тона, и, признаться, была этому очень рада.
Он порывисто повернулся и, прищурившись, осмотрел меня с ног до головы.
– Думал, ты переоденешься. Я смотрю, так и не поняла свое положение в этом доме? А впрочем, – он устало провел рукой по волосам, – носи, что хочешь. И можешь остаться в своей комнате.
Вот эти слова нагнали страху – ведь я даже не представляла, где находится моя комната.
– А сейчас помоги мне переодеться, – на смену страху пришло изумление.
Что я должна сделать?
А пятки ему не помассировать?
Но вовремя прикусила язык – мало ли, может в этом мире служанки массируют хозяевам пятки.
В том, что попала в какой–то незнакомы, загадочный, волшебный мир, я даже не сомневалась.
В детстве, читая «Алису в стране чудес», я мечтала повстречать белого кролика и попасть в сказку. И вот, попала. Попала, так попала. Оказалось, это не так уж и весело, как могло показаться.
– Ты что? Не собираешься меня слушаться? – черные брови сурово сошлись на переносице. Пальцы сжимались и разжимались, словно хотели обхватить рукоять хлыста.
Кажется, дальнейшее промедление чревато.
Выдохнула – что, я голого мужика не видела? – и сделала шаг, приближаясь к Ладиславу и снова замерла.
В комнате было светло. Сначала, занятая более важными размышлениями, я не заострила на этом внимание и не искала источник света, но стоило сделать шаг, как он обнаружился сам – отделившись от стены, два световых шара поплыли рядом со мной.
Что это?!
Попробовала отклониться от них, но настырные шары упорно следовали за мной.
Они опасны? Могут обжечь?
Я осторожно ткнула пальцем в один из них, но ничего, кроме приятного тепла не почувствовала. Подставила ладонь. Шар удобно в ней устроился и приобрел розоватый оттенок. Интересно, а в руке Верены станет какого цвета?
– Долго еще будешь играть со светильниками? – Ладислав выглянул из-за ширмы.
Как я ее сразу не заметила – достаточно высокая, чтобы скрыть Ладислава, который был далеко не карликом, лаковые деревянные рамы удерживали нечто, на вид напоминающее очень тонкую, почти прозрачную бумагу, расписанную охотничьими сценами.
Если бы увидела такую в своем мире, то предположила бы, что она стилизована под японскую, но существует ли здесь Япония, я не знала.
Черный сюртук повис на верхней перекладине, и я вздрогнула.
Хоть и была рада, что Ладиславу хватило ума не заставлять меня раздевать себя, но новые обязанности все равно были непривычны.
– Что застыла? Забери его, – прикрикнул он из–за ширмы.
Я поспешно стащила сюртук и повесила его на руку, а взгляд сам собой задержался на разрисованной бумаге.
Видимо, несколько светильников последовали за Ладиславом, потому что сейчас я наблюдала театр теней и не могла отвести глаз от того, как мелькали руки, расшнуровывая ширинку.
Интересно, они тоже носят панталоны, как и женщины?
Я даже затаила дыхание, дожидаясь когда Ладислав перекинет через ширму брюки. Но сначала на раме повисла сорочка. Блин! Поспешно стащила рубаху, ожидая продолжения средневекового стриптиза, а Ладислав накинул что–то длинное, видимо, халат.
Какая зараза положила туда халат?
У меня было чувство, будто подразнили, а потом из–под самого носа утащили офигенный десерт.
Ну кто так делает? Даже толком не рассмотрела что там под рубашкой, потому что полностью сосредоточилась на брюках, и в результате осталась ни с чем.
Вот и они повисли на раме, но ловить мне уже было нечего – все интересное прошло мимо.
Я собрала всю одежду и уже собиралась уходить, чтобы спросить у Греты что мне с ней делать, но Ладислав остановил:
– Подожди. Завяжи пояс, – попросил он, выходя из–за ширмы.
Странный он. Старается унизить, отталкивает, а потом ищет возможность приблизиться – что творится у него в мозгах? Такое чувство, будто не я, а он стукнулся головой.
Но в этот раз я не стала пререкаться, а, перекинув одежду повыше, взялась за плотный пояс.
Взгляд сам собой скользнул по обнажившейся под распахнутым воротом груди, вдохнула уже знакомый аромат лилий и еще чего–то терпкого, но очень мужественного.
Признаться, я не спешила завязать узел, а Ладислав меня не торопил, рассматривая лицо, то, как пальцы касаются ворсистой ткани, как под кружевом вздымается грудь, и все сильнее стискивал челюсти, будто даже моя близость ему неприятна.
– Можешь идти, – бросил он и снова отвернулся.
Такие закидоны начали уже порядком раздражать. Может, подойти и прямо спросить, чем я его так злю? Если он видеть меня не может, то зачем постоянно зовет?
Занятая подобными размышлениями, я спустилась на кухню.
Преисподя ее забери! Все не так!
Это совсем не та робкая, пугливая, немного наивная Мелисса, которую я знал.
Та Мелисса боялась бы поднять на меня взгляд, а эта, неизвестная мне Мелисса каждое распоряжение встречает с такой дерзостью и таким непримиримым огнем, горящим в кротких глазах, что невольно начинает захлестывать азарт – кто кого.
Пока победа остается за мной. Мелисса хоть и сверкает гневно глазами, но выполняет мои приказы, правда, не упускает случая если не словами, то тоном выказать неуважение. И это так несвойственное ей развязное поведение, то как она кланяется, выставляя на обозрение шею и грудь, как стремительно двигается, отчего выше, чем положено, взлетают юбки – все в ней притягивает, вызывает странное любопытство.
Откуда в ней появилось столько дерзости, где набралась таких манер?
Желая смутить и сбить спесь, я распорядился помочь мне переодеться ко сну.
На что рассчитывал?
На румянец смущения, робкое отнекивание, стыд, страх и позорное бегство.
Признаюсь, как последний трус я подсматривал из–за ширмы, и Мелиссе снова удалось меня удивить.
Сначала она с непонятным для меня любопытством рассматривала светильники, будто видела их в первый раз, а услышав мой окрик не вздрогнула, не испугалась, не отвела взгляд. Наоборот, стала рассматривать с нескрываемым интересом. Интересом, недопустимым для девицы, воспитанной, как отец воспитывал ее.
Вот и последнее испытание – сердце колотилось как сумасшедшее и едва не выпрыгивало из груди.
«Она служанка. Служанка. И это ее обязанность», – повторял я себе, выходя из–за ширмы.
Нечистый ее забери! Я так долго собирался с силами, чтобы выдержать ее близость, а она собралась уйти?!
– Подожди, – остановил почти скрывшуюся Мелиссу. – Завяжи пояс.
И снова это удивление, застывшее в ясных глазах. Не испуг, не стыд, а именно удивление.
Мелисса беспрекословно подошла.
О, Светлейший! Только ты знаешь, какие греховные мысли она во мне вызывает. Зачем я на это пошел?
Ее взгляд скользил по моей груди, пальцы перебирали ткань пояса, а я думал только о ее губах, оказавшихся непозволительно близко, о нежной шее, которую, словно заигрывая, Мелисса показала мне в столовой. О тонкой талии, пленительном изгибе спины, мимолетом виденном мной в проеме окна.
О проекте
О подписке