Глава 4. Свадьба

Несколько дней я сидела в своей скромной, как и у сестер, комнатке. От нечего делать, измеряла ее шагами: двенадцать в длину – оказываюсь у высокого и узкого окна, через которое, если отодвинуть легкие шторы, можно увидеть цветущий сад; шесть в ширину – прохожу от небольшого столика, на котором лежат подготовленные для связывания волокна растений, к узкой кровати, застеленной белоснежным покрывалом, в ногах кровати небольшой шкаф – чтобы хранить мой скромный гардероб, больше и не нужен, – а с другой стороны ширма, отгораживающая подставку с глубоким тазом и кувшин с водой.

Несколько раз в день меня навещали сестры с едой и водой, присаживались на кровать и, сверкая любопытными глазами, расспрашивали – что же я такого услышала?

Я только отнекивалась. Не говорить же им, в самом деле, что того и гляди наш храм будет разрушен, а девушек превратят в рабынь, и тогда этот мир уже ничто не спасет.

У меня самой от таких мыслей внутри все дрожит и холодеет, не хватало еще сестер пугать раньше времени. Может, и обойдется все.

– Тебя верховная жрица вызывает! – в мою комнату врывается зарозовевшая Ялина и отрывает от унимающего тревогу сплетения растительных волокон. – Расскажешь потом!..

Бездумно киваю, откладываю получившуюся длинную нить и встаю. Покачиваюсь от волнения, но беру себя в руки – жрица ждать не любит.

Привычным, почти неслышным шагом, скольжу мимо таких же, как у меня, дверей, по лестнице вниз, обхожу непосредственно храмовую часть и приближаюсь к приемной, у дверей которой узнала столько нового.

Заммраюа. Глубоко вдыхаю, выдыхаю и стучу.

– Элина? Заходи, – приглашает жрица. – Садись, – кивает на грубоватый, но очень удобный и мягкий, благодаря подушке, стул. – Я приняла решение о твоей дальнейшей судьбе.

Не обращая внимания на знакомые с детства шкафы, заполненные толстыми томами с делами храма, я неотрывно смотрю на сплетенные и побелевшие от напряжения пальцы жрицы.

– Ты все слышала и знаешь, какую судьбу нам уготовили имперцы. Но они сами себя погубят, – жестко усмехается она. Я ни разу не видела на лице всегда доброй и мягкой жрицы такого сурового выражения. – Как только исчезнет последняя жрица, Ашта уйдет из этого мира, и придет вечный холод, но я хочу сберечь тебя…

Жрица молчит и до хруста сжимает пальцы. Я тоже молчу и жду. От напряжения виски начинает ломить, но я терпеливо сижу.

– Ты выйдешь замуж.

Что?!

Даже зная, что рано или поздно это произойдет, я теряю дар речи, а рукой невольно прикрываю горло, будто защищаюсь.

– Я долго молилась Светлой Аште, чтобы она просветила меня, помогла найти выход, и она это сделала. Не далее, как вчера, приехали послы из Вармы. Ты не знаешь, – отмахивается она, видя мое недоумение. – Эта провинция находится далеко на юге. В ближайших к ним храмах нет подходящих воспитанниц, а им необходима дочь Ашты. Дела в селении совсем плохи, и без нас все могут умереть от голода. Хорошее в этом то, что Варма далека от столицы, и почти нет шансов встретить там кого-то из имперцев, а плохо… Не приехал жених, только послы, поэтому нет возможности проверить его на благосклонность Ашты, – жрица поднимается со своего кресла, обходит стол и опускает руку на мою гудящую от новостей голову. – Девочка моя, я желаю тебе только хорошего. Там тебя не достанут имперцы, а жених… Уверена, если бы не крайняя нужда, то они не приехали бы так далеко. Знай, что против твоей воли никто ничего не сможет сделать. Благословление Ашты дается только добровольно, – повторяет она, сказанное имперцу. – Если совсем сердце не будет лежать, станешь жить одна, без раскрытых сил, но даже так сможешь помогать людям. Все же, будет лучше, если постараешься принять свою судьбу и будущего мужа.

– А могу?.. Могу я вернуться, если не смогу жить с мужем? – стараясь не расплакаться, спрашиваю я.

Поглаживающая мои волосы рука замирает, замирает и мое сердце.

– К сожалению, нет, – тихо отвечает жрица. – Как только завершится свадебный обряд, ты будешь принадлежать мужу, а не храму.

– А если… если откажусь выходить замуж? – голос звучит едва слышно. Я рассчитывала, что поселюсь с мужем в ближайшем к храму селении, буду навещать сестер во время праздников, когда сюда пускают обычных людей, а вместо этого меня отсылают неизвестно куда. Вокруг будут чужие люди, незнакомые порядки.

– К сожалению, нет, девочка моя, – голос жрицы тоже срывается. – Наша обязанность помогать людям. Для этого мы существуем.

Чего-то подобного я и ожидала, но в груди все равно холодно и больно.

Чувствую легкое прикосновение к макушке – кажется, жрица только что меня поцеловала.

– А что будет с вами? – всхлипываю я.

– За нас не переживай, – отрезает жрица. – Ни одна жрица и ни одна дочь Ашты не достанутся имперцам.

Вот так.

***

И вот, по прошествии пары дней, я выходила из ворот в сопровождении нескольких мужчин и одной женщины-магички. На сердце тяжело, но я старалась не показывать этого и улыбаться. Сестры радовались, закидывали меня цветочными лепестками и семенами для легкой и счастливой жизни. Уверена, ждут не дождутся, когда сами пойдут к воротам, а я вспоминала, как сама так же провожала сестер. Было ли у них тоже тяжело на сердце?

Ветер трепал подол моего свадебного платья из тонкой ткани, украшенной искусной вышивкой, проникал под высокие, до бедер, разрезы, в которых виднелись легкие шаровары. Длинная, прикрывающая лицо вуаль тоже еда не улетала, подхваченная внезапным порывом, удерживало ее лишь украшение на голове из блестящих цепочек и сверкающих прозрачных камней.

Дочери Ашты выходят замуж в своих одеждах, а чтобы в дороге они не измялись и не испачкались, ко мне как раз и приставлена женщина-магичка.

Я поднялась по ступеньке в экипаж, за мной последовала и женщина, после чего дверь захлопнулась – видимо, к невесте больше никого не допускают.

Судя по перестуку копыт, мужчины обступили экипаж плотным кольцом, и мы двинулись с места.

Слезы накатывали, но я держалась, даже не оглядывалась на остающийся позади храм, заменивший мне дом и семью.

– Меня зовут Эстель, и я счастлива сопровождать дочь Ашты. Как же я рада, что верховная жрица вняла мольбам и позволила одной из своих воспитанниц возродить наши земли. Вам у нас очень понравится. У нас намного теплее, чем здесь, больше солнца, а вместе с вами придут и дожди. Поверьте, вас все ждут с большим нетерпением. Вас все полюбят. Вы будете счастливы.

Магичка болтала всю дорогу, расписывая прелести нового места жизни, моего будущего мужа, его семьи, доброжелательности людей.

Я почти ничего не слышала, в ушах все еще звучали слова имперца о том, что все храмы буду разрушены, и слезы медленно стекали по лицу. Хорошо, что под вуалью этого не видно, не хотелось бы расстраивать такую хорошую женщину.

Не знаю, сколько мы ехали, но казалось, что очень долго. Эстель предлагала мне фрукты, бутерброды, но я только пила воду. Есть не хотелось. Лишь когда начало темнеть, мы остановились на постоялом дворе, где для меня и Эстель выделили отдельную комнату, куда подали и ужин.

Наконец-то я с облегчением сняла с голову украшение и вуаль.

– Какая же вы хорошенькая! – всплеснула руками Эстель. – И какая юная!

А я чувствовала себя увядшим цветком. Кажется, что я вся пропыленная, измятая, а уж в том, что измучена до крайней степени – в этом уверена.

– Сейчас-сейчас, быстренько приведем вас в порядок, покушайте, и отдыхать, – хлопотала она вокруг меня.

Несколько взмахов руками, меня овеял прохладный ветерок, и почувствовала, что кожа, волосы, платье стали чистыми и свежими.

После ужина я просто упала на кровать, и глаза сами собой захлопнулись, а Эстель охраняла меня, как самую большую драгоценность. Впрочем, если уже заехали в такую даль за дочерью Ашты, то положение у них в самом деле критическое, и я действительно представляюсь единственной спасительницей, а потому и драгоценностью.

Хватит хандрить. Люди надеются на меня, а я должна принять свою судьбу, полюбить мужа, раскрыть силу и помочь всем, чем смогу.

С этими правильными мыслями я и провалилась в сон… слишком короткий.

Утро по моему мнению наступило слишком рано. Быстрый завтрак, Эстель снова закрепила на моей голове вуаль, скрывающую лицо от любопытных взглядов, помогла надеть украшение, и мы снова пустились в путь.

Видимо, вчерашняя установка действовала, и я уже не так сильно грустила по оставленному храму и сестрам, прониклась путешествием, немного сдвинула легкие занавеси и выглянула из окна экипажа.

Города мы объезжали, но я все равно видела окружающие их массивные стены, высокие, сверкающие под солнцем шпили и невероятно длинную вереницу людей, исчезавшую в огромных распахнутых воротах, как в черном ненасытном зеве. Как же они все там помещались?

Нет, я тогда нисколько не жалела, что всю жизнь провела в обособленном в храме. Там простор, свежий воздух, а не суетная толчея.

Зато между городами радовали простором необъятные поля, густые леса, быстрые реки и приютившиеся на их берегах живописные деревушки. Вот в таком месте я и хотела бы жить, но вряд ли здесь нужна моя помощь – слишком все безмятежное, излучает сытость и довольство. Наверняка, здесь уже живет одна из дочерей Ашты и очень счастлива.

Но чем дольше длилось наше путешествие, тем безрадостней становилась картина: обмельчавшие мутные реки, высохшие, неухоженные поля, редкие кривые деревья гнулись под резкими порывами ветра, нищие вдоль дорогие просили подаяния, но у меня ничего не было, кроме украшения на голове, а его я отдать не могла. В нем часть силы Ашты.

Экипаж все чаще подбрасывало на неровностях, заброшенные поля сменялись каменистыми пустырями, а вдалеке виднелись черные громадины гор, вспарывавшие пронзительно синее небо острыми пиками вершин. Они надвигались, нависали над нами, заслоняя солнечный свет и набрасывая свою тень.

Лошади ехали медленнее, а из-под их копыт срывались и с шуршанием катились к нам довольно крупные камни.

– Ну вот, минуем этот перевал, спустимся в долину и там увидите своего суженого, – удовлетворенно и немного устало говорит Эстель, тоже выглядывая в окно, а я не могу отвести взгляд от отвесно поднимающихся к небу скал. Они словно смыкаются над головой.

Страшно и завораживающе.

Я никогда прежде не видела таких гор.

Да, наш храм тоже находится высоко, но он стоит на одном из пологих холмов, словно на груди матери. Там ощущаешь себя защищенным, беззаботным, здесь же во всем чувствуется угроза и мощь.

Ущелье наполняется лошадиным топотом, ржанием и мужскими голосами. Они отражаются от скал, множатся, дробятся и ссыпаются на дорогу каменной крошкой.

Я подальше высовываюсь в окно, стараясь рассмотреть путников.

– Элина, прячьтесь, – Эстель хватает меня за руку и тащит вглубь экипажа, а тем временем появляются всадники – все затянутые в кожу, на лоснящихся лошадях с непонятными штуками в руках. – Скорее, пока они вас не увидели!

– Но на нас никто не посмеет напасть, – спокойно возражаю я. – Я же дочь Ашты. Они не посмеют прогневить богиню. А что это у них в руках? – задаю интересующий меня вопрос.

– Это арбалеты, – один из всадников подъезжает к моему окну и показывает на деревянное устройство, похожее на серп месяца с перекладиной, приделанной к его вогнутой части. Эстель только со стоном откидывается на спинку экипажа. – А это луки, – незнакомец показывает на еще одну, более тонкую штуку, но тоже очень похожую на молодой месяц. – А вы… – он внимательно изучает… мою вуаль. – Как я понимаю у нас свадьба?

– Да, – киваю я. – Я еду на свою свадьбу.

– Прекрасно! – всадник звонко хлопает себя по мощному, затянутому в бордовую кожу бедру. – Просто замечательно! Давно у нас не было такого великолепного события.

– Благородные леди, позвольте сопроводить вас до места назначения, а то дороги нынче неспокойны.

Я смотрю на Эстель, она нервно кусает губы и ломает пальцы. Не похоже, чтобы она желала дополнительной охраны.

– У нас уже есть сопровождение, но спасибо за предложение, благородные лорды, – улыбаюсь я. Хоть из-под вуали и не видно, но по голосу же слышно дружелюбие.

– Нет-нет, я настаиваю, – возражает незнакомец и как-то совсем незаметно оттирает нашу охрану.

Вот так просто?

– Почему они так себя ведут? – удивленно смотрю на Эстель, но она прячет от меня взгляд.

– Ничего-ничего, – бормочет она, взяв мои руки в свои и поглаживая. – Все образуется. Вернетесь к мужу, и заживете, будто ничего не было. Он хороший. Не будет вас попрекать, ведь от вас ничего не зависит…

Что она такое говорит? Как это от меня ничего не зависит? А их благополучие? Ведь для этого меня и забрали из храма.

Странная эта Эстель. Может, нервничает перед предстоящей свадьбой?

Со значительно увеличившимся сопровождением мы приближаемся к селению, где нас встречает свадебная процессия. Я выглядываю из-за занавески, стараясь не обращать внимания на заинтересованные взгляды, и пытаюсь высмотреть своего будущего мужа.

Процессия замирает, удивленная увеличившейся охраной. Вперед выступает седовласый, но еще крепкий мужчина. Мазнув внимательным взглядом по карете и приоткрытым в моем окне шторкам, он расправляет плечи подходит к всадникам.

Неужели это и есть мой жених? Такой старый? Впрочем, какое это имеет значение, если после свадебного обряда мой цветок распустится, и я смогу спасти всех этих людей? Ведь для этого меня и привезли из храма.

– Кто вы такие? И почему окружаете карету с невестой моего сына?

Значит, я не за него выхожу замуж, а за его сына? С новым интересом рассматриваю пеструю процессию, но до сих пор не могу понять кто же мой будущий муж.

– А ты не узнаешь? – все тот же мужчина, что навязал нам свою охрану, выезжает вперед и легко, словно он ничего не весит, поднимает арбалет. – Не узнаешь своего лорда? Видимо, мы слишком редко наведываемся в вашу глушь, скоро вообще решите, что можете жить, как хотите.

Седовласый мужчина бледнеет, становится таким же, как моя вуаль, падает на колени и утыкается лицом прямо в каменную крошку.

– Простите, ваша милость! Вы действительно нечасто снисходите до визита в столь отдаленные земли. Простите, что не признали, – все это он говорит, не поднимая головы.

Смотрю с любопытством. Интересные здесь порядки, в храме я только перед Аштой вставала на колени, а здесь поклоняются смертным.

– Ну так что, пригласишь своего лорда на свадьбу? – незнакомец склоняется к стоящему на коленях мужчине, и его кожаный колет угрожающе скрипит. Ты же знаешь, лорд никогда не скупится на подарки.

Что-то мне совсем не нравится его ухмылка.

– Конечно, ваша милость. Мы будем счастливы видеть вас на нашем празднике, но стоит ли так себя утруждать? Мы находимся так далеко от вашего замка, у вас, наверное, много неотложных дел.

– Ради такой невесты, – мужчина оборачивается и так пристально смотрит на меня, что, кажется, может видеть сквозь вуаль. Я отпускаю занавеску и откидываюсь на подушки сиденья. – Можно отложить другие дела. Мы приедем к концу церемонии. Не заканчивайте без нас.

Раздается громкий хохот, но его перекрывает скрип камней под копытами, ржание лошадей и ритмичный цокот.

– Это ведь хорошо, когда лорд присутствует на свадьбе? – неуверенно уточняю я.

Эстель снисходительно на меня смотрит, потом вздыхает.

– Ты ведь никогда не покидала храм?

Я качаю головой.

Эстель отирает покрытый испариной лоб и отводит глаза.

– Да, это хорошо. Лорд редко присутствует на местных свадьбах, но когда появляется, то богато одаривает молодоженов.

– Тогда, я рада, что он будет присутствовать на нашей свадьбе, – улыбаюсь я, а Эстель только грустно качает головой.

– Поехали! Что встали? – я больше не выглядываю из окна, но по голосу узнаю седовласого отца моего будущего мужа, и почему-то в его интонациях не слышится радости. Хотя, что, собственно, плохого произошло? Вот-вот состоится свадьба, в их семью войдет дочь Ашты, что само по себе как благословение, к тому же лорд обещал дорогие подарки, так почему он недоволен?

Наш экипаж вздрагивает и снова катится по каменистой дороге.

Я пытаюсь выяснить у Эстель причину недовольства, но она отмалчивается или переводит разговор на другую тему.

Но ведь не может быть, чтобы он огорчился из-за меня?

Конечно, нет!

Такие, как я, – это подарок Богини, а не повод для печали. Наверное, у него какие-то другие причины для огорчений, никак не связанные со мной.

Я прекращаю допытываться и откидываюсь на подушки.

Мы выезжаем из ущелья, оказываемся в иссушенной солнцем долине, и я снова припадаю к окну. Дочь Ашты здесь точно не помешает, и они еще слишком медлили, еще немного, и земля стала бы полностью непригодной для проживания.

Впереди виднеется россыпь низких домом, окруженная стеной из спрессованного песка.

– Мы уже на месте? На месте? – взволнованно наклоняюсь к Эстель. Совсем скоро пройдет свадебная церемония, после которой распустится мой цветок – ведь жрица ясно сказала, что это происходит после замужества – и я смогу заняться возрождением здешней земли. От нетерпения у меня даже мурашки бегут по коже.

– Да, на месте, – тихо подтверждает Эстель. Вот только она почему-то совсем этому не рада, даже плечи печально опускаются, и от носа к губам пролегают глубокие складки.

По извилистым улочкам селения мы доезжаем до храма Рассвета.

Розовые, будто светящиеся изнутри колонны увиты гирляндами свежих цветов, а на поддерживаемой ими остроконечной крыше трепещут на ветру разноцветные ленты.

Перед ступенями входа, на дорожке из светло-лиловых лепестков стоит худощавый юноша примерно моего возраста в традиционно-белых свадебных одеждах, символизирующих чистоту помыслов.

Он нерешительно улыбается, когда его отец открывает дверцу экипажа и помогает мне выйти, нервно теребит жемчужные браслеты на запястьях и… это отблески колонн, или жених краснеет под моими взглядом?

Пока медленно приближаемся к ступеням, выстроившиеся вдоль дрожки мужчины, женщины и дети осыпают меня теми же светло-лиловыми душистыми лепестками.

Из-за предстоящего торжества из храма вынесли каменные трубки разной длины, и теперь ветер, попадая в них, выводит торжественную мелодию.

Под нее отец жениха и подводит меня к будущему мужу, вкладывает мою руку в его, и мы поднимаемся по ступенькам, к поджидающему нас жрецу, чье розовое одеяние почти сливается с колоннами храма.

От терпкого аромата цветов, курящихся благовоний, непрекращающейся мелодии ветра и мельтешения ярких лент у меня немного кружится голова. Стараясь не упасть, я слушаю слова клятвы, повторяю их, клянусь принадлежать мужу душой и телом, во всем слушаться и уважать.

Жрец распутывает нить жемчуга на руке жениха и, окончательно не снимая, обвивает мое запястье, бормочет слова молитвы, прося богов подарить нам много детей.

– Теперь вы муж и жена. Можете скрепить союз поцелуем, – заканчивает жрец.

Я прислушиваюсь к себе, жду, когда цветок на животе наполнится силой и раскроется, ведь свадебная церемония прошла, я замужем, значит должна прийти сила, но почему-то ничего не происходит. Может, я какая-то неправильная жрица? Неужели не смогу помочь этим людям?

Тем временем жених, розовый, как восходящее солнце, дрожащими пальцами подхватывает мою вуаль, но не успевает поднять, когда за нашими спинами раздается глухой перестук копыт.

– Стойте! – зычный голос перекрывает музыку ветра. – Поцелуи подождут.