На самом деле, у Евы так просто камень с души свалился. Саша, как хороший брат и тактичный человек, насколько мог, обозначал своё появление, чтобы ненароком не застукать сладкую парочку за неподобающим для глаз третьих лиц занятием. Хотя в его случае было бы лучше вообще не появляться.

– Не смотри на меня так, – потребовал Андрей, которому очень не нравился гневный взгляд Евы исподлобья.

– А как ты мне ещё прикажешь смотреть?!

– Можно подумать, ты одна тут жертва!

– Но не мои сёстры сделали нам game over!

Андрей крепко сомкнул челюсти, мысленно проклиная её характер и Сашку, который всё не ночевал дома и вдруг заявился именно сегодня.

– Не выйдешь поздороваться? – спросил он, приведя смесь своих чувств из разочарования, ярости, желания и обиды в равновесие.

– Больно сдался он мне! – проворчала Ева, подозревая, что общение с Сашей ей ничего хорошего не даст.

– Как остынешь, приходи на кухню.

Андрей поцеловал девушку в плечо, которым Ева не преминула двинуть ему в нос, и вышел из комнаты, оставив её наедине со своей злобой, что не на кого теперь обратить. Ева подошла к окну, посопела и подумала о том, будто бы сама судьба, которая сначала пихнула её к Андрею, подразнив, теперь оттягивает от него за уши. У неё ведь есть Глеб…

Испустив тяжёлый вздох, Ева приняла упор лёжа, отжалась тридцать раз от пола, немного подумала, вся ли дурь вышла через физическую нагрузку, и для верности сделала ещё пять отжиманий. После таких упражнений в ней погибала истеричка. Поправив растрепавшиеся длинные волосы, ощутив полную готовность встретиться с Сашкой, она пошла на кухню.

– Привет, Саш! – Ева даже улыбнулась старшему брату Андрея, у которого глаза округлились до размера пятирублёвых монет, стоило ей показаться, поскольку кокетство стало характерной манерой поведения девушки и помогало получать от жизни больше, чем даётся просто красивым и замкнутым леди. – Что тебя удивляет?

– Привет, – Саша был изумлён, но не красоте Евы, а собственно её присутствию. Он знал, что его матери это бы не понравилось, а поскольку его мнение до сих пор находится в распоряжении строгой матушки, то Саша мысленно не одобрил поступок Андрея, хотя и завидовал брату, которого последние три года со всех сторон облепляют красивые девушки, причём Ева дала бы фору любой. – А я тебя видел года полтора назад в ТулГУ в двенадцатом корпусе, но ты не на мехмате ведь учишься?

– Упаси господи меня от вашей математики! Я на юриста учусь, – Ева не постеснялась произнести вслух, что она учится, хотя сопоставляя посещение универа с количеством пропусков, на которые приходилось идти из-за работы, она понимала, что её связь с образованием только условно можно назвать обучением. И в двенадцатом корпусе она тогда оказалась для невыполнимой миссии: пересдать с третьего раза математику.

Ева никогда не стремилась поддерживать беседу из вежливости, но так получалось, что её внешность настолько располагала к ней собеседников, что они сами из кожи вон лезли, дабы девушка не заскучала. Так магически Ева подействовала и на Сашу, который, откровенно говоря, презирал школьную подругу брата. Она была спортсменкой, троечницей и за словом в карман не лезла. Каждое из этих качеств по отдельности в глазах Саши отрицательно характеризовало человека, а в сочетании делали общение с ним неприемлемым.

Ева тоже не питала ничего близкого к симпатии по отношению к Саше. Он всегда был хилым и скучным и таким остаётся. Оторванный от реальности, Саша знал только узкопрофильные анекдоты, например, про квадрат скорости, и не интересовался ничем, кроме физики, ставя при этом себя на несколько ступеней выше таких, каким стал Андрей. А ещё он ненавидел большинство девушек, потому что они всегда выбирают всяких «отбросов», не знающих ни последовательности Фибоначчи, ни единиц измерения энергии, а его считают ущербным.

Впрочем, Еве быстро надоело общество ущербного женоненавистника. Она подмигнула Андрею и вышла в коридор, чтобы вызвать такси. Едва ответил оператор, перед ней нарисовался Андрей, забрал у неё телефон и сбросил вызов.

– Ты куда засобиралась? – он недоумевал, как будто присутствие Саши не требовало того, чтобы девушка поскорее убралась отсюда.

– Пойду искать себе любовника с квартирой, – издевательски заявила Ева.

– Тебя дома всё рано не ждут. Оставайся.

– Он наполнит для меня ванну шампанским, – продолжала Ева свой рассказ, мечтательно закатив глаза вверх.

– Ты ведь обязательно поругаешься с Асей.

– Мы выпьем, а потом будем нежиться на шёлковых простынях.

– А Вика поддержит свою близняшку, поэтому тебе придётся поссориться и с ней.

– Он будет шептать мне на ушко, какая я удивительная, неподражаемая, а ещё скажет, что теряет голову от моей красоты.

– В конце концов, ты огребёшь по полной от тёти Гали за то, что не даёшь житья младшим сёстрам.

– А ещё…

– Хватит, Ева! – перебил Андрей, взяв её ладони и прислонив их к своим щекам.

Его взгляд был мольбой, которой тем больше хотелось внять, чем меньше было желание оказаться дома. Андрей был отчасти посвящён в семейные дрязги девушки, хотя она бы предпочла, чтобы о них не знала ни одна живая душа, а потому точно описал, что её ждёт дома. Ева радовалась тому, что Андрей хотя бы не знает, с каким скандалом разошлись её родители, что мама не обмолвилась с отцом ни словом с тех пор, а прошло уже девять лет, что она не общается со своим папашей пять лет, что её сёстры – не просто скверные девчонки, а исчадья ада.

– Как трогательно! – Саша воспользовался моментом излить свою желчь, выглянув из кухни.

Андрей силой впихнул его обратно и закрыл дверь.

– Не уезжай, – опять взмолился он.

Он смотрел с обожанием на эту всегда жизнерадостную студентку, всё больше убеждаясь, что природа создала это совершенное творение для любви, иначе щедро не одарила бы её огромными чернющими, как ночь, глазами, роскошными длинными тёмными волосами, отливающими медью на солнце, у неё не было бы таких соблазнительных розовых губ и бархатистой, словно лепесток цветка, кожи, которой Андрею хотелось коснуться. Рослая, эта девушка обладала идеальными пропорциями. Казалось, её атлетическое тело было вылеплено скульптором по правилу «золотого сечения». Её округлые бёдра притягивали восхищённые мужские взгляды, и рядом с ней мужчины невольно чувствуют себя безвольными существами, прикованными к своей госпоже.

И Еве было достаточно одного этого взгляда, чтобы осознать всю свою власть над Андреем. Она была в его объятиях, а его судьба – в её руках. Пагубное ощущение власти укоренило решение Евы уехать, чтобы Андрей больше ценил её близость, ну, и немного помучился. Ева искренне считала себя доброй, ведь она любила животных, но в отношениях с мужчинами порой проявляла жестокость, не отдавая себе в этом отчёта. Андрей пока не знал этого, а потому ужасно боялся, что больше Ева не вернётся.

– Андрюш, не смотри на меня так жалобно! У меня сердце сжимается от боли, – врала Ева, чувствуя, что её начало клонить в сон и сдерживая зевоту. – Ты понимаешь, что я не могу остаться. Я не нравлюсь Саше, а ещё больше боюсь, что нагрянут твои родители.

– Они не приедут. Останься. Ты Сашиного присутствия даже не заметишь. Мы просто посмотрим какой-нибудь фильм и поболтаем. Вдвоём, – уговаривал Андрей.

Ева опустила глаза, делая вид, что сомневается, однако просмотр фильмов и болтовня в компании Андрея в её планы не входили, поэтому решительно ответила:

– Нет. Я поеду. У нас ещё будет время.

Андрей сдался, как показалось Еве, слишком быстро. Она надеялась, что он ещё поуговаривает её. Но финальным ляпом стала инициатива, которую он проявил, вызвав такси на домашний адрес Евы: она-то всё равно домой не собиралась, но сообщать об этом Андрею было бы слишком неразумно, как-никак она влюблена в него и дорожит им, а ему вряд ли понравится её задумка.

– Крепись, – прошептал на ухо Еве Андрей, усаживая её в такси.

Ева страдальчески искривила лицо. Её боль выразилась так правдоподобно, поскольку она представила, что её ожидало бы дома, вернись она туда сейчас. «Остановись! Ты никогда не давила на жалость Андрюхе! Он же не идиот, он знает тебя!» – говорил голос здравого смысла.

– Всё будет хорошо. Я тебе позвоню, – бодро пообещала она и показала в улыбке свои жемчужные зубки.

Едва машина тронулась, Ева обратилась к водителю:

– Нам придётся изменить маршрут. Едем на улицу Энгельса.

Водитель усмехнулся и связался с диспетчером.

– Без проблем!

– Спасибо.

– Ох, женское коварство, – пробубнил он себе под нос.

Ева бросила на него испепеляющий взгляд, так как она совсем не была коварной по отношению к Андрею, ведь она уезжает от него не к другому мужчине, а всего лишь к Славке, своей совести. Так уж поучилось, что по мере взросления Ева окончательно расплескала чашу с этим чувством-наказанием, но ей, увы, удалось его обрести в лице своего студенческого друга Славы. Так, она жила порознь с совестью, не испытывая никаких мук, когда приходилось лгать, хамить, оскорблять или делать маленькие необходимые пакости.

Ева даже не собиралась наведываться к Славке и избегала разговоров с ним всю неделю, чтобы ненароком не проколоться на предмет своих отношений с Андреем. Она знала, что он пропесочит её как следует, а перед ним почему-то всегда становилось стыдно. Вот перед обиженным ею человеком никогда не испытывала угрызений совести, а вот перед Славкой всегда при том, что ему лично она ни разу не причинила зла.

Ева достала мобильник, чтобы предупредить о визите человека, к которому она собиралась ехать. Ей не требовалось соблюдать правила хорошего тона в отношениях с ним, так как он примет её всегда, а потому единственная цель звонка – убедиться, что он дома и что он один, или дать тем самым время избавиться от гостей.

– Привет, бессовестная негодяйка! – ответил добрый низкий голос после пары гудков.

– Ох, не начинай! Ты дома?

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Слава.

– Ничего.

– Ева, я серьёзно. Куда за тобой приехать?

– Вообще-то, я уже к тебе домой еду на такси. Буду минут через пять.

– Жду. Правда, всё нормально?

– Серьёзно! Просто непредвиденные обстоятельства. И не надоедай мне! – Ева отключила мобильник, догадываясь, что неприятных тем для разговоров избежать не удастся. Однако неприятные беседы со Славой никогда не оказываются настолько угнетающими, как гробовая тишина дома, когда все друг с другом не разговаривают.