Глава 2. Управление стратегических служб

Управление координатора информации было детищем Уильяма Дж. Донована, отстаивавшего свое глубокое убеждение в том, что США должны мобилизовать и организовать свои возможности для ведения иррегулярной (тайной) войны во всемирном масштабе с той же интенсивностью, с какой они вели обычную войну. До нападения японцев на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года Донован дважды направлялся президентом Рузвельтом в Европу и из каждой поездки возвращался с важной разведывательной информацией.

После падения Франции в мае 1940 года большинству «экспертов» в Вашингтоне Германия казалась несокрушимой. Я хорошо помню, какое крайнее раздражение вызывали у меня люди, считавшие, что Англия не сможет противостоять немцам. Это, конечно, было до того, как Гитлер напал на Россию. Президент также слышал подобные разговоры о мощи Германии и слабости англичан, поэтому он и попросил своего друга из Нью-Йорка отправиться в Англию и сообщить ему собственную точку зрения на этот счет. Донован отправился в поездку и, вернувшись, сообщил Рузвельту, что, по его мнению, Англия может и будет драться с немцами. Последующие события доказали правоту его мнения: «Люфтваффе» Геринга не смогли в ходе битвы за Англию сломить сопротивление королевских военно-воздушных сил, а Гитлер отменил операцию «Морской лев» – план вторжения в Англию – и двинулся в восточном направлении.

Во время второй поездки Донован побывал в районе Средиземноморья и на Балканах. Он вернулся из этой поездки, располагая значительной ценной информацией, в том числе сведениями о том, что немцы намереваются двинуться в Северную Африку. Но еще большее значение для будущего страны и исхода войны имело его убеждение в том, что Соединенные Штаты Америки должны немедленно организовать иррегулярную войну и проводить операции во всемирном масштабе, причем для достижения максимальных результатов эта деятельность должна быть отделена от регулярных вооруженных сил. К области иррегулярной войны Донован относил все аспекты разведывательной деятельности – шпионаж и контршпионаж, действия, которые тогда назывались психологической войной, включая пропаганду и использование средств массовой информации, оказание поддержки партизанским группам, действующим в тылу противника.

Помимо того, что он был чрезвычайно мужественным военным, Донован обладал также исключительным умением убеждать. Ему удалось убедить президента Рузвельта в том, что новая разведывательная организация должна быть создана, и он получил санкцию разработать детали совместно с министром юстиции Робертом Джексоном, государственным секретарем Корделлом Хэллом и военным министром Генри Стимсоном. В результате на свет появилось Управление координатора информации, которое к весне 1942 года уже настолько расширилось, что испытывало муки роста.

В области разведки новая организация начала добиваться некоторых успехов, несмотря на резкую враждебность со стороны таких людей, как, например, генерал-майор Джордж Стронг, шеф армейской разведки, который не верил в эту новую организацию и приступил к созданию собственной конкурирующей разведывательной секретной службы. Не испугавшись противодействия Пентагона, Донован шел вперед, расширяя свою организацию.

Юридическая подготовка и огромный опыт в области международных отношений подсказывали Доновану необходимость скорейшего проведения широкой исследовательской работы по ключевым районам мира, которым предстояло стать ареной военных действий. В результате одним из первых был создан отдел исследований и анализа. На службу в этот отдел Доновану удалось привлечь кое-кого из крупнейших ученых, бизнесменов, специализировавшихся ранее в области международной торговли, и исследователей, готовых часами вести кропотливую работу, подготавливая справочные материалы энциклопедического характера.

«Дикий Билл» Донован

Донован быстро понял, сколь необъятные сведения об отдельных районах мира таятся в умах многочисленных выходцев из других стран, проживающих в Соединенных Штатах Америки. Для использования этого источника информации он создал отдел лиц иностранного происхождения.

Труднее было начать чисто практическую работу. Соединенные Штаты Америки не обладали (или почти не обладали) опытом в области получения разведывательной информации тайными методами, что обычно называется шпионажем. Еще меньший опыт они имели в сфере контрразведывательной работы за границей или в области борьбы против враждебных иностранных разведок во всем мире. Федеральное бюро расследований в то время, так же как и сегодня, занималось раскрытием шпионских организаций на территории США; кроме того, оно создало подразделение для сбора разведывательной информации в странах Латинской Америки. Но другими районами мира почти никто не интересовался. Что касается оказания помощи партизанской войне на территории, оккупированной противником, то в этом отношении был налицо лишь колоссальный энтузиазм, а настоящим знанием положения дел обладали другие – беженцы и опытные революционеры. Даже англичанам пришлось испытать серьезные трудности при организации операций подобного рода во время второй мировой войны.

Наконец, широкая, почти безграничная сфера психологической войны. Это также была весьма сложная и противоречивая область деятельности. Англичане первыми занялись ею всерьез, создав министерство информации. Было совершенно ясно, что в ведении психологической войны необходимо будет идти по нескольким направлениям: всему миру и прежде всего противнику рассказать об «арсенале демократии», а также сообщить о твердом намерении Америки вести борьбу; действующим войскам сообщать новости из своей страны; народ внутри страны информировать о сражениях и ходе войны. Все это вполне можно отнести к сфере открытой и честной деятельности. Однако имелась широкая новая сфера деятельности, носившая различные наименования: от «черной» пропаганды до обмана. Здесь речь шла об использовании любых средств информации, чтобы обмануть противника либо внести замешательство в его ряды.

К июню 1942 года Доновану и его главным советникам стало ясно, что Управление координатора информации объединяет в своих руках несовместимые виды деятельности и что наши военные усилия выиграют, если эта организация будет разделена. Эта задача была решена путем передачи всех обязанностей по ведению открытой деятельности с использованием средств массовой информации вновь созданной организации, которая получила название Управление военной информации (УВИ). Ведение разведки было сосредоточено в руках Управления стратегических служб (УСС). Последнее было непосредственно подчинено Объединенному комитету начальников штабов.

Я едва успел завершить формальности, связанные с вступлением в должность в УКИ, как этот орган уже не существовал, и я оказался на посту ночного дежурного в телеграфной комнате Управления военной информации. Не к этой работе я стремился, и после моего обращения за разъяснениями в офис мистера Брюса мне ответили, что произошла какая-то ошибка по вине администрации в связи с тем, что в моих документах указывалось, что я работал в журнале «Юнайтед Стейтс ньюс». Меня заверили, что ошибка в скором времени будет исправлена. Поэтому я энергично взялся за дело, чтобы выяснить, на что я способен в Управлении военной информации. В скором времени я уже составлял обзоры новостей, писал статьи, памфлеты и другие материалы, которые УВИ должно было выпускать в большом количестве. В этой организации трудилось внушительное общество журналистов, собранных Робертом Шервудом и его помощниками, в том числе Дик Холландер из «Вашингтон дейли ньюс», Боб Бишоп из «Чикаго сан таймс» и Генри Пэйнтер из «Киплингера». Но были люди и другого сорта, вроде одного корреспондента, который как-то вечером зашел и спросил: «Послушай, парень, что это за „низкие страны“, о которых все время говорят?» Он, кажется, разочаровался, узнав, что это понятие лишь отражало специфику геологического строения территории Голландии и Бельгии. Вероятно, он ожидал, что здесь речь идет о разоблачении какой-нибудь международной мафии.

Офис Дэвида Брюса сдержал свое обещание, и к августу соответствующим приказом я был назначен на службу в УСС, где я с восторгом узнал, что буду направлен в Лондон, пройдя предварительно 4‑недельный курс специального обучения.

Обучал меня офицер, звание и фамилию которого я сейчас не помню, но очень хорошо помню то весьма сильное впечатление, какое произвели на меня исключительно серьезный подход к обучению и тяжкие последствия, следовавшие за каждым нарушением или ошибкой с моей стороны.

В соответствии с полученными инструкциями я должен был взять с собой одежду – строго неофициальную, – белье и туалетные принадлежности на неделю. Семье мне надлежало сообщить, что я уезжаю до пятницы, но ни слова не говорить, куда направляюсь. (Я сам этого не знал, поэтому как я мог что-либо сказать!) Я должен был оставить семье лишь определенный номер телефона в Вашингтоне на крайний случай. Наконец, в воскресенье в 3 часа дня я должен был стоять у выхода из отеля «Релей» на Одиннадцатой улице. К отелю подъедет черный «шевроле» с номерным знаком округа Колумбия, я спрашиваю шофера, не зовут ли его «Алекс». Получив утвердительный ответ, я сажусь в машину. Впредь я никогда не пользуюсь фамилией, а называю лишь свое первое имя (это условие казалось мне странным, поскольку мое имя весьма редкое) и никому никогда не сообщаю содержания полученных заданий. Дополнительные инструкции я должен был получить по прибытии на место.

Я в точности выполнил полученные указания. Будучи по природе человеком пунктуальным, а также опасаясь, что могу пропустить автомобиль и оказаться в затруднительном положении, я, вероятно, прибыл в отель «Релей» за полчаса до срока. К тому времени, когда подошел автомобиль, я был уверен в том, что являю собой самую заметную фигуру во всем Вашингтоне, а мой высокий рост, 195 см, делает меня особенно примечательным. Мне казалось, что, обрядись я даже в немецкую форму, я не привлек бы к себе большего внимания, чем в данном случае. По правде говоря, меня, вероятно, никто и не заметил, если, конечно, не было организовано специальное наблюдение. Если бы такое наблюдение велось, мои шефы из УСС наверняка немало расстроились бы ввиду моей полнейшей неопытности и непонимания того, что никто не должен шататься вокруг места тайной встречи. Тем не менее, безусловно, в Вашингтоне военного времени было сколько угодно людей, которых подсаживали в машины и подвозили.

А вот и черный «шевроле». «Алекс» утвердительно кивает головой, я вскакиваю в машину. На заднем сиденье еще один человек, на которого я не обращаю внимания. Мы объехали еще пару кварталов, и таким же образом в автомобиле оказалось еще два пассажира. Затем мы устремились за город. К этому времени мое воображение работало полным ходом, меня не удивило бы ничто – ни причал со скоростным катером для поездки на какую-нибудь тайную базу, ни полет в самолете до «Шангри-Ла»^[2]. Действительность оказалась совсем не столь причудливой, но неожиданно приятной.

Выехав за город и проехав еще некоторое расстояние, автомобиль оказался перед закрытыми воротами, которые нам быстро открыли. Проехав еще полмили, мы подкатили к большому и довольно роскошному загородному дому. У входа один из сотрудников учинил нам проверку, после чего объяснил, где найти наши комнаты, предупредив, чтобы мы пользовались своим именем, а не фамилией, и сказав, что после обеда будет совещание.

Совещание оказалось инструктажем, в ходе которого нам сообщили, как будут протекать для нас последующие четыре недели, предупредили вновь о мерах безопасности и дали возможность присмотреться всем слушателям друг к другу. Некоторые из них явно были уже знакомы.

В течение следующих четырех недель нас посвящали в тонкости разведывательной деятельности. Преподаватели откровенно признавали, что они сами не обладают достаточной подготовкой и опытом разведывательной работы. Многие из них прошли обучение лишь в течение нескольких недель, а один провел некоторое время в Англии, и его учили англичане. Мы изучали простейшие методы кодирования и расшифровки для осуществления связи. Нам давали читать книги о разведке, причем чаще всего они содержали больше вымысла, чем фактов. Мы получили широкую подготовку по военной тактике, включая применение огнестрельного оружия, бесшумное убийство и другие навыки, которыми, как предполагается, должны обладать секретные агенты. Вечера заполняли в основном лекции и просмотр кинофильмов, и время бежало незаметно.

В то время я еще не понимал, что это был лишь один из учебных центров, созданных УСС вокруг Вашингтона. Впоследствии я узнал о других подобных центрах и даже три года спустя купил участок в графстве Фэрфакс, штат Виргиния, примыкавший к территории одного из крупнейших учебных центров УСС.

Нас посылали с заданиями за пределы учебного пункта, в том числе на Абердинский полигон, к северу от Балтимора, для знакомства как с американской, так и трофейной артиллерийской техникой. Впоследствии я узнал от моего друга Билла Джексона об одном из такого рода внешних практических занятий, которое заключалось в том, чтобы получить место на оборонном заводе, не пользуясь никакими документами, удостоверяющими личность. Он отправился на крупный оборонный завод неподалеку от Вашингтона и без большого труда сумел устроиться на работу. Полагая, что слишком быстрое возвращение в Вашингтон может вызвать недоумение и снизить оценку, он решил взять несколько уроков танцев в школе Артура Мэррея. Когда все слушатели вернулись в учебный центр и докладывали о проделанной работе, он был потрясен, услышав вопрос: чего именно он хотел добиться в школе Мэррея. Только тогда он понял, что все время находился под наблюдением.

После того как я закончил обучение в школе, причем каждое воскресенье ровно в три часа дня в течение четырех недель повторялась та же процедура доставки в учебный центр, мне сказали, что я могу спокойно ожидать дома приказа о выезде. Единственное, с чем мне следовало поторопиться, это сделать все необходимые для службы за границей прививки, и мне были назначены регулярные встречи с врачом по пятницам. Это имело свою неприятную сторону, поскольку по субботам обычно устраивались вечеринки, и я быстро обнаружил, что алкоголь в сочетании с прививками хуже, чем сама болезнь.

В ноябре 1942 года мне сообщили, что я должен отправиться в Лондон самолетом Панамериканской компании. В воскресенье 22 ноября мне сказали, чтобы я вылетел самолетом из Нью-Йорка. Это было «скорое сообщение», и полет этот навсегда останется у меня в памяти как один из самых приятных и неторопливых перелетов через Атлантику. Летающая лодка покинула Нью-Йорк утром в воскресенье, и через шесть часов мы были на Бермудах, где просидели три дня. в связи с волнением на море в районе Азорских островов, куда нам предстояло лететь. Затем в течение ночи мы перелетели в Хорту, где позавтракали на берегу. Потом в течение целого дня летели до Лиссабона, сели на реке Тагус, и нас возили на берег и угощали чудесным обедом в отеле «Авис».

Я тогда был убежден и сегодня придерживаюсь такого же мнения, что все официанты в отеле «Авис» работали на разведывательные службы держав оси и сообщали о всех проезжающих американцах. Хотя все мы были в гражданской одежде и имели паспорта, на всех нас без исключения были военные плащи и при тщательном осмотре на плечах можно было обнаружить говорящие о многом дырочки, оставшиеся от знаков различия. Большинство из нас в тот момент, вероятно, не оценило роскоши отеля «Авис», но после многомесячного пребывания в затемненном Лондоне воспоминания об этом вечере становились все более приятными. Из Лиссабона мы полетели в Фойнс (Ирландия), где пересели на ободранную летающую лодку, чтобы долететь до Пуля (Англия).

Едва мы поднялись в воздух, как пилот сообщил, что над Пулем находятся вражеские самолеты, и мы повернули назад. Несколько часов спустя мы предприняли более успешную попытку и наконец оказались в Англии, пропутешествовав целых пять дней.

Нас посадили на поезд, идущий в Лондон, и тут мы испытали в первый раз, что такое затемнение.

Должен сказать, что голос Билла Мэддокса, раздавшийся в темноте Педдингтонского вокзала: «Сюда, Кирк», прозвучал для меня самым чарующим приветствием. Билл был сотрудником факультета политических наук в Принстоне и моим преподавателем по проблемам внешней политики Америки. Он был одним из первых в числе сотрудников УСС, направленных в Англию. Затемнение после долгой и утомительной поездки и пронизывающий холод лондонской зимы не могли способствовать поднятию настроения. Поэтому я всегда в высшей степени восхищался упорным стремлением Мэддокса встречать, если было возможно, всех прибывающих сотрудников своего отдела.

Подразделение УСС-Европа только организовывалось, когда я прибыл в Лондон. Возглавлял подразделение посол Уильям Филипс. Уитни Шепардсон был тоже там, но он отправился назад в США за день до моего приезда. Я предполагал, что еду с временной миссией, но, к счастью для меня, она оказалась постоянной. Шепардсон вместе с Биллом Мэддоксом жил в доме 29 на Гайдпарк-стрит. Билл сказал: «Живи со мной, пока Уитни не вернется». Поскольку Шепардсон решил принять предложение о переходе на постоянную работу в Вашингтон, я получил возможность жить вместе с Мэддоксом в этом доме более года, пока не был назначен в подразделение УСС при 1‑й армии, организовывавшееся тогда для проведения высадки в Нормандии.