Глава седьмая. Письмо писателю

Тина думала, что ничего есть не будет: хватанула впечатлений. Но молодой организм потребовал свое, и вскоре она со всеми уминала шашлык с картошкой. А еще малосольные огурцы, которые захватил Никита, и сало. Но книга почему-то вновь заставила пережить ужас, охвативший ее на кладбище, когда мертвые подобрались так близко и совсем не с просьбами передать привет живым.

– На этом заканчивается, – Нина захлопнула книгу. – Больше никаких подробностей.

– Как-то странно, – Даня почесал подбородок. – Там, что, нет объяснений? Только типа: что-то пошло не так?

– А должны были быть? – ответила вместо Нины Тина и сама на себя разозлилась: кто дернул ее за язык? Ведь обещала сама себе, что перестанет острословить.

Но Даня неожиданно промолчал.

Они вновь обсудили услышанное.

– Какие есть версии? – спросил Костя. – Нина, как считаешь?

Та откашлялась и сказала:

– Я согласна с Даней. Водка была некачественной, они словили глюки.

– Еще какие варианты? – Костя, похоже, взял на себя роль научного руководителя. – Оля, тебе слово.

– Я уже говорила – художественный вымысел. Встретил здесь Хэллоуин с приятелями, а дальше досочинил.

– А как быть с теми, кто умер? – не согласился Даня. – Оля, ради красного словца такое не выдумаешь.

– А они точно умерли? Я их могил на кладбище не видела, – Оля не сдавалась.

– Так их похоронили, скорее всего, не здесь, – встрял Никита. – Родные же забрали тела. Наверное.

Воцарилась тишина.

Тина в споре не участвовала: выскажи она мнение, другим бы оно не понравилось. Кладбище в Моркиной горе было совсем не мирное, и ночью по нему лучше не шастать. А потому автор рассказал, скорее всего, чистую правду. Ну или почти правду. Вряд ли там имелось чудовище, но испугаться мертвых ребята могли запросто.

– Да-а, и у Зинаиды Павловны с Николаем Дмитриевичем не спросишь. Оба, судя по всему, с большим приветом. Может, это они и угробили молодежь? – оживился Костя. – Бабка что-нибудь в чай намешала, а дед в привидение вырядился и пугал их на кладбище?

– Можно у писателя спросить, – предложил Никита. – Он точно знает.

– И как ты это сделаешь? – съязвил Даня. – Напишешь письмо на деревню дедушке и пошлешь в полночь с летучими мышами?

– Найду в интернете, – ответил Никита. – Наверняка есть его страница или страница его группы. Надо только поискать. Не думаю, что людей по имени Сувор Евгеньев много.

Тине приглянулось Никитино предложение. На самом деле, может сработать. Да и интересно разгадать загадку многолетней выдержки. Что же произошло в ту ночь? Кого ребята вызвали из небытия?

– Во-первых, как ты ему напишешь, если здесь интернет не ловит? Во-вторых, думаешь он тебе правду скажет? Небось, ему и до нас писали, – не поверил Даня.

– Шкни, – Костя встал на сторону Никиты. – Не сегодня, так завтра, времени у нас навалом.

Тина не была с ним согласна, времени у них оставалось мало. Но иногда плохие сны так и остаются всего лишь снами, а предчувствия рассеиваются как утренний туман.

– На чердак поднимусь, может, там ловится. А что до того ответит или нет, напишу, что мы сейчас в Моркиной горе и нас тоже шестеро. Он ответит.

Вместе с Никитой лезть на чердак вызвалась Тина. Сперва он забрался наверх по приставной лестнице, затем втянул за собой Тину.

– Раньше здесь сено хранили, – деловито сообщил он. – Когда прабабушка свиней держала и кроликов. А до этого у нее корова была, но я не застал.

– Тебе здесь нравилось?

Никита пожал плечами.

– Так, ничего. Только скучно: друзей не было, телевиденья тоже – всего два канала, приставки не работали. А потом провода срезали, потому деревня и осталась без электричества.

Да-а, Тина бы от тоски сдохла в подобном месте.

Никита включил фонарик, наверху было уже темно.

– Вроде сигнал есть, – пробормотал он. – Одну секунду, позвоню родителям.

Никита набрал, похоже, домашний номер, потому что его голос изменился, стал насмешливым.

– Не узнаю вас, – давясь от смеха, произнес Никита в телефон. – Это кто?

Он выслушал ответ и добавил:

– Ощипанный Санта-Клаус на бездомных оленях? Застряли в снегах?

А потом сказал с нормальными интонациями:

– Маму дай.

Никита поведал, что у него все хорошо, что уже поужинали и скоро лягут спать – ведь делать совсем нечего. Ну если только поиграют немного в настольную игру, но недолго – точно до девяти уложатся. Тина не скрывала улыбку: все, как у нее. Родители считают, что они еще маленькие и за ними необходим присмотр. Как в анекдоте: «Восемнадцать – когда по закону можно все, но мама не разрешает».

Никита зашел в интернет, пришлось подождать, пока загрузится – связь была слабой. В это время Тину одолевали сомнения: точно ли Сувор Евгеньев писал про себя? Получится ли отыскать писателя? Вдруг он пишет под псевдонимом, а в сети находится под настоящим именем? Но Тина держала сомнения в узде. Ведь только озвучь их, как они получат власть над людьми и все испортят.

– Нашел, – Никита показал страницу писателя.

Фотографии не было, вместо нее черно-белый арт, изображающий парня с длинными темными волосами.

– Похоже, он, – согласила Тина, пробежав взглядом по ленте: сплошные новости о книгах и цитаты из «Мертвого месяца», как назывался триллер. – Только он не в сети.

– Потом напишет. Если захочет, конечно. Но мы сделаем все, чтобы заинтриговать его.

Никита набрал короткое сообщение: «Сувор, то что вы описали в «Мертвом месяце» – правда? Мы находимся сейчас в «Моркиной горе», и нас шестеро». Он поколебался мгновение и оставил в сообщении номер телефона.

– Может, после не выйдет подключиться, – пояснил Никита.

Тина выждала мгновение, потом собралась с духом, точно перед прыжком в прорубь, и произнесла, глядя ему в спину:

– Мне снился этот дом.

У Тины возникло ощущение падения со скалы в море. Когда понимаешь, что под тобой, но вода слишком темная, слишком холодная, и неизвестно, есть ли в этом месте отмель или большие камни, о которые немудрено разбиться. И вот ты решаешься и делаешь шаг в неизвестность, а потом летишь вниз камнем и мечтаешь об одном: отменить это, но уже слишком поздно.

Без паузы она начала рассказывать свой сон, про связь с умершими. Казалось, если она замолчит хоть на мгновение, то собьется и будет уже не в силах продолжать дальше. Никита развернулся и слушал не перебивая, лишь покусывал губы, точно Тина говорила о том, что его самого волновало.

– Я запру вечером дверь, – пообещал он, – а еще можно чурбаном для колки дров подпереть.

Тина перевела дыхание:

– Ты мне веришь?

Никита посмотрел в сторону:

– У меня был недавно один случай.

И он тоже поведал о том, что с ним произошло. Откровенность в обмен на открытость.

…Стояла весна, настоящая весна, когда наступило тепло, и все переоделись из теплых курток в плащи и ветровки. Снег почти везде растаял, кроме большой ледяной кучи, расположенной на площадке возле котельной. В сигаретных окурках, потемневшая и ноздреватая, куча казалась несокрушимым исполином, но Никита знал: и ее время придет, совсем скоро. Всего лишь через пару недель. У них с Джеком, рассел-терьером, был один и тот же любимый маршрут. Сперва Джек привычно обнюхивал опоры перил крыльца, после задирал лапу возле урны и затем спешил на пустырь, где давно собирались собаки и собачники со всего района. Пустырь этот, разделявший два дома, почему-то не застраивался. Говорили, что под землей проложена теплотрасса и силовые кабели, потому на нем не сажали даже деревья и кустарник. Никита размышлял с друзьями, что на пустыре могли бы соорудить спортивную площадку, но и ей не нашлось места. Зато там росла трава, которую регулярно косили летом, и были протоптаны дорожки, как владельцами собак, так и людьми, которые стремились сократить путь до метро.

В тот день Никита вернулся из школы в пять часов и решил выгулять Джека, да и самому хотелось прошвырнуться – уж больно хорошая погода стояла. Он пристегнул поводок к ошейнику, и они с Джеком отправились по дорожке, пересекавшей пустырь по диагонали. Джек рвал поводок, ему хотелось побегать, Никита его понимал. Его переполняла радость: синева, солнце, желтые брызги мать-и-мачехи, первая зелень. Хотелось мчаться, как в детстве, ну или как Джек. И Никита перешел на быстрый шаг.

Мальчик шел навстречу; почему-то Никита не сразу его заметил. Он скользнул по пацаненку взглядом: мелкий, лет четырех-пяти от силы. Одет в теплую, не по погоде куртку и голубую шапку, из-под которой выбивались светлые пряди. Лицо мальчишки показалось смутно знакомым, где-то его Никита видел. Да и тот смотрел на Никиту с любопытством. Мальчик прошагал мимо, и Никита застыл, резко натянув поводок, из-за чего Джек с удивлением уставился на хозяина. Мелкий был один, без родителей.

Никитин район считался благополучным, дети в нем гуляли под присмотром матерей и других родственников, самого Никиту из школы встречала бабушка, лет до десяти. Сами по себе водились стайки детей из южных стран, бывших союзных республик, да и то под надзором старших братьев или сестер. А этот брел в одиночестве. Такого просто не могло быть! Никита решил остановить мальчишку. Он обернулся, того нигде не было.

– Я всего метров десять прошел, он не мог никуда деваться, – сказал Никита.

Тина внимательно выслушала его, не перебивая. Она знала, как трудно делиться подобными вещами. Да зачастую и не с кем – кто же поверит?

– Мы с Джеком оббегали все вокруг, как сквозь землю провалился. И еще, – он перевел дыхание, – мальчишка был странный. Одежда у него не современная. Чистая, без дырок, но сейчас так не одеваются. Ну если в деревнях только, куда городские родственники везут старое барахло. И еще…

Никита смотрел куда-то вдаль, собираясь с мыслями.

– Я говорил, что мальчишка показался знакомым. Я его видел лет одиннадцать назад примерно. На фотографии. Они везде висели: на подъездах, на заборах, на детской площадке. «Пропал мальчик». Мне кажется, это был он. Но ведь так не может быть?

Тина сжала его ладонь.

– Мы многого не знаем. Мне кажется, помимо нашего мира существуют и другие. Глупо, да?

Никита отрицательно замотал головой:

– Я так не считаю.

– У нас просто знаний не хватает. Или органов для восприятия.

Тина погладила его по ладони.

– Но я же не сумасшедшая, и я вижу мертвецов. Может, из-за того что при рождении у меня была асфиксия, и я одиннадцать минут не дышала? Какие-то компенсационные способности мозга?

– А раньше это спало, пока не последовал толчок? – предположил Никита.

– Да.

– Лучше бы встретила этого мальчишку, – вздохнул Никита, – спросила бы, куда он тогда пропал. Мне мама рассказывала, непонятная история.

– Расскажи, – попросила Тина.

Никита сосредоточился:

– Я маму спросил в тот вечер, помнит ли она про пропавшего мальчишку из дома напротив? Нашли его или нет? Она ответила, что искали Славика долго – его так звали. Объявления были развешаны, район с собаками прочесывали, на стройке неподалеку все обыскали. Наш же район молодой, мы одними из первых в него въехали. Но без следов. А потом родители его переехали куда-то и все затихло.

С улицы были слышен хохот: Костя травил очередную байку. Ветер доносил запах шашлыка и дыма, а может, пахло от их одежды. И в тот же момент чудилось, что Тина с Никитой оказались отрезаны от прочего мира. Они вдвоем, старый чердак и тени прошлого.

– Мама знала ту женщину, мы иногда гуляли вместе, хотя я этого мальчишку только из-за фоток вспомнил. У него еще старший брат был. В тот день, когда Славик пропал, они гуляли на площадке возле пустыря. Брат лазил на горке, а Славик спрятался за кусты, но мать его видела: пальчики и голубую шапку. А потом, раз, отвлеклась на секунду, а его уже нет.

Со двора донесся крик:

– Эй вы, скоро там? Куда пропали?

– Сейчас спустимся, – ответил Никита и добавил для Тины: – Там некуда пропасть, совсем. Небольшие кусты, а за ними пустырь, где я его встретил через одиннадцать лет. Если это он был. Кусты сразу же после этого случая спилили.

Тине хотелось сказать что-то успокаивающее. Что это был никакой не Славик, а ребенок из неблагополучной семьи. Но врать она не любила.

– Наверное, его потусторонники забрали, я так леших, кикимор и мавок называю, – произнесла Тина. – Мне бабушка говорила, что нельзя ребенка ругать, типа «пусть леший заберет тебя». Это к худу, ребенок пропасть может. Вот как этот мальчишка.

Никита молча кивнул, он снова ушел в себя.

– И цвет кожи у него странный был, желтый, – невпопад произнес он. – Давай, пойдем к нашим.