Отзывы на книги автора «Курбан Саид»

Первое впечатление обычно бывает самым верным: когда открываешь книгу, читаешь первый абзац, и в этот момент возникает какое-то внутреннее ощущение — понравится. И обычно это ощущение не подводит, даже если в процессе чтения впечатления о книге меняются, всё равно по итогу возвращаешься к нему — к самому первому ощущению.

Эта же книга с первых впечатлений мне не слишком приглянулась. Она показалась мне несколько перегруженной излишними подробностями и громоздкими конструкциями. Автор испытывал меня постоянно повторяющимися, трудновыговариваемыми названиями немецких улиц и скачущим повествованием. Я читала, но у меня было полное ощущение, что мне повесили на ноги тяжёлую гирю и заставили идти в гору.

Ещё ничего особо не началось, не создалось эффекта полного погружения, ещё не дошло дело до того, чтобы приоткрыть завесу сердечных тайн, автор только пытается познакомить меня с героиней своего романа — с той самой девушкой из Золотого Рога, а мне уже почему-то бесконечно тяжело.

История рисует нам двух героев: Азиадэ — дочь паши и внучка бывшего правителя Боснии, и австрийского врача Александра Хасы. Судьба сводит их в одном городе, и автор постоянно намекает на тайны прошлого доктора и рассказывает о несбывшихся мечтах османской принцессы с серыми глазами.

Но никаких подробностей на начальном этапе нет. Обычная, неторопливая и не очень волнующая жизненная история. С постоянным ожиданием, что вот сейчас история начнёт разворачиваться — волнующие картины прошлого начнут вставать в полной красе, и всё самое важное и интригующее всплывёт на поверхность, как будто треснет первый лёд на реке и бушующая сила воды вынесет на поверхность всё, что было скрыто в её тёмной глубине.

Виделась настоящая восточная сказка, в которой османская принцесса, потерявшая всё, стала жить в нищете, а её прекрасный принц, оказавшийся не удел после гибели Османской империи, поменял имя и стал артистом. Да, и не помнит, и не знает он уже никаких сероглазых невест.

Ей вдруг стало очень грустно, потому что она вспомнила о принце Абдуле Кериме, которого ни­когда не видела, но который должен был стать ее мужем. Абдул Керим эмигрировал в Америку,­ и больше никто о нем ничего не слышал.

Что обычно самое главное в книге? Сюжет и герои. Да, художественный слог тоже имеет огромное значение. Можно придумать преинтересный сюжет, создать великолепные, отзывающиеся в душе образы, но при этом быть абсолютно косноязычным, и тогда, при всех плюсах, книга никогда не сможет претендовать на звание понравившейся и уж тем более любимой.

Вот и Курбан Саид, обладающий хорошим литературным слогом и поместивший своих героев в интересные исторические реалии, просто не смог создать персонажей, которые смогли бы найти путь к моему сердцу. Особенно это касалось главного женского образа, который получился очень неприятным, чересчур фальшивым и слишком заносчивым. Если это была цель автора, то он её с успехом достиг.

Её постоянные разговоры о величии османов, а также, видимо, о своём личном — ведь она дочь паши и имеет прямое отношение к великой династии, — о чём не забывает напоминать при каждом удобном и неудобном случае, вскоре начинают утомлять. А уж когда вся её любовь, о которой будет сказано так много, разбивается в один миг, стоит только её мужу оказаться успешнее и нужнее её самой, это уже совсем не вызывает душевного отклика.

Она открыла воду, в одежде присела на край ванны, и слезы потекли по ее щекам. Она смотрела, как наполнялась ванна, потом закрыла кран, опустилась на пол и долго и тихо плакала, сама толком не зная почему. Хаса победил, и ей было больно и одновременно радостно оттого, что она перестала быть дочерью паши, а стала просто женой человека, способного победить смерть.

История не поражает воображение, не вызывает умиления и искреннего сочувствия; она тихо движется к совершенно предсказуемому финалу, который нетрудно угадать, стоит повествованию чуть перевалить за половину. Мне удивительно, как взрослый состоявшийся человек может рассуждать такими категориями — была отдана, предназначена — и моментально забыть о той большой любви, которая ещё недавно поразила её сердце, выкинуть из головы все обеты верности, забыть все громкие слова и рвануть в сторону принца, который ещё недавно даже не помнил её имени.

О каком долге можно говорить, если империи, в которой давались все обещания, больше нет? Принц уже давно не принц, а обычный американский актёр, решивший потешить самолюбие и разнообразить жизнь за счёт глупой женщины, считающей себя дальновидной, но не способной избавиться от восточных иллюзий.

Оправдывать своё предательство тем, что есть большая разница между принцессой из Стамбула и обычной женщиной, предавшей мужа, — глупо. Принцесс больше нет, отец — не паша, а жалкий торговец коврами, а ты — среднестатистическая жена врача, не имеющая ничего, кроме глупых фантазий, которые рушат жизни других людей.

Долг и позор, честь и радость сплелись в один крепкий узел: ее призывал долг перед принцем, но останавливала любовь Хасы.

Давно мне уже в книгах не встречалась столь неприятная и двуличная героиня. Всего лишь пара встреч, и можно уже говорить о любви.

Подожди немного. — Азиадэ уже не понимала, что говорит. Она крепко сжимала его руку, и казалось, ею управляет некая неведомая сила. — Подожди немного! — словно охваченная каким-то внезапным видением, восклик­нула она страстно и отчаянно. — Может, мой муж бросит меня! Тогда я приду к тебе, Абдул Керим. Но я не могу разрушать дома.

Возможно, разность менталитетов не даёт мне до конца проникнуть во все тайные и сокровенные закоулки восточной души, но для меня все поступки этих героев настолько неблаговидны, что могут вызывать только искреннее возмущение и неприятие.

Отец, толкающий замужнюю дочь в объятия бывшего суженого; неизвестно откуда взявшийся принц, решивший за счёт бывшей наречённой поправить свою катящуюся в никуда жизнь; сама сероглазая дева — любительница возвышенных фраз и обладательница пустой души. Всё это складывается в абсолютно безрадостную и унылую картину. Остаётся только пожалеть бедного доктора Александра Хасу, которого предали второй раз, но при этом ещё и решили одарить «милостью» — устроить его дальнейшую судьбу.

Один из самых неприятных моментов в романе — когда наша благочестивая Азиадэ, не найдя себе приличного оправдания за решение бросить мужа ради алкоголика, мнящего себя королевской персоной, решила воспользоваться ситуацией, когда один из приятелей мужа выразил к ней интерес, а сам муж не сумел заступиться за неё как положено.

Теперь ты должен его убить, Хаса. Иди и убей его!

Вот так должен был решить вопрос доктор Хаса в центре Вены, но не смог. Поэтому она добилась того, чтобы за её честь заступился «его высочество принц Абдула Керим», он же Джон Ролланд — обычный пьяница.

Она стеснялась своего мужа, она стеснялась мира, в котором жила и нравов которого не в состоянии была принять.

Но при этом свободно пользовалась этим миром, который никак не могла понять. Пользовалась этим мужем, который оказался просто не то пальто, а уж про нравы — не ей рассуждать. Поборницей праведности её точно назвать трудно. Такая смесь лицемерия, гордыни, высокомерия и ничтожности души, как у Азиадэ, давно не встречалась мне на книжных страницах.

Финал предсказуем и сладок, как самые знаменитые турецкие сладости. Главная героиня в нём предстала во всей красе и полностью раскрылась: милая девочка, воспитанная в лучших восточных традициях, оказалась не по годам расчётливой и продуманной.

— Я всего лишь девушка из Стамбула, ничего больше, — нежным голосом сказала она и накинула на лицо легкую вуаль...

Сказать, что книга мне не понравилась, я не могу: что-то в ней безусловно было цепляющее. Но вместе с тем она местами довольно скучна и неприятна, а порой даже чересчур отталкивающе, поскольку личность главной героини не вызывает положительных эмоций.

Будет любопытно прочитать второй роман автора, который также есть у меня в планах. Судя по отзывам других читателей, он несколько проигрывает этой истории, что не внушает оптимизма.

Ну такое себе… на любителя…
Сюжет относительно неплох, хотя и развивается достаточно предсказуемо. Но здесь затрагивается довольно острая проблематика взаимодействия восточной и западной культуры, присутствуют весьма любопытные персонажи, ну и динамика развития событий просто отличная, так что скучать в общем-то не приходится. Да и задуматься есть, над чем, так что в целом история вполне себе увлекательная.
Но мне совершенно не понравилась стилистика автора и то, как он выстраивает повествование. Например, порог вхождения в книгу крайне некомфортный, загроможденный далеко не всем понятной терминологией, которая в дальнейшем к сюжету не будет иметь никакого отношения, кроме разве что того факта, что главная героиня занимается сравнительным анализом тюркских языков. Но это же совсем не значит, что вместо хотя бы небольшой характеристики героини читатель должен начинать знакомство с книгой с этого самого анализа.

— А что вы скажете об этом «и», фройляйн Анбари?
Азиадэ подняла голову. Ее серые глаза были задумчивы и серьезны.
— Это «и»… — повторила она тихим, мягким голосом, потом, немного помолчав, решительно и отчаянно выпалила: — Оно является якутским герундием, сходным с киргизской формой «бариси».
Профессор Банг, чьи очки в круглой металлической оправе и длинный с горбинкой нос, делали их обладателя похожим на мудрую сову. После тихого, неодобрительного пыхтения он осторожно потер переносицу, и стукнув костлявым пальцем по столу, сказал:
— Я считаю, что это «и» в якутском «бари», не что иное, как посессивный суффикс. «Бари» означает «целостность» и окончание «и», вместо привычного якутского «а» должно быть следствием палатализации. Но где же тогда корень этого существительного?
— «Бар» — «наличное», — сказала Азиадэ.
— Да, — задумчиво и уныло сказал Банг. — «Наличное», и оно может склоняться, как и любое другое существительное. В кумыкском корень тот же — «бари». На балкарском и карачаевском он трансформируется в «барасин». Но я все же не могу до конца объяснить это отсутствие «а» в якутской форме.

Познавательно, конечно, но засоряет текст с самой первой страницы. Примерно так же нас знакомят и с главным героем:

— Concha bulosa, — сказал доктор Хаса и бросил инструменты в тазик. Пациент испуганно посмотрел на выписанное им направление и скрылся в рентгеновском кабинете.
— А, может быть, и эмпиема, — пробормотал Хаса.
Он записал свое предположение в историю болезни и отправился мыть руки.
Глядя, как светлые капли скатываются по его пальцам и исчезают в раковине, Хаса жалел себя. «Я просто несчастный человек», — думал он, и на лбу у него обозначились горизонтальные морщинки. Три аденотомии за одно утро — это точно уж слишком. К тому же, одна из них под наркозом. И эти два парацентеза — второй был вовсе необязателен. Барабанная перепонка все равно вскрылась бы сама по себе, но пациент начинал волноваться.
Доктор Хаса вытер руки и вспомнил о риносклероме. Это было его больным местом.

Опять куча специальной терминологии, не несущей никакой смысловой нагрузки для сюжета, кроме обозначения профессии героя. Странный способ представить читателю действующих лиц, короче. Ну разве что таким образом автор пытался подчеркнуть разницу между персонажами, между их занятиями и увлечениями. Если так, то это весьма спорное решение, т.к. совсем не это стало точкой преткновения в отношениях героев.
Но это было бы еще терпимо, если бы автор впоследствии столь же детально поведал нам о развитии отношений между персонажами, о возникновении чувств, о точках соприкосновения этих очень разных людей. Да ничего подобного, через одну встречу/свидание нас просто ставят перед фактом, что у них уже любовь и планируется свадьба. Причем проявления любви всю дорогу описаны столь сухо и безэмоционально, что невольно вспоминается Станиславский.
Хотя отдельные фрагменты автору вполне удались. Здесь отлично показано возникновение конфликтов, связанных с ментальными различиями персонажей, ближе к финалу хорошо раскрылась героиня, сумев относительно безболезненно разрубить гордиев узел запутавшихся взаимоотношений. Да и вообще в другой подаче, скорее всего, эта история произвела бы гораздо более сильное впечатление. А так… ну прочитала и прочитала… Местами было любопытно, а местами раздражало, что приходится додумывать детали, на описание которых поскупился автор, попутно спотыкаясь о ненужную в данном контексте терминологию.