Тяжело в учении

Процесс того, как мы с Чатьеном Вастом пытались сделать из меня достойного члена здешнего общества, достоин анналов истории. Ну, или пособия по средневековым пыткам.

Перво-наперво необходимо было обучить меня языку, причём так, чтобы при разговоре я ничем не выдала, что данный язык не является моим родным. Мой надзиратель – лечащий врач подошёл к этой задаче со всей обстоятельностью. Большую часть дня, незанятую лечением и попытками восстановить атрофировавшиеся мышцы, мы с моей личной Немезидой проводили в неком ментальном пространстве. Чатьен Васт при помощи своих «сияющих ручек» проникал в мою голову и создавал там что-то вроде классной комнаты. Это было небольшое помещение с абсолютно голыми стенами, окрашенными бледно-жёлтым цветом. Из мебели здесь был только маленький круглый столик, стоявший точно посередине, а рядом с ним – две низкие табуретки на трёх ножках. Мы садились на эти табуретки, и мужчина создавал над столешницей различные предметы, вслух проговаривая их название, а я повторяла за ним, точно попугай. Но существительные это, как говорится, только полбеды. Вот когда мы перешли к глаголам и прилагательным… Вот тут начался сущий ад. Потому что, да, как и в русском языке, прилагательные у них склоняются. И глаголы тоже. И мой крохотный мозг при всём желании не мог запомнить такой объём информации. Радовало только одно: гости ко мне больше не приходили. Правда я пока так и не придумала способ спросить у своего сообщника, почему.

Также возникала определённая сложность в трактовке того, что именно Чатьен Васт мне показывал. С существительными всё было просто, вот предмет – вот слово, которое его обозначает. Это же правило работало в отношении большинства качественных прилагательных вроде тех, что обозначают цвет, форму или размер. А дальше начинались проблемы. Вот показывает мне Чатьен Васт человека с выражением злости на лице. Какое слово он пытается объяснить? Злой? Рассерженный? Недовольный? Опасный? Плохой? Или что-то ещё? Понять было решительно невозможно, поэтому приходилось принимать на веру: человек с таким выражением лица обозначается так (хорошо хоть сама форма слова указывала на то, что передо мной: существительное, прилагательное, глагол или местоимение).

Помимо сложностей в освоении языка, появился также ряд проблем психологического свойства. Придя немного в себя и отойдя от первого шока, я наотрез отказалась ходить в местный аналог утки и позволять лекарю себя мыть. Однако физически обслуживать себя я была пока не в состоянии. Вернее, не так: я была не в состоянии дойти до нужного помещения. Руки, к счастью, с каждым днём работали всё лучше и лучше, ела я уже сама, да и с водными процедурами могла справиться самостоятельно. Чатьен Васт относился к моей внезапно пробудившейся стеснительности с неожиданным пониманием (хотя, возможно, причиной его молчаливого принятия моих капризов было то, что он пока был не в состоянии донести своё мнение с тем количеством слов, которые мне было уже известно, а сотрясать воздух понапрасну он считал неприемлемым). По первой моей просьбе лекарь брал меня на руки и относил в нужное помещение, благо, и ванная, и туалет находились на этом же этаже. Туалет, к слову, был как раз такой, какие я ненавижу: деревянный короб с дыркой, под которой стояло ведро – этакий продвинутый вариант сельского сортира. Ванная, впрочем, тоже не отличалась изысками: обычная каморка, посреди которой стояла глубокая бадья, а на стене висело несколько больших отрезов хлопковой ткани, служившей эквивалентом полотенца. Так что для того, чтобы помыться, кто-то сначала должен был подогреть воду и наполнить ею бадью. Со слов Чатьена Васта я знала, что в доме есть слуги, которые выполняют всю грязную работу, но привлекать их к моему обслуживанию было опасно: время от времени я забывалась и могла сказать что-то на своём родном языке. Да и мимика и жесты у меня максимально не соответствовали статусу Сиреневой госпожи поместья Лундун.

К слову о статусе. Из разрозненных картинок, показанных мне лекарем, я узнала, что являюсь дочерью бэкхрана поместья Лундун (как я поняла, это что-то вроде лорда в Средневековой Европе, у которого, помимо обширного земельного владения, есть личная армия, он может свободно принимать законы и вершить суд на своей территории, но при этом его владения являются частью единого государства) и его супруги Тэят. Так что, как говорится, сбылась мечта идиота: я-таки стала, пусть и с некоторой натяжкой, принцессой. Мой брат по имени Ришан носил титул Красный господин, а моя мать была Розовая госпожа. Это странное цветовое разделение господ в поместье меня крайне заинтересовало, но я не смогла нормально сформулировать вопрос, поэтому пришлось отложить его до лучших времён.

Когда мы добрались до чисел и цифр, для изучения которых Чатьен Васт принёс ко мне в комнату кучу мелких палочек длиной с мой указательный палец, я наконец-то смогла выяснить возраст своего нынешнего тела. Шесть лет. Узнав это, я мысленно застонала – впереди меня ожидали все прелести взросления, вроде гормональных скачков, прыщей и прочих радостей жизни.

– Сколько вам лет? – спросила я лекаря, старательно выговаривая новые слова. Учитывая, что поправлять Чатьен Васт меня не стал, я всё произнесла правильно.

– Тридцать пять.

«Практически мой ровесник», – подумала я.

– Мне тридцать один.

Чатьен Васт вскинул вверх правую руку – жест, как я недавно узнала, обозначающий «нет».

– Тебе шесть, – твёрдо заявил лекарь.

Вздохнув, я подняла левую руку – жест согласия. Нахмурившись, мужчина подался вперёд – мы, как обычно, сидели на моей постели, я – откинувшись спиной на изголовье, а он на самом краю, – уверенно обхватил меня за локоть и чуть отвёл руку назад, чтобы плечо с корпусом образовало прямой угол, затем немного изменил положение предплечья, поставив его перпендикулярно плечу, и в довершение надавил на ладонь, отгибая её назад – какой-то похожий жест я как-то видела по телевизору в индийских танцах.

– Повтори сама, – строго велел Чатьен Васт, пристально глядя на меня своими холодными светло-карими глазами.

Вздохнув, я опустила руку вниз, затем подняла её, постаравшись поставить так, как он показал. Мужчина вновь был вынужден исправить мою позу: отодвинуть локоть и отогнуть ладонь. Поза была жутко неудобной, о чём я не преминула сообщить своему истязателю.

– Так нужно, – сухо проговорил он. – Повтори ещё раз.

В итоге следующую пару часов я до изнеможения повторяла жесты согласия и несогласия, мысленно костеря Васта последними словами. А вечером этот горе-врачеватель посчитал, что я вполне готова для того, чтобы начать тренировать мышцы корпуса. В итоге мне пришлось качать пресс в попытках самостоятельно сесть, хоть и держась руками за ладони Чатьена, скрытые перчатками. Сделать данное упражнение мне удалось лишь три раза, да и то удержаться дольше десяти секунд в вертикальном положении не хватило сил, однако, судя по несколько потеплевшему взгляду, мой надзиратель остался доволен.

– Я хочу ходить, – устало откинувшись обратно на подушку, проговорила я, специально выбирая самую лёгкую на мой взгляд грамматическую конструкцию – модальный глагол полюс инфинитив смыслового глагола. – Когда?

Чатьен Васт что-то ответил, но я не поняла ни слова и недовольно скривилась.

– Я не поняла.

Чатьен Васт тут же исправил моё произношение. Я скривилась повторно: несмотря на всё моё прилежание только каждая десятая фраза звучала правильно. Это угнетало. Ведь в любой момент моё уединение может быть нарушено отцом, матерью или братом. Я не могу до бесконечности изображать проблемы с голосом.

– Не торопись, – нарочито медленно выговорил мужчина, ободряюще коснувшись рукой моего плеча. – У тебя всё получится. Уже получается.

Обречённо вздохнув, я кивнула, за что получила укоризненный взгляд: избавиться от привычки кивать и качать головой у меня никак не получалось. Но ведь это намного удобней, чем размахивать руками, точно ветряная мельница!

После ужина лекарь уже привычно отнёс меня в ванную комнату, где меня ожидала наполненная на треть водой бадья. Аккуратно опустив меня в воду прямо в одежде, мужчина пододвинул небольшой столик, на котором стоял флакон с ароматным жидким мылом и «полотенце», после чего вышел за дверь. Я знала, что далеко Чатьен Васт не ушёл – скорее всего, остался стоять прямо под дверью, – чтобы в случае, если что-то произойдёт, он сумел прийти на мой зов. Подобная забота трогала, хоть я и понимала, что по большей части мужчину волнует сохранность этой тушки, ведь в случае моей несвоевременной кончины он отправится следом.

Осторожно размотав завязки, скрепляющие моё платье сбоку – сиреневое, без рукавов, длина которого едва достигала моих колен, – я сняла намокшую одежду и повесила её на край бадьи. Сама же зачерпнула немного мыла из флакона и принялась втирать вязкую жидкость в волосы. Внезапно какой-то громкий звук, раздавшийся откуда-то сверху прямо над моей головой, привлёк моё внимание. Насторожившись, я неподвижно замерла, прислушиваясь. Сначала я решила, что мне показалось, но спустя короткий промежуток времени звук повторился.

Судорожно сглотнув, я торопливо смыла мыло с волос и громко позвала:

– Чатьен Васт!

В эту же секунду мужчина вошёл в комнату. Должно быть, на моём лице очень чётко отражался страх, потому что лекарь нахмурился, а его рука ушла за спину, где на поясе висели ножны с кинжалом.

Понимая, что словами объяснить, что именно меня так напугало, вряд ли получится, я подняла руку и указала на потолок. Чатьен Васт запрокинул голову и внимательно принялся разглядывать доски. В этот момент звук, настороживший меня, повторился в третий раз. Не говоря ни слова, мужчина подошёл к бадье и, не глядя, бросил мне полотенце, в которое я замоталась по мере своих скромных возможностей. Ткань, естественно, моментально намокла, но лекаря это совершенно не смутило. Легко подхватив меня на руки – что немудрено, в этом теле фактически не было веса, только кожа да кости, – Васт стремительно покинул ванную. Я привычно обхватила его шею, довольно тесно прижимаясь к груди, так что без труда расслышала, как заполошно билось его сердце – несмотря на внешнюю невозмутимость, мой надзиратель тоже был напуган.

Добравшись до комнаты, Чатьен Васт осторожно опустил меня на кровать, на краю которой уже лежало подготовленное для меня чистое платье. Я привычно отвела взгляд в сторону: несмотря на то, что в свои тридцать лет невинной девочкой я не была, определённое смущение при необходимости предстать голой при постороннем человеке – тем более мужчине, – всё же присутствовало. И плевать, что это врач, а у меня тощее детское тельце, которое вряд ли сочтёт привлекательным даже самый отбитый на голову педофил.

Проворные руки с длинными музыкальными пальцами быстро облачили меня в платье, поверх которого легло мягкое одеяло, которое я натянула чуть ли не до подбородка.

– Я проверю, – тихо проговорил Чатьен Васт, после чего вытащил из ножен короткий тонкий кинжал и протянул его мне.

Я дрожащей рукой приняла оружие: несмотря на свой малый размер, клинок был довольно тяжёлым, и я не была до конца уверена, что смогу воспользоваться им даже в случае острой необходимости.