Всем, кто бежит от себя, посвящается.

1

Дома не было.

Айк почувствовал неладное почти сразу, когда со смущением и затаенной радостью начал высматривать в густой чаще знакомый забор. И все же к увиденному оказался не готов.

Так влюбленный, обнаружив свою возлюбленную спящей на душистом сене, склоняется над ней, чтобы разбудить нежным поцелуем, и вдруг бледнеет. В ужасе хватает ее за плечи, трясет, громко зовет по имени… и наконец опускается на землю, молчаливый, с безумным, остановившимся взглядом.

Он думал, что любимая спит, а она мертва и неподвижна, как камень.

Так и Айк, возвращаясь домой после двух месяцев отсутствия, думал лишь о том, как его встретят сестры, которых он даже не предупредил о своем отъезде. Слишком уж внезапно пришлось бросить и прежнюю жизнь, и должность Свершителя Вьена. Об истинных причинах своего поступка он говорить не собирался и как раз придумывал историю поправдоподобнее, когда заметил просвет между деревьями. Урожайный месяц сиял во всем своем блеске, листва еще даже не начала желтеть, и лучи солнца не потеряли силу. И теперь их сияние указывало на то, что впереди большое открытое пространство.

Айк вырос в этом лесу, знал его как комнаты собственного дома. Никакой поляны здесь никогда не было.

Здесь должен был быть его дом.

Он невольно ускорил шаг, потом побежал. Одежда с чужого плеча мешала, плащ цеплялся за кусты и низкие ветки. Айк все ждал, когда же впереди мелькнут доски забора, и молил Всемогущего, чтобы они уже наконец появились.

Но их не было. Не было ничего.

Он миновал последние деревья и очутился на краю огромной проплешины, посреди которой торчал черный, обугленный остов. Дом сгорел почти дотла, лишь сиротливо торчал камин общей комнаты, да перекошенная плита до половины ушла в пепел в том месте, где когда-то была кухня.

Взгляд Айка судорожно метался, перепрыгивая с одной ужасной подробности на другую.

Остатки стеклянной посуды из мастерской – она расплавилась и сверкала на солнце тусклым, неживым блеском. Погибший огород с почерневшими кочанами капусты и валяющейся на земле картофельной ботвой.

Книги, обожгла внезапная мысль. Все книги, накопленные семьей Райни на протяжении трех поколений, принесенные другом отца, Дирхелем из Хранилищ! Книги, чудом уцелевшие после эпидемии Белой Лихорадки, что пронеслась по миру триста лет назад, уничтожив человеческую цивилизацию. Они пережили всеобщую панику, Великий Исход из Мегаполисов, долгую дорогу в Хранилище, где смелые люди надеялись спасти их для будущих поколений…

Все это оказалось напрасным.

Мучительная боль в груди согнула Айка, он ухватился за дерево, чтобы не упасть. Судорожно хватал воздух ртом, перед глазами потемнело.

Дом, где он родился и вырос, где родился его младший брат Эйвор и сестры-близняшки! Где они ссорились и мирились, дом, сохранявший их жизни, тепло и любовь! Дом, который всегда служил ему надежным убежищем, что бы ни случилось!

Под ногой металлически звякнуло.

Айк опустил глаза и несколько секунд тупо смотрел на лежавший в золе потемневший предмет, не узнавая его. Потом поднял и рассмотрел. Запор от калитки, хитрое отцовское изобретение – снаружи его можно было открыть, дернув за потайную веревку.

И он был закрыт.

Айку показалось, что лицо покрыто слоем воска – снаружи кожа омертвела, а под ней растекаются живые, горячие струйки страха.

Когда люди спасаются от огня, они не запирают за собой двери. Значит, Мэйди и Лурдес… остались внутри?

Взгляд сам собой двинулся вперед и уперся в что-то черное, скрюченное посреди двора. Доски настила выгорели, и два силуэта лежали прямо на земле, в жирной, черной грязи.

Айк понял, что у него не хватает мужества подойти и посмотреть. Но посмотреть необходимо, и он привычным усилием отодвинул в сторону переживания – в точности так же, как во время порок и казней. Дождался, пока дыхание выровняется, выпрямился и нетвердыми шагами приблизился к черным силуэтам.

И тут же нахлынуло облегчение – фигуры лежали спина к спине, обгорелые до костей, но форма черепов бросалась в глаза. Айк слишком хорошо помнил отцовские уроки, чтобы усомниться.

Это были останки двух собак.

– Райст! Кари! – прошептал Айк, чувствуя, как накатывают слезы. В памяти всплыли образы огромных бело-рыжих псов, верных охранников и защитников. Дни их уже клонились к закату, но такой смерти они не заслужили.

Но только ли они погибли здесь? Что вообще произошло?

Айк вытер лицо рукавом и, закусив губы, чтобы не зарыдать в голос, шаг за шагом осмотрел пепелище. Но больше ничего не нашел и испытал огромное облегчение. Впрочем, не слишком оправданное – близняшкам всего по семь лет и, хоть они и очень крупные и крепкие девочки, в таком огромном костре тела могли сгореть дотла.

Но Айк сердцем чувствовал – сестер нет здесь. Они живы, каким-то чудом им удалось спастись. Быть может, забор рухнул, они просто выбежали в проем и ушли в город, к Эйвору? Это объяснило бы и отсутствие коз – на месте сгоревшего хлева останков не было. Хотя они, скорее всего, на момент пожара паслись в лесном загоне. Одному Всемогущему известно, что с ними сталось.

Айк поймал себя на том, что опять в задумчивости грызет палец, и с отвращением вытер грязные руки о штаны. Ничего не поделаешь, надо идти в город, к Эйвору. Как бы ни хотелось избежать встречи с братом, девочки, скорее всего, у него, а ведь Айк пришел сюда именно за ними.

Нужно забрать сестер и увезти их подальше, где никто не будет знать о том, что они – дочери человека, который плетью и мечом вершил правосудие. Отверженного, проклятого Всемогущим и презираемого людьми.

Дочери Свершителя и сестры Свершителя…

– Эй, паренек! Проснись!

Айк со свистом втянул воздух и открыл глаза. Перед ними, казалось, все еще плавало видение почерневших стен, изуродованных пожаром деревьев.

– Так-то лучше! Гони эту дрянь прочь!

Сидевший на краю постели человек дружески похлопал его по плечу и поднялся. Невысокий, смуглый, с острыми чертами лица, он казался молодым из-за энергичных, порывистых движений. Но седина в черной густой шевелюре выдавала его истинный возраст.

– Спасибо, Хорас.

Айк поспешно сел и начал одеваться, не обращая внимания на убогую обстановку комнаты. За последнюю пару месяцев он повидал кучу постоялых дворов, и этот был не из худших.

Рядом с Айком, чья крупная, массивная фигура дышала свирепостью и силой, Хорас Гендерсон казался изящным, хотя на самом деле был плотным и крепким. Усевшись за шаткий стол, он поглощал хлеб, сыр и яблочный пирог с таким удовольствием, словно в жизни не ел ничего вкуснее. Это умение находить хорошее там, где его нет и в помине, поражало и восхищало Айка.

Он так не умел и не был уверен, что когда-нибудь научится. Неохотно обкусывал волглую горбушку, а на душу темными покрывалами опускались уныние, беспомощность, и, разумеется, чувство вины, неразлучный спутник.

Он не нашел ни сестер, ни брата. Домик Свершителя во Вьене был заперт, в нем явно не жили уже много дней – на пороге лежали нетронутые листья. Заходить в магистрат Айк, конечно, не стал. Он понятия не имел, как там воспримут появление беглого Свершителя – глядишь, еще и в тюрьму посадят.

Целый месяц они с Хорасом объезжали ближайшие к Вьену города, но никто не видел кудрявого темноволосого юношу и двух девочек-близнецов.

Поначалу Айк не знал, что и думать. Совсем недавно у него были дом и семья – и вот ничего не осталось. Прежняя жизнь с его уходом не просто закончилась, она исчезла без следа. Такого он не ожидал и чувствовал себя совсем потерянным.

Впрочем, быть может, это и к лучшему? Он ведь сам предложил брату в прощальном письме отправиться, куда тот пожелает – вот он и ушел. И, видимо, забрал сестер с собой. Пусть Эйвор и младше Айка на два года, в свои пятнадцать по закону он взрослый и может делать, что хочет. К тому же ни у него, ни у девочек нет блаза – татуировки на запястье, указывающей на принадлежность к семье Свершителя.

Айк невольно коснулся собственного запястья, завязанного платком, который он не снимал ни днем, ни ночью, и поймал взгляд Хораса.

– Что?

– Надо его свести, – заметил Хорас, аккуратно сметая со стола крошки пирога и отправляя их в рот, – я знаю нужного человечка. Только не говори, что из сентиментальности хочешь оставить татуировку, из-за которой тебя могут прикончить!

Айк пожал плечами.

– Отец говорил, если свести, след все равно останется. Ведь так?

– Так, – признал Хорас, – но его можно закрыть – например, другой татуировкой, которая ни у кого не вызовет подозрений.

Айк резко поднялся и заходил по комнате, преодолевая желание пригнуться. Потолок был скошен, как на чердаке, в крохотном окошке торчала макушка ели, росшей при входе на постоялый двор. Айк чувствовал себя здесь точно зверь в тесной клетке.

– Мне сейчас не до того, – раздраженно заметил он, – если ты не заметил, я так и не нашел Джори и Крис, мои сестры и брат тоже пропали. Надо искать их, а не тратить время на всякую ерунду.

Хорас слушал его, нетерпеливо постукивая носком сапога по полу, и наконец не выдержал:

– Слушай, я уже понял, эти ребятки, Джори и Крис, твои единственные настоящие друзья, свет в окошке, и все такое. Но чтобы их искать, нужно обладать свободой передвижений, а не шарахаться от каждого куста.

Айк мрачно смотрел на него, и Хорас продолжил уже спокойнее:

– Ясно, что они так и не добрались до Лаленда, где ты рассчитывал их найти. Значит, что-то случилось по дороге – на то, чтобы выяснить это, уйдет прорва времени. С наскока такую задачку не решить, если она вообще решаема.

Рука Айка лежала на оконной раме, и при этих словах он стиснул ее с такой силой, что рассохшееся дерево скрипнуло.

– Я никуда не уйду без Джори, – холодно произнес он, глядя прямо в темные глаза Хораса. Но тот не отвел взгляд.

– Подумай хорошенько, Айки. Только спокойно подумай, без сердца. Прошло уже больше полугода с тех пор, как они пропали. Вариантов масса. Болезнь, разбойники, работорговцы. Мы объехали все окрестные города, прочесали дорогу чуть не до самого Вьена. Что еще тут можно сделать?

Айк отвернулся, чтобы скрыть закипающие в глазах слезы бессилия и злости. Что за проклятие такое, вечно он раскисает, как девчонка! Но ничего не поделаешь, Хорас прав.

А тот, словно чувствуя слабость своего спутника, заговорил более мягко:

– Всемогущий видит, я знаю, что такое друзья. Знаю, каково тебе. Но они бы не хотели, чтобы ты погубил свою жизнь ради призрачной надежды их найти, – крепкая рука опустилась на плечо Айка, – твой друг точно не пожелал бы такого, верно? Ты всегда мечтал о море, я понял это сразу, еще тогда, в день нашего знакомства. Приметил в твоих глазах.

– Что приметил? – глухо произнес Айк.

Хорас тихонько усмехнулся.

– Линию горизонта, паренек. Она есть в глазах у всех, кто предназначен морю, и пусть ты его никогда не видел, в душе жаждешь соединиться с ним. Всемогущий дает тебе шанс, – он стиснул плечо Айка, – я должен вернуться на корабль, и так потерял много времени. Пора. Ты пойдешь со мной?

Айк молчал. За окном покачивалась под порывами ветра ель, волновалась молодая древесная поросль и золотистая трава по обочинам пустынной дороги. Краски здесь были иные, непривычные – листья словно тлели багрянцем, но не вспыхивали.

За дорогой стеной стоял лес – бесконечный лес, который Айк так часто в своих мечтах представлял морем…

Хорас разжал пальцы и хлопнул его по плечу.

– Подумай хорошенько. Славный ты парень, бросать тебя не хочу, но если будешь упорствовать… – Он вздохнул и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв скрипучую дверь.

Айк остался наедине со своими мыслями.

– Что ты будешь делать, если я умру?

– Чего? – Крис обернулась через плечо и уставилась на Сильвана припухшими со сна глазами.

Кровать на постоялом дворе была такой узкой, что приходилось лежать на боку, плотно прижавшись друг к другу, как селедки в бочке. Утреннее солнце пронизывало ветхую занавеску, на дощатом полу лежали розовые блики.

– Ну вот представь, я умру – что тогда?

– Не ерунди, Силли. Я спать хочу.

– А я тебе скажу, что, – не унимался Сильван, – сначала, ты, конечно, будешь горевать и плакать. Будешь жалеть, что мало говорила, как сильно любишь меня, что дразнила меня, и все такое прочее. А потом появится красивый парень с зелеными глазами, и он будет такой понимающий, такой добрый, будет тебя так внимательно слушать и сочувствовать. И в конце концов ты прыгнешь к нему на колени, и все, я останусь в прошлом!

Повисла пауза. Сильван так живо представил себе все, о чем рассказал, что у него даже слезы на глазах выступили.

– Силь, – произнесла Крис непонятным тоном.

– Чего? – буркнул Сильван.

– Ты еще не умер.

Она обернулась – щеки пылали от сдерживаемого смеха.

– И ничего смешного! – обиделся Сильван.

Крис пристально вгляделась в его лицо. Потом повернулась на другой бок, отчего кровать пронзительно взвизгнула, обвила одной рукой шею Сильвана и, держа другую на весу над ними, произнесла:

– Если ты умрешь, я сделаю татуировку тебя вот здесь, на кисти руки, и буду с тобой разговаривать. Вот так, смотри! – Она начала быстро сводить и разводить пальцы. – Привет, Крис! Как спалось? Клопы не кусали?

Сильван не выдержал и прыснул со смеху.

– Ты ужасная! Ну ничего святого нет!

– Нету, – с готовностью подтвердила Крис, – от него одна морока.

Сильван устроился поудобнее на ее руке и с удовольствием спросил:

– Ну а как сделаешь татуировку? У тебя же портрета моего нет?

– Тоже мне проблема! Попрошу набить фигурку какого-нибудь тощего дылды, и все дела.

– Ах, значит, я тощий дылда?! – Сильван вцепился свободной рукой в бок обидчицы и начал ее щипать.

Крис захохотала, тщетно пытаясь вырваться. Наконец ей это удалось, она вскочила и принялась бегать по комнате в одной рубашке. Сильван преследовал ее по пятам, время от времени ухватывая за бок.

– Вот тебе за дылду! Получай за тощего дылду!

Вдруг Крис резко остановилась и развернулась, так что Сильван влетел прямиком в ее объятия. И теперь уже сам принялся вырываться, возмущенный таким коварством.

– Возьми тощего дылду назад, слышишь?!

– Беру! – со смехом произнесла Крис. – Тем более что я сама не лучше. Союз тощих телом и духом.

Действительно, ее тело в объятиях Сильвана, казалось, состояло из одних острых углов, но он уже давно не замечал этого. Покрытое мелкими веснушками, заостренное личико приблизилось к его лицу, разноцветные глаза – один синий, второй наполовину карий – заглянули, казалось, прямо в глубину сердца.

Нахлынула нежность, и внезапно он почувствовал, как сильно счастлив. В жизни не был таким счастливым, даже когда его карьера ратоборца находилась в зените славы.

– Люблю тебя, – прошептал он, крепче обнимая Крис и покрывая поцелуями ее лицо и распущенные светлые волосы, – как же я тебя люблю!

Рассчитавшись с хозяином, они ненадолго задержались во дворе под елью, росшей у самого входа – проверить, вдруг что забыли. Сильван первым закинул котомку на плечо и с удовольствием вздохнул полной грудью.

Осень не переставала радовать – неделями стояла теплая, мягкая погода. Темно-лазоревое небо, яркое солнце, сонно повисшая листва на деревьях. Большее лето, чем само лето, в этом году отданное на откуп бешеным ветрам и ливням.

Когда они с Крис уже выходили на дорогу, Сильван по привычке обернулся. Тихий постоялый двор казался заброшенным. Лишь в верхнем окне как будто качнулась занавеска, и снова все замерло в неподвижности.

Затишье не показалось Сильвану странным – удивляло само наличие постоялого двора здесь, на отшибе, да еще так близко от Джимела. Порядочные люди предпочитали держаться подальше от города работорговцев.

Крис прикрыла ладонью глаза от солнца и окинула взглядом лес.

– Готов?

– Готов! – улыбнулся Сильван, и они двинулись по заросшей дороге с еле заметными следами от тележных колес.

Они оставляли Джимел по правую руку, настолько близко, насколько это казалось безопасным. Очутиться там во второй раз никому из них не хотелось. Хотя Сильван и не отказался бы взглянуть на то, что осталось от Ла Гара, арены для поединков, после того, как они с Крис ее подожгли. Но с тех пор прошло уже полгода, возможно, ее восстановили, и люди продолжают гибнуть там на потеху толпе.

Сильван нахмурился и ускорил шаг.

– Потише, – буркнула Крис, – здесь не все такие длинноногие!

– Извини. – Он замедлился и, разглядывая от нечего делать заболоченный, полузасохший лес по обеим сторонам дороги, повернул ход мыслей в другую сторону.