Когда на трансляции появляется мужчина в костюме, я не сразу понимаю, что он ведущий игры. Потому что он совсем не похож на Софию.
Впервые мы с ней встретились в первую игровую ночь. В тот самый момент, когда я волочила труп незнакомого мужчины через весь подвал.
– Не забудь забрать нож, – заискивающе посоветовала она, – он тебе еще пригодится.
Встретившись с ней взглядом, я поняла, что ее безумие заразно. Оно распространилось на нас, как только в колонках зазвучал ее голос, рассказывающий правила игры. И даже спустя годы я до сих пор не могу до конца вытравить ее из себя.
– Вы уверены, что не были знакомы с другими участниками? – спрашивает вернувшийся в комнату детектив.
– Я знала только своих друзей.
– Может, еще раз посмотрите на фотографии?
– Нет, – резко отвечаю я. – Это бессмысленно.
– Ладно, – он кивает и переходит к следующему вопросу. – Это непросто, но нам нужно знать, как именно вы или ваша вторая личность выбирали следующую жертву.
– Считаете это уместной формулировкой, детектив? – интересуется у него младший следователь.
– Все нормально, – прерываю я его. – Я объясню.
Когда наступил первый день, я попыталась рассмотреть игроков, стоящих в кабинках напротив, но из-за пелены слез видела лишь расплывчатые силуэты. В отличие от меня, распластавшейся на полу, как чернильная клякса, другие уверенно стояли на ногах и даже выглядывали наружу. Откуда-то раздалось мое имя, и я, ощущая себя слепым котенком, повернула голову на звук.
Наскоро протерев рукавом рубашки глаза, я заметила Стаса, стоящего в одной из кабинок напротив. Он приподнял руку, чтобы привлечь мое внимание. Я нашла в себе силы помахать ему в ответ и подняться, чтобы выглянуть наружу и найти до смерти перепуганных подруг.
София стояла в центре комнаты, с необычайной нежностью поглаживая деревянную спинку электрического стула. Она рассматривала нас всех по очереди так, будто мы были ее домашним зверинцем. Я бы хотела назвать ее человеком, но меня не покидало ощущение, что это всего лишь оболочка, под которой находится запрограммированная машина. Разве можно поверить, что есть люди, поступающие подобным образом? Как она вообще смогла до такого додуматься? А мы? Чем мы думали, когда сюда ехали?
Время тянулось пугающе медленно. Ситуацию усугубляли громко тикающие на стене часы. Несмотря на тринадцать игроков, шесть охранников и Софию, в комнате стояла оцепенелая тишина. Это мучительное безмолвие напоминало могильное молчание.
А потом кто-то заметил трупы убитых ночью людей.
Несмотря на поднявшийся шум и крики, внутри моего тела наступил странный покой. Словно из меня разом выжгли все эмоции.
Глядя на остальных, я примечала детали их поведения, пыталась определить их роли. Сама не заметила, как отключилась от реальности и погрузилась в игру. Стала ее частью.
– В материалах дела есть информация, что все убитые тобой игроки не сопротивлялись, – читает вслух детектив, – но ты это никак не объяснила.
– Я ничего не помню, – напоминаю я ему.
– Верно. Как только наступала ночь, тобой овладевала вторая личность.
– Овладевала? – я не могу не закатить глаза. – Речь не о демонах, если что.
– Как только наступала ночь, вторая личность брала исполнительный контроль над вашим телом, – поправляет коллегу младший следователь.
– Спасибо, – я награждаю его легкой улыбкой, – все так и было.
– Мы почти уверены, что охранники держали игроков, пока их убивают, – объясняет детектив.
– Боюсь, что скоро вы все сами увидите, – я киваю на экран телефона, на которой ведущий игры неспешными шагами меряет подвал.
– Далеко не факт, Аделина, – опустив голову, говорит младший следователь.
– Думаете, что успеете их спасти еще до начала игры? – я с подозрением рассматриваю их лица и понимаю: что-то не так.
– Не совсем.
– В чем дело? – я невольно подаюсь вперед.
– Перед тем, как мы вернулись в допросную, – сообщает детектив, – нам пришло еще одно письмо.
– От организаторов?
– Да. И, к сожалению, оно касается вас. – Он будто специально выдерживает паузу, опасаясь моей реакции. – Дело в том, что они не начнут игру, пока мы не доставим вас в назначенное место. На это у нас есть двадцать четыре часа. После этого мы и впрямь станем свидетелями очередной трагедии.
– И что? Вы собираетесь сделать меня приманкой?
– Вы злитесь? – он прищуривается.
– Это не злость, детектив, а ярость, – честно признаюсь я.
– Мы не собираемся. Да и как это сделать без вашего согласия? К тому же, у нас нет уверенности, что это действительно поможет спасти запертых в кабинах игроков, – тяжело вздохнув, он поднимается с места. – Попробуйте успокоиться. Я вернусь через пятнадцать минут.
– Как будто у нас есть эти минуты.
– У вас, Аделина, есть минуты всего мира, а вот у этих людей… боюсь, что нет.
Когда он уходит, хлопнув дверью, младший следователь отодвигает от меня телефон с трансляцией.
– Он прав, вам нужно прийти в себя.
– Вы же это не серьезно? – я сама не замечаю, как хватаюсь за края стола. – От меня зависят жизни тринадцати человек. Вы бы смогли успокоиться?
– Следователь вместе с нашими специалистами уже изучают ваши переписки трехлетней давности с другими игроками. Мы точно выйдем на чей-то след.
– Вы напрасно тратите время.
– Остается только надеяться.
– Простите, но мою надежду отобрали в том подвале.
– Мне жаль, – кажется, искренне говорит он.
– Я не стану приманкой.
– И не придется. Мы найдем их раньше.
– Я только начала жить.
– Конечно, Аделина, – успокаивает он меня. – Никто не собирается отнимать вашу жизнь.
– Мне нечем дышать, – я задыхаюсь. Прямо как тогда на игре, когда на панели отобразилось имя моей подруги.
Тогда я склонила голову набок и с недоумением вгляделась в текст.
Что значит: Анна убита? Нет-нет-нет. Это ошибка. Я быстрыми шагами направилась к ее кабинке, желая, как можно скорее убедиться, что она в порядке.
– Анна, ты…
Даже заметив лежащую на полу подругу, которая после четырех пуль не издавала даже предсмертных хрипов, я все равно не поверила, что ее больше нет. Я помню, как попыталась ее поднять, но окровавленное тело беспомощно падало после каждой тщетной попытки.
– Нет… нет… – я не прекращала надеяться на чудо, даже поднимала ей веки.
Может быть, она умерла не сразу, но, когда я ее нашла, в ней уже не осталось ни малейших признаков жизни. А ее глаза… Они были такими же пустыми, какими, должно быть, стали мои собственные в тот момент.
Осознав, что потеряла ее навсегда, я плотно зажала рукой рот, чтобы не сорвать голос от рвущегося наружу крика.
На стене в гостиной родителей Анны всегда висели ее фотографии. Если хорошенько присмотреться к их цветовой гамме, то можно заметить, что они образуют радугу.
Первая фотография – маленькая Анна в ярко-красном платье. На ее маленькой рыжей голове золотая корона, у девочки нет переднего зуба, но она улыбается во весь рот, совершенно не стесняясь своих изъянов.
Вторая – Анна чуть постарше: она сидит за столом и держит в руках огромный апельсин, ее карие глаза широко распахнуты, будто она впервые видит этот фрукт.
На третьей фотографии – ее выпускной в детском саду: на ней костюм солнца – огромный желтый круг с лучами вокруг ее маленького тельца. Рыжая прядь выбилась из-под костюма и ниспадает на лицо, усыпанное веснушками. Она не улыбается, потому что не особо довольна своим костюмом и ролью в театральной сценке.
Следующий снимок – Анна лежит на ярко-зеленой газонной траве, на глазах у нее очки с толстой оправой в форме сердец, а в руке – розовый чупа чупс.
Затем – фото на море, сделанное ранним утром, когда вода кристально голубая, а небо абсолютно безоблачное. Рыжие волосы намокли и небрежно лежат на плечах.
И крайняя фотография – выпускной вечер в школе. На ней синее платье, а в волосах – венок из искусственных орхидей. Анна держит в руках аттестат и широко улыбается, ее глаза слегка прищурены из-за слепящего солнца.
Подруга так и не успела сделать для родителей снимок в фиолетовом цвете.
Держа в руках ее мертвое тело, я думала лишь об этих фотографиях. Казалось бы, что такого особенного в этом элементе декора, но они передавали весь пройденный ей путь. Это линия ее жизни со всеми радостями и печалями, и она закончилась на игре, на которой Анна оказалась по моей вине.
Когда у меня перед глазами всплыла картина подруги, лежащей в фиолетовом гробу, я начала задыхаться. Не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Казалось, что грудная клетка вот-вот взорвется. Чувствовалась не просто тревога – я ощущала беспощадный и опустошающий нутро страх. Из-за онемевших конечностей, мне не удавалось пошевелиться, не получалось даже приподняться. Продолжая задыхаться, я упала на спину, в ушах пульсировало бешеное сердцебиение.
Я понадеялась, что умираю. И на долю секунды испытала облегчение, что все кончено.
Но умереть мне не дали.
В кабине появился охранник со шприцем в руке. Я видела, как блестит приближающаяся ко мне игла и как она проникает под кожу. Неизвестная жидкость разливалась по телу, пока меня несли обратно. Будто специально охранник грубо бросил мое обмякшее тело на пол игровой кабины. Я с грохотом приземлилась на спину и к невыносимой эмоциональной боли добавилась еще и физическая.
Когда человек получает серьезную рану, у него зачастую случается шок. И, если вовремя не оказать помощь, он умрет. Тогда я испытывала нечто похожее. Каждый новый вдох сопровождался невыносимой болью, а каждая последующая минута становилась тяжелее предыдущей.
Спустя какое-то время мне удалось приподняться, но голова беспомощно свисала над коленями. Я хорошо помню, что не плакала. Никто не плачет, когда у него шок.
Я напрягаюсь, когда в допросную возвращается следователь. Для меня он, его младший помощник и детектив – люди без имени. Не знаю, замечают ли они, сколь велика моя к ним неприязнь. Как и не знаю, волнует ли их это вообще.
Тогда, два с половиной года назад, полицейские пришли за мной ровно через полтора часа после выписки из лечебницы.
– Вы не можете ее забрать, она только вернулась! – кричала навзрыд мама, преграждая им путь ко мне, стоящей в другой комнате.
– Все нормально, мам. Мы же знали, что рано или поздно они придут.
Она обернулась и бросила на меня умоляющий взгляд. На щеках у нее образовались следы от потекшей туши, а в глазах стояла необъятная печаль. Думаю, будь она горой, в тот момент с нее бы сошел настоящий оползень.
– Она ни в чем не виновата, разве вы не понимаете? – орал отец, которого держали сразу несколько полицейских.
– Еще увидимся, – пообещала я им и добровольно вышла навстречу своей судьбе.
Помню мамино нежное прикосновение, а затем меня схватили чужие, с огрубевшей кожей, руки. С тех рук все и началось: нескончаемые расспросы, тюремное заключение, встречи с адвокатами и невыносимо долгие судебные разбирательства.
Я никогда не забуду свой самый первый допрос.
– Вы убийца, Аделина? – спросил следователь, который вел это дело в самом начале.
– Что?
– Вы считаете себя убийцей?
– А какой-то убийца считает?
– Вы не ответили.
– Нет, я не считаю себя убийцей.
– Но разве не вы убили семерых человек?
– Я этого не помню.
– То есть, вы не отдавали отчет своим действиям?
– Как это?
– Вы не понимали, что делаете, когда убивали других людей? – он продолжал напирать, словно ожидая услышать мое чистосердечное признание.
– Я не помню, что кого-то убила.
– Вы не пытались сбежать?
– Нет.
– А кто-то другой пытался?
– Да.
– И что с ним случилось?
– Его застрелили, – вспомнив раздавшийся в тот момент выстрел, я зажмурилась.
– Вам стало лучше после лечения в психиатрической клинике?
– Я вышла из нее меньше трех часов назад. Трудно сказать, стало ли мне легче.
– Но сейчас вы находитесь в здравом сознании и светлой памяти, так сказать?
– Наверное, да. Откуда мне знать, я же не психиатр.
– Но вы врач, не так ли?
– Все верно. Я – хирург.
– Это объясняет точность, с которой вы убивали этих людей.
Он разложил передо мной снимки погибших участников игры.
– Точность? – удивилась я.
– Да. Все эти люди погибли от ножевого ранения в область печени. Специалист сообщил, что их смерть наступила из-за повреждения крупных артерий печени. В результате такой травмы человек умирает в течение десяти минут из-за обильного кровотечения. Вам это известно?
– Я знаю, что любое ранение печени чрезвычайно опасно для жизни.
– Как вы считаете, может ли человек, не обладающий глубокими познаниями в медицине, убить с подобной точностью?
– Откуда мне знать?
– Хочу знать ваше экспертное врачебное мнение.
– Думаю, что это возможно, если тщательно изучить строение органа.
– Скажите, Аделина, вы тщательно изучали органы человека во время учебы в медицинском университете?
– Да, но эта информация находится в свободном доступе. Ее можно узнать и без диплома врача.
– Последний вопрос. Как вам кажется, Аделина, врач должен использовать свои знания исключительно в благих целях?
– Конечно.
– Тогда как вы объясните то, что сделали с этими бедными людьми?
– Я этого не делала, – шепотом произнесла я, понимая, что он мне не верит.
– Жаль, что вам не хватает смелости признаться в содеянном. Но у вас еще будет шанс. В суде.
Захлопнув папку, он поднялся со стула и вышел из комнаты, оставив меня наедине с собственными мыслями.
Я уверена, что сидящие передо мной мужчины ничем не отличаются от того следователя.
– Вы состояли в одной интересной беседе вконтакте, – следователь бросает на стол целую стопку бумаг, – это распечатка всей переписки. Припоминаете такое?
– Да, а что? – я пробегаю взглядом по листам.
– А то, что вы рассказывали им о своей дипломной работе, – он тычет пальцем в гору бумаг, – страница шестьдесят восьмая. Любой из этой беседы может быть связан с организаторами. Это вы понимаете?
– С чего вы это взяли? Они – такие же игроки, как и я. Мы месяцами общались обо всем на свете. – Меня злит, что они в очередной раз роются в моей жизни. Словно она всегда будет принадлежать им, а не мне.
– Мы не верим в подобные совпадения, Аделина, – говорит детектив, аккуратно собирая рассыпавшиеся по всему столу листы.
– Думаете, у организаторов подобной игры на выживание нет ресурсов, чтобы узнать обо мне все, что им нужно?
– А вам не кажется, что это может быть чем-то личным? – осторожно интересуется младший следователь. – Что, если вас выбрали не организаторы, а кто-то другой. Тот, кто им помогает. Тот, кто захотел вам навредить. Тот, кто сейчас присылает нам все эти письма, желая добраться до вас всеми возможными способами.
Я не нашлась, что ответить. До этого у полиции были совсем другие версии. И каждая из них непременно заводила их в тупик.
– Аделина, – начинает детектив, – мы не хотим требовать от вас чего-то невозможного, но было бы здорово, если бы вы рассказали нам об участниках этой беседы. С кем из них вы общались больше всего, а с кем не ладили. Возможно, кто-то из них проявлял к вам повышенное внимание, предлагал встретиться, но вы этого не хотели. Или, может, был кто-то особенно неприметный, кто всегда держался в тени. Подумайте, хорошо?
– Хорошо, – коротко отвечаю я, принимая из его рук распечатку переписки.
В течение следующих нескольких минут мы выписываем имена тех, кто постоянно участвовал в общении, и тех, кто в основном отмалчивался.
– Я ни с кем не конфликтовала.
– Это точно? – переспрашивает следователь, сверля меня сосредоточенным взглядом. – Подумайте еще раз.
– Я же сказала! – сама не замечаю, как срываюсь на крик.
– Спокойно, все в порядке, – успокаивает меня детектив и награждает осуждающим взглядом коллегу. – Продолжайте.
– Простите, – извиняюсь я, – не знаю, что еще сказать. Прошло три года, все эти люди остались в прошлом.
– Кто-то из них флиртовал с вами? – неожиданно в разговор встревает младший следователь.
– Я не уверена. Вряд ли. Скорее, нет.
– Это должен быть кто-то очень любезный, чересчур милый, обходительный.
– Настолько милый, что захотел моей смерти? – я едва сдерживаю смешок. – Какой-то абсурд.
– Расценивайте это как шанс сблизиться с вами при личной встрече.
– При личной встрече… – зацепившись за эту фразу, я начинаю судорожно листать переписку. – Вот! Девяносто третья страница.
Игорь: Может, как-нибудь приедешь? Покажу тебе город.
Ада: Далековато.
Игорь: Тогда я. Примешь гостя?
Ада: Конечно. Думаю, мой парень будет рад мужской компании.
– После этого к разговору подключаются другие участники беседы, – комментирует прочитанное детектив, – он так ничего и не ответил. Вы до этого упоминали своего парня?
– Не уверена, – я качаю головой, – мне никогда не нравилось говорить о личной жизни.
– Судя по тексту, больше он не объявлялся.
– Взгляните на дату, – младший следователь обращает наше внимание на число в углу листа. – Это же было за два дня до получения Адой приглашения.
– Это уже что-то, – очевидно довольный проделанной работой, следователь хватает со стола бумаги и быстро удаляется из допросной.
– Мы его найдем, – обещает детектив, – по-другому и быть не может.
– Хорошо, – киваю я и тут же замечаю озадаченный вид младшего следователя. – Что не так?
– Если это он, то мне трудно поверить, что он не пытался найти вас раньше. Таким одержимым людям нужен прямой контакт.
– Считаете, мы виделись уже после игры?
– Очень вероятно.
– Но разве он не был на игре?
– Не обязательно. Он мог наблюдать за вами по камерам. Хотя… Если подумать, то, помимо вас, из всех присутствующих в подвале выжил кое-кто еще.
– Чистильщик, – шепотом произношу я, уносясь воспоминаниями к последним минутам игры.
С острия моего ножа капала свежая кровь. Один из охранников сделал шаг в мою сторону. Насторожившись, я приняла позу хищника, готового броситься на добычу. Настоящий бешеный зверь, не хватало только пены изо рта.
О проекте
О подписке