Глава 2

Остаток дня прошел как обычно. Папа осмотрел часы и даже нашел их модель в интернете. Говорит, такие во времена СССР делали. Мне нравилось, что теперь не нужно отсчитывать секунды самостоятельно – теперь часы делают это за меня. Секундная стрелка трещит, быстро и шумно пробегая по циферблату. Когда сдвигается минутная, часы аж содрогаются! Интересно, неужели все наручные часы так сильно реагируют на смещение времени или просто мои чувства так сильно обострились? В любом случае я слышу тиканье, даже когда не прислоняю часы к самому уху.

– Аврора, ты училась сегодня? – строгий голос мамы.

Она изображает из себя серьезного педагога, но зря. Даже если я прямо сейчас скажу ей «не хочу учиться, хочу жениться!», мама только ахнет и убежит просить помощи папы.

Впрочем, я так делать не буду.

– Училась. Читала. И считала, и писала! – ответила я.

Уроки сделаны давно. Монотонный голос в аудиоучебнике надоел. Я вертела в руках телефон, по пути пытаясь вспомнить, куда подевала карандаш. Кажется, сунула в органайзер?

Нащупала руками вертящуюся подставку. Нужно попросить папу, чтобы он сделал ее неподвижной. Линейка, холодный металл ножниц (на них родители надели колпачки), шуршащий набор скрепок. Все это мне больше не понадобится, надо их выбросить, но никак рука не поднимается. Раньше мне нравилось рисовать или делать что-нибудь руками. Теперь приходится искать другие развлечения.

Карандаш! Шестигранная поверхность, резинка на конце, отломленная до металлического обруча. Этот скол я успела выучить на ощупь, свой карандаш отличу от тысячи похожих.

В наушниках побежала череда звуков, коротких и длинных:

Ти-ти-тааа-ти, тааа-ти-тааа-тааа…

Эту задумку мы с папой исполнили недавно. Когда я более-менее изучила шрифт Брайля, этого оказалось мало. Принтер, печатающий этим шрифтом, стоит слишком дорого, а учебников или книг для слепых и вовсе не найти. Разве что в специальных библиотеках, куда ездить у меня никак не получится.

Тогда-то мы и решили, что Брайль – не единственный вариант. Папа нашел для меня программу, которая любой текст диктует азбукой Морзе. Поначалу в голове была каша из коротких и длинных сигналов. Самоучитель едва помогал, а заниматься со мной никто из родителей не мог – они и сами азбуку Морзе не знают.

Но пара месяцев усердных занятий – и вот я уже без труда понимаю короткие тексты. Пока что слушаю русские народные сказки. Получается гораздо дольше, чем если бы их читал роботизированный голос, так что учиться с помощью азбуки Морзе было бы очень глупо, но сам процесс мне нравился. «Переводчик» в голове сам превращает сигналы в буквы, не приходится даже напрягаться. А главное – нет этого занудного дикторского голоса, как в аудиокнигах!

Жаль, что я самостоятельно не могу загружать нужные тексты в телефон, приходится просить папу. Да и большие тексы в таком формате слушать неудобно, голова начинает болеть.

«Жили они долго и счастливо», – это предложение морзянка передавала секунд двадцать. Дослушивать я не стала – все сказки оканчиваются одинаково хорошо, аж тошнит. Все у героев здорово, все счастливы. Принцесса съедает волшебную грушу и излечивается от смертельной болезни. Я вот даже не умираю, так где же моя груша? Где принц, который меня спасет, и верные слуги?

Я отложила плеер и вышла из-за стола. Два шага до кровати, еще три до двери.

Я давно смирилась, что жизнь – это не сказка. Уж не моя точно. Надеялась, что врачи ошиблись с диагнозом – дистрофия сетчатки. Верила, что точно не попаду в ничтожный процент людей, которые полностью теряют зрение. Когда это произошло, молилась, что родители найдут выход и вылечат меня. Каждый раз чуда не случалось.

Привычно коснулась рукой дверного косяка, повернула налево. До кухни десять шагов по коридору и еще пять после поворота. Этот участок я прохожу свободно, даже за стену держаться не нужно.

Пару месяцев назад мама заговорила со мной. Сказала, что мою болезнь начали лечить, но пока это только эксперименты заграницей. Чтобы их оплатить, понадобилось бы продать квартиру – и еще не хватило бы.

– Зато поиски уже начаты! Ты не до конца жизни останешься без зрения! Потом эти операции будут дешевле, мы с отцом успеем накопить… – тогда мама очень воодушевилась. Я кивала, конечно. Пыталась улыбаться. Только я лучше всех знаю, что мне не избежать вечной темноты.

Шесть шагов, семь… привычно вытягиваю руку в сторону, чтобы коснуться стены.

От неожиданности я даже остановилась. Неужели так сильно задумалась, что сбилась со счета? Стены справа не оказалось.

Еще два шага. Три. Четыре. Стен нет! Ни справа, ни слева.

– Мам!

Ноги затряслись. Я опустилась на колени и поползла вперед, выставляя вперед руку, чтобы не стукнуться. Под коленями – гладкий пол, будто по стеклу ползу. И это вместо привычного бабушкиного ковра, который лежит в коридоре!

– Мама! Папа! – голос дрожал.

Я сменила направление и поползла в другую сторону, но невидимые стены словно убегали от меня.

Позади я услышала мамин голос. Она не спешила ко мне на помощь, да и вообще будто меня не слышала. Говорила о чем-то тихо, шепотом. Я поднялась и пошла на голос, выставив руки вперед. Часы на запястье стучали медленно, раз в десять секунд.

– Конечно, все будет хорошо, милая, – я наконец смогла различить голос мамы.

– Ай!

Запнулась обо что-то! Это даже обрадовало: наконец хоть какой-то предмет в мире без стен. Я наклонилась и нащупала деревянную тумбу. Нет, сундук! Такой был у меня в детстве, там хранились все игрушки.

– Тебе нужно носить эти очки, пока доктор не решит, что с тобой делать, – сказала мама.

Странное ощущение дежавю, будто я уже слышала эту фразу. Да и с чего бы ей говорить это?

– Мам, ты чего? Что происходит?

Она не откликалась. Зато я услышала противный писк.

– Я в очках некрасивая! – какой ужасный голос. Черт, это же я говорю! Маленькая я!

Уселась на сундук, чтобы не упасть. Это странный розыгрыш? Или сон? Или я все-таки сошла с ума? Только этого для полного счастья не хватало!

– Аврора, ты красавица! И очки подберем такие, чтобы тебе нравились. Хочешь быть похожа на того мальчика-волшебника из фильма? Можем купить круглые очки.

– Не хочу!

– Может быть, с толстой оправой, как у вашей учительницы?

– Ужасно!

Я сидела и слушала, как капризная девчонка спорит с мамой. Капризная – только со стороны. На самом деле в тот день мне было очень страшно. И из-за зрения, которое внезапно оказалось хуже, чем у одноклассников, и из-за перспективы носить некрасивые очки. Детские страхи, несоизмеримые с настоящей паникой от потери зрения, которая случилась гораздо позже. Этот диалог я прекрасно помнила, хоть он и произошел, когда я едва пошла в первый класс. Только почему я слышу его вновь? И страшнее всего – я же сижу на сундуке для игрушек, который мы продали лет пять назад. Получается, я даже собственным ощущениям не могу доверять.

Хотя тот ли это сундук? Я пошарила по крышке. Круглая, выпуклая. Сидеть на ней в детстве было неудобно, а сейчас тем более. Декоративный замочек здесь искусственный, что не мешало мне пытаться его взломать: то карандашом, то шаловливым пальчиком.

Удачнее всего получилось вилкой. Когда-то я сковырнула замок и погнула его. Уверена, это они подделать не могли! Кто «они» – не так важно.

Я торопливо нащупала место замка. Ага! Прямой, без единой неровности! Ощущая необъяснимое чувство победы, я рассмеялась.

– А замок-то – ненастоящий! И сундук ваш. И воспоминание мое!

Сама не знаю, почему я это сказала. Зато в ответ на мои слова сразу замолчали искусственная мама и маленькая Аврорка. Часы забились быстрее, словно своими словами я запустила их механическое сердце.

– Аврора, что с тобой?

Затопал папа и рывком поднял меня с колен. Я ощупала его, добралась до лица – щетина. Небритый, как обычно. Наверняка настоящий.

– Ты упала? Ушиблась? – тут же подбежала обеспокоенная мама. – Игорь, я же говорила, убери эту чертову табуретку с прохода!

– Все нормально.

Мои слова сделали только хуже. Мама схватила меня за руку и увела в спальню, где уложила на кровать. Папа тут же примчался следом, чем заработал возмущение мамы:

– Ты обалдел? Зачем ей градусник?

Суетливое мельтешение родителей не подделать – это точно они.

Но действительно, что же со мной случилось? Я ведь слышала тот разговор, чувствовала поддельный сундук…

Через пять минут мельтешения родители сошлись на том, что я запнулась и упала, потеряв сознание. Мама говорила так уверенно, что я и сама почти поверила. Действительно, ничего более логичного на ум не приходит.

Они ушли на кухню ужинать. У меня аппетита не было, поэтому я осталась в спальне. Только дверь прикрыла, чтобы не слышать шум телевизора.

Голова болит. Непонятно: я действительно ударилась или это из-за того, что я не могу разгадать странную загадку с воспоминанием? Все-таки послушаю пресловутую аудиокнигу. Хоть немного отвлекусь.

Я услышала стук в окно. Поначалу, сидя на кровати, я даже не сдвинулась с места. Надеялась, что показалось. Но стук повторился, на этот раз настойчиво.

Два шага до окна. Поворот пластиковой ручки – свежий весенний ветер в лицо.

– Эй, ты! – услышала молодой мужской голос снизу. – Покажи правую руку, срочно!

Не знаю, почему я решила послушаться. Вытянула руку в окно и тут же ударилась об решетку костяшками пальцев.

– Часы все еще работают! А я-то боялся, что опоздал!

Говорящий явно волновался. Голос чуть подрагивал. Другой человек, наверное, на это и не обратил бы внимания, но, раз уж я не вижу выражения лица, хотя бы интонации могу различать.

Я решила блефовать. Как в фильмах, когда герой не знает, что происходит, несет чушь, а она внезапно оказывается правдой.

– Ты опоздал. Со мной кое-что случилось.

– Черт, только не говори, что ты попала в эфир?

– Какой эфир? Я вообще телевизор не смотрю!

– Да я не про то! Ты видела что-нибудь странное? Что-то, чего не могло быть на самом деле? Типа галлюцинаций, иллюзий…

Я постаралась опустить голову, наугад направляя взгляд. Я знаю, как жутко это выглядит со стороны, когда слепой человек смотрит на тебя. Когда понимаешь, что его глаза не видят ничего, кроме пустоты.

– Ой… прости… я забыл, что ты…

– Слепая. Не стесняйся говорить это слово, я привыкла. Как ты догадался, я никакой эфир не видела. Что это, кстати? Что за иллюзии? При чем тут мои часы?

Парень громко вздохнул.

– Слушай, я не могу сейчас говорить. Ты ведь дома не одна?

– Родители на кухне, – подтвердила я.

– Не хочу получить по шее от твоего бати. Понимаешь, парень в комнате одинокой девушки, все такое. Я приду завтра, часа в четыре. Они будут на работе?

– Да.

– Отлично! А пока отдай мне часы.

Я прижала руку к груди. Не знаю почему, но я не могу отдать их!

– Еще чего. Зачем они тебе?

– Время узнать, блин! – раздраженно ответил паренек. – Я просто не хочу, чтобы на тебя опять напали!

– Я не отдам часы.

– Если твой омен потеряет силу, мне оторвут голову. Уже третий раз за месяц!

– Боюсь представить, сколько у тебя голов. Но часы я не отдам. Говоришь, я попала в какой-то там эфир? Значит, я благополучно из него выбралась – без чьей-либо помощи!

Парень усмехнулся.

– Это невозможно! Этому обучаются долгие месяцы. Мне говорили, что нужно защищать слабых девчонок, но про хвастливых никто не предупреждал! Хочешь, чтобы тебя склевали вороны – удачи! Я приду завтра. Если только к тому времени никто не стащит часы.

Я услышала хруст веток. Он уходит!

– Подожди! Скажи хотя бы, как тебя зовут!

Хруст смолк.

– Я – Рэм. Чтоб ты не переспрашивала – Революция, Энгельс, Маркс. Рэм. А ты?

– Аврора. Чтоб ты не переспрашивал: услышу песню «что тебе снится, крейсер Аврора» – прибью.

Я вновь услышала шаги. Возможно, он помахал напоследок. Мне нравится представлять, что люди не думают о моей слепоте.

– Аврора, с кем ты говорила? – донесся крик с кухни.

– Сама с собой, мам, как обычно.

Я захлопнула окно и коснулась часов. Что же будет завтра?