Сон нарушило прикосновение. Что-то влажное коснулось ран. Я с трудом разлепил глаза и повернул голову. Хида прикладывала к правой руке какие-то листья.
– Не умирай, мальчик. Я больш-ш-ше не должна убивать живых.
Я уже почти не чувствовал боли, но и та, что была, схлынула. Поднял руку – раны затягивались от прикосновения трав.
– Вы мне помогаете?
– Ты спустилс-с-ся в мир мертвых. Зачем, мальчик?
Если бы я знал…
– Я ищу девушку. Она может быть в полях. Вы же чувствуете здесь все? Можете помочь?
Хида поднялась на высоком хвосте, встала, как маяк над полем, огляделась.
– Кажется, виж-ж-жу, – наконец сказала она. – Вон там кто-то ес-с-сть.
Собрав волю в кулак, я поднялся на здоровой руке. Не время умирать. Голова гудела из-за потерянной крови, ноги едва слушались. Не поднимусь сейчас – не встану никогда.
Змея показывала в сторону сада. Наверное, про него рассказывал Зима, там однажды был пожар.
– Мне нужно к ней…
– Подож-жди, мальчик. С-с-сумка. – Хида заботливо подала упавшую почтовую сумку. – Видишь горы за полями? З-здесь можеш-шь ходить, но туда – никогда. Там живых превращают в мертвых. Три с-с-судьи реш-шают с-с-судьбы.
– Ладно… Если девушка не побежит туда, то и мне ни к чему.
Я покачнулся, схватился за хвост Хиды. Невежливо как-то… Впрочем, она была не против.
– Так я пошел? Не станете меня убивать?
– Иди.
Дважды просить меня не пришлось. Я хотел побежать, но едва смог волочить ноги в нужном направлении. Обернулся раз – Хида склонилась над листьями, которыми излечила мои раны, и жадно их облизывала. Мерзость…
Путь до фруктового сада занял, по моим прикидкам, примерно вечность. Я уже не верил, что найду там девушку или вообще хоть что-то. В глазах временами темнело, я падал на колени и бил себя по щекам, чтобы хоть как-то прийти в сознание. Тело будто разучилось чувствовать боль – только бесконечную усталость. Кажется, люди так и засыпают на морозе или умирают от кровопотери – даже не из-за боли, а потому что организм отказывается бороться. Нет уж, я не отказываюсь!
Первое спасительное дерево, хоть что-то выше чертовой пшеницы по пояс. Я обхватил ствол и простоял так несколько минут. Нужно было идти дальше, иначе бы заснул даже стоя.
Бродил между деревьями, касался каждого, едва видя хоть что-либо. Полусон, полуявь… Вдруг рука дотронулась до чего-то мягкого. Испугаться, удивиться – не было сил. Я упал на колени и поднял голову…
– Дита? – Имя само слетело с губ. Ее звали иначе, когда мы были знакомы, – где-то далеко, за пределами этого проклятого города. Она сама решила назвать себя так, переврав имя. Я последовал ее примеру и тоже выдумал себе прозвище, по которому меня все и называли. Даже самые близкие. Кем же они были?..
– Орф? – Она встала на колени и коснулась моей щеки. Сон, это точно сон… – Ты в крови. Откуда ты здесь? Не говори, что умер…
– Откуда я тебя знаю?
Из-за этих слов Дита отшатнулась, словно я какой-то чумной. Да, в этом городе чума – чума беспамятства, и я тоже ее подхватил. Но еще не совсем сгорел в болезни, что-то помню…
Дита заплакала и коснулась лбом моего лба. Так близко, что я почувствовал ее дыхание на губах. Вот зачем я здесь, вот зачем пришел… Как, откуда – это все без разницы, главное – нашел ее!
– Ты живешь в городе? Почему я тебя не видел? Я бы нашел, среди тысяч лиц бы узнал…
– Меня нет в городе, Орф. Я скрываюсь, чтобы не нашли. Я была в городе мертвых – там так страшно…
– У нас и есть город мертвых.
Силы оставили меня окончательно, и я лег. Дита уложила мою голову себе на колени. Когда-то мы уже сидели так – на лавочке, в парке, после какого-то урока… Она сдала все лучше всех, я же, дурак, только и умел болтать – так и наболтал себе на слабую четверку, не зная совершенно ничего. Зато мы были вместе, как сейчас.
– Предмертвых, – поправила Дита и убрала волосы с моего лица. – Там, где я была, у людей нет даже надежды. А что за теми местами – и думать не хочется. Кажется, еще хуже.
– Где ты прячешься?
– Везде. Нигде нет укрытия, но если знать ходы… Ты так не сможешь, не пытайся. Не выходи за границу, это тебя убьет. Совсем убьет.
– Почему ты можешь?
Дита пожала плечами.
– Через границы я не хожу, но между ними есть ходы. Я всегда была незаметной. Помнишь, Орф? Даже на уроках не спрашивали.
– На уроках…
– Ты нашел меня. Значит, найдут и остальные. Я должна уходить.
– Стой! – Я поднялся так резко, что опять потемнело в глазах. – Не уходи. Я же пришел сюда за тобой! Не в сад, не в поля – вообще сюда! Я начинаю вспоминать!
– Ты зря пришел. Отсюда не выбраться.
– Да и черт с ним!
– Чертей здесь нет, все гораздо страшнее…
– Черт. С. Ним. – Я приподнялся, встал на колени, коснулся ее губ своими. Такое знакомое движение. Сердце застучало, наконец соизволив качать кровь по организму. – Тебя ищет пряха. Она хочет перерезать нить твоей судьбы. Я должен был привести тебя к ней…
– Ты заключил сделку? – испугалась Дита.
– Нет. Пока нет. Если не приведу – она не поможет вспомнить мое имя, но это уже сделала ты. Я ничего не потеряю. И тебя опять – не потеряю!
– Не соглашайся ни на что. Даже если тебе покажется, что это самая лучшая во вселенной сделка, не соглашайся, хорошо?
– Дита…
– Я должна идти. Уже слышу, как сюда бегут люди. Земля трясется, чувствуешь?
– Это, наверное, Хида, женщина-змея.
– Змея? – опять испугалась Дита. – Мне нельзя с ней встречаться. Держись, Орф. Когда я вернусь в следующий раз… ах.
Она забежала за дерево. Я ожидал, что она выскочит из-за него и побежит дальше, – но Дита словно растворилась. А может, опять что-то с моими глазами?
Еле поднялся, прошел вперед. Ничего нет. Ее нет. Сзади прибежали люди.
– Почтальон! – воскликнул кто-то. – Живой?
– Живее, чем можете представить.
– Тебе нужно уходить с полей, пока не проснулась…
Меня подхватили под руки рабочие и потащили – прочь от сада, от полей, от Диты. Я не мог и не хотел сопротивляться. Нашел ее – и что же теперь? Опять потерял?
Лем работал. Меня хотели передать другому лекарю, но он перехватил рабочих и заставил затащить меня в свой кабинет. Затащить – потому что сам я едва волок ноги. Уже не от бессилия или боли, просто все стало каким-то… ненужным? Бессмысленным? Я вспомнил Диту, но ничего конкретного сказать не мог. Как мы познакомились? Как поцеловались? Как я понял, что готов спуститься за ней даже в Ад? Как спустился сюда?
То, что мы в Аду (привет, новое слово), я уже не сомневался. Или как минимум в предбаннике адского пекла. Одно я знал точно: я спустился сюда, не умирая. Не потому что Хида так сказала, нет. Просто я сам чувствовал – и, наверное, всегда в это верил, – что смерть – это конец пути. После смерти я точно не встретил бы Диту, а значит, покончить с собой я не мог. Нашел другой путь.
– Поймали его в поле… Вроде держится молодцом, но вот тут раны, на боку. Да и вообще на ногах еле стоит, – рассказывал один из работяг.
Выслушав, Лем спровадил их и закрыл дверь. Тут же осмотрел правую руку – чешуя Хиды разрезала одежду, кровь застыла на ткани, но сами раны зажили после тех ее волшебных растений. Интересно, остались ли шрамы? Взглянул – есть, но едва заметные, как белые полосы от заживших царапин.
– Удивительно, что ты почти цел, – сказал наконец Лем.
– Да, удивительно…
– На тебя что-то напало?
Я посмотрел на лекаря.
– А что на меня могло напасть?
Лем пожал плечами и отвернулся к полкам с лекарствами. Потом передумал, залез в шкафчик под столом и достал бутылку.
– Не знаю. С полей обычно не возвращаются. Прямо как из-за границы.
– Ну а я вернулся.
– Выпей. – Он протянул бутылку. Я понюхал и поморщился.
– Без этой дряни справлюсь. Я тебе новых слов принес. Заплатишь?
Лем сел на стул, готовый слушать, и сам отхлебнул из бутылки.
– Говори.
– Экзамен. Телевизор. Актеры.
Он сначала обрадовался, готовый впитывать новые слова, но тут же разочарованно поник.
– Ну… Как будто говоришь что-то знакомое, но нет того тепла, как от «солнца». Понимаешь?
– Еще как.
Я поднялся на локтях, сел в кровати.
– Где мы, Лем? Что это за место? Зачем здесь столько фабрик, чем заняты все люди? Что за границей? Почему никто ничего не помнит?
Лекарь развел руками.
– Если бы я знал.
– Когда я очнулся, мне казалось, ты все тут знаешь. А если не ты – то кто?
– Может, Каин? Он здесь дольше всех.
– Ага, так он мне все и рассказал…
Я осмотрел руку. Форму придется доставать новую, эта – как будто с бездомного стащил, порванная, вся в земле. Может, Тропа заштопает? Надо вернуть ей веретено. Не хочется таскать с собой собственную судьбу, потеряю еще.
– Если он не расскажет… Я знаю, кто может. – Лем сказал это неохотно, будто я его заставил. Что за интонация? Не хотел говорить – просто промолчал бы, к чему это кривляние?
– Кто?
– Я пока не могу сказать. Точнее… В общем, сначала мне нужно у него самого спросить. Если согласится, я закину пустое письмо тебе в ящик, хорошо? Это будет значить, что он согласен. Зайдешь ко мне в тот же вечер, и я тебя провожу.
– Какие секретные операции, с ума сойти.
– Иначе никак, братец…
– Орф, – поправил я. – Я вспомнил, как меня звали раньше.
– О, поздравляю! – Моему имени Лем обрадовался больше, чем «телевизору» и «актерам». – Вижу, ты в порядке. До дома дойдешь? Тебе бы поспать да перекусить, к утру будешь здоров. Видимо, тот, кто тебя «не ранил», тот же и залечил.
Домой… Слово Лем помнил, а догадывался ли о его истинном значении? Что дом – это не просто четыре стены с крышей и кроватью? Я не помнил свой прежний дом, но точно знал: там было что-то еще. Что-то такое, что нельзя купить и поставить в уголочке. Дита?.. Нет, ее в доме не было, но я отчетливо понимал, что с ней в четырех стенах стало бы гораздо лучше.
– Дита. Что это значит? Дита.
Я повторил необычное имя несколько раз, пробуя. Звучит интересно. Мы стояли возле ее дома, на дороге, пока мимо проезжали редкие автомобили. Я каждый раз отводил ее подальше, к кустам, чтобы ее не задели даже боковым зеркалом.
– Тебе не нравится? – нахмурилась она.
– Нравится. Это от имени, да? Первая буква имени и фамилии…
– Ты скажи, хорошо звучит или нет?
Я поцеловал ее вместо ответа. Она наконец успокоилась.
– Знаешь, идея супер. Давай и я по такому же принципу назовусь? О – Раф… Хотя нет, лучше Орф. Звучит?
– Ты меня передразниваешь или правда? – заигрывая, рассмеялась она.
– Правда. Мы с тобой – Орф и Дита…
Спал ужасно. Марфа куда-то запропастилась. Видимо, это сказалось не только на мне: спящие рядом постоянно стонали и ворочались. Я от этого вздрагивал, просыпался на миг, потом снова погружался в грезы. Проснулся опять от звона часов. Сходил на склад – без проблем дали новую форму. Забрал почту, сунул список зданий Каину под дверь, разнес еще несколько посланий. Некоторые люди оглядывались на меня, перешептываясь. Наверняка слух о почтальоне, который смог выжить на поле, разнесся по всему городу. Разве что Зима ничего не сказал – когда я пришел, он уже спал. Видимо, не дождался он меня возле конвейера, но это и к лучшему. Я вспомнил о нем только в приюте, и возвращаться к границе было бы очень некстати.
Прошел день. Другой. Третий. Работа стала серым небом, среди которого вот-вот должен был грянуть гром. Так мне казалось. Я ждал весточки от Лема, по ночам бродил к лесу, надеясь увидеть Диту. Она так и не приходила, на поля я решил пока не соваться. Еще нужно было отнести веретено Тропе, но оно так и болталось у меня в сумке. Страшно было к ней возвращаться, вдруг решит отомстить за то, что не выполнил работу? Рубанет ножницами по нити – и нет меня.
Наконец я собрался с духом, отыскал во время очередного ужина старуху – сестру Тропы – и отдал веретено ей. Она и без объяснений все поняла. Никакого трепета при расставании с собственной судьбой я не ощутил.
О проекте
О подписке