«Завалявшиеся», – так я сказал бы о ком угодно, только не о ней.
Мы направились против движения Вихря, согнувшись и прикрываясь от летевшего в лица песка. Я одной рукой придерживал шляпу, которую ветер так и норовил сорвать с головы и утащить в воронку, а другой – Птенчика. Она шла, прижимаясь ко мне, и яростные воздушные плети задирали ей юбку, обнажая грязные коленки.
«Ничего, прорвёмся, – зло подумал я. – Вернусь, доставлю посылку, и…»
Закончить я не успел.
Вихрь взревел, изогнул своё громоздкое песчано-электрическое тело и крутанулся в котловане, заставив стеклянные склоны пойти трещинами. Птенчик вздрогнула, прильнув ко мне ещё сильнее, а я почувствовал, как земля под нашими ногами закачалась и захрустела.
Ветер вцепился в нас, как безумный, и потащил во впадину.
– Держись! – успел крикнуть я девушке, и мы заскользили вниз, разбрызгивая искрившееся крошево осколков.
Я одной рукой сдёрнул карабин с плеча, упёрся прикладом в бедро и выстрелил в Вихрь.
Зачем? Дьявол его знает…
Почему-то тогда это показалось мне гениальной идеей, хотя на деле я только потратил время и потерял оружие. Ветер вырвал у меня карабин и швырнул в пасть котлована, а пуля бесследно канула в смерч.
Нас с Птенчиком проволокло по камням, и я саданулся затылком о большой булыжник. Алые песчинки перед моими глазами вмиг стали розовыми, а звон в ушах перекрыл гудение Вихря.
Но, что самое худшее, я отпустил девушку.
Она пискнула:
– Чудик! – и поехала вниз, борясь с ускорением воронки и пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь.
Я оттолкнулся руками и заскользил следом.
Мир в моём сознании танцевал диско, отказываясь складываться во внятную картинку; череп гудел, ладони нещадно саднило, но времени жалеть себя у меня не было. С трудом поднявшись на ноги, я прыгнул вперёд и в акробатическом рывке поймал Птенчика за руку.
Нас швырнуло к обломку стены.
Я уцепился за край и, оказавшись в относительной безопасности, начал вытягивать девушку.
В ту же секунду Вихрь снова крутанулся. Птенчик взвизгнула, и я увидел, как зелёная лента, точно змея, самостоятельно выпуталась из её косы и нырнула в жерло смерча. Русые волосы взметнулись переливавшимся шлейфом, а летнее платьишко рассыпалось разноцветными квадратиками.
«Нет, пожалуйста, не сейчас!» – взмолился я.
Не знаю, из-за чего я так в неё вцепился. Я ведь ещё полночи назад понял, что она – морок.
Просто Птенчик была такой настоящей… такой живой… Наверное, поэтому мысль о том, чтобы разжать пальцы и отпустить её, казалась мне дикой. Вот вы сами смогли бы вырвать руку помощи у висящего над пропастью человека, дав ему упасть и сгинуть?
Я крепче сжал маленькую ладошку, но Птенчик рассыпалась, точно конфетти.
В зелёных глазах вспыхнул испуг. Превратился в ужас, затем – в отчаяние. В осознание, кто она.
И в чёрных озёрах зрачков сразу погасли задорные блики.
Что это было? Любовь к миру? Радость существования? Воля к жизни?
Не знаю, как описать.
Там остался только я – старый хмурый небритый дурак, потерявший шляпу.
Последние пиксели выскользнули из моих пальцев и светлячками затерялись в багровой бездне.
А я с ненавистью упёр взгляд в Вихрь, не в силах поверить, что он отобрал её у меня.
Внутри смерча вращались монстроподобные звериные силуэты, человеческие фигуры, фрагменты пейзажей, которые я прежде находил лишь на старых фотографиях, и полуразмытые лица – всё то, что он вобрал в себя за годы существования и из чего создал Безлюдное место. Отвратительный парад гротескных копий под аккомпанемент ветра, свиста песка и стрекотания разговоров из глубины воронки.
Меня наполнила незнакомая раньше ярость, и я вдруг вспомнил…
Вспомнил! Зачем я здесь и что за посылку и кому должен был доставить!
Свёрток предназначался Вихрю. Вихрю, который возник там, где когда-то стояли сервера какого-то очередного микросхемного мозга прошедшей кибер-эпохи.
Прошедшей…
Птенчик, рассыпающаяся на пиксели…
Искусственный интеллект думал, что так помогает нам обрести бессмертие.
Ну и дурак.
Именно благодаря этому нас покорила виртуальная реальность. Подсовывала казавшиеся настоящими и живыми трёхмерные картинки наших друзей, родных и кумиров – заставляла к ним привязываться. Манипулировала, вынуждала играть по собственным правилам и выстраивала из нас, как из «ЛЕГО», своё справедливое, логичное, идеальное общество.
Когда все одумались, было уже поздно.
Осталось лишь бомбить серверные корпораций, выжигая саму суть, – информационные сердца сети. На местах взрывов появлялись Вихри, ожившие и мутировавшие останки того врага, против которого мы восстали. Неуправляемые, жрущие чужие сознания и возрождающие виртуальную реальность на ровном месте уже без электроники.
Я перекинул рюкзак на одно плечо, вынул свёрток и разодрал упаковку. В моих руках оказалась маленькая металлическая коробочка с единственной кнопкой наверху – и на память обрушилось такое цунами воспоминаний, что мне показалось, будто мозг взорвётся от перенапряжения.
Да…
Я ощутил себя хозяином положения, мстительно посмотрел на Вихрь и помахал ему устройством. В ответ воронка закрутилась быстрее, словно почувствовав свой близкий конец.
Меня разобрал злорадный смех.
Я хищно оскалился, зажал кнопку, выкатился из-за стены и помчался навстречу Вихрю. Всё вокруг завращалось, и реальность затрещала по швам, опадая драными лоскутами.
Если честно, то выжить после этого я и не надеялся.
Но всё-таки я выжил.
Рыжее солнце настойчиво пробивалось сквозь ресницы. Я неохотно открыл глаза и посмотрел на мир через растопыренные пальцы.
Серо-красных туч над моей головой больше не было. Только лазурное небо в белом пухе облаков и склоны котлована, поросшие пронзительно изумрудным мхом и самоцветами вьюнков.
Передатчик лежал рядом. Я покрутил в руках бесполезный теперь прибор и издал нечленораздельный торжествующий вопль.
Я справился! Справился, чёрт возьми!
Справился!!!
Эхо моей радости заметалось по впадине, лягушонком скача по камням, погнутым арматурам, обломкам стен и безжизненным коробкам серверов. Потом унеслось к солнцу.
Я попробовал встать. Левое колено хрустнуло как неродное, шею свело. Всё болело, и по телу саднили десятки мелких порезов, забитые песком и стеклянной пылью. Я осторожно коснулся затылка: кровь спеклась в настоящий шлем – рана отозвалась беспощадной болью.
Удивительно, что я ещё держался на ногах.
Подобрав с земли чудом уцелевшие шляпу и рюкзак, я медленно полез вверх по склону.
Каждое движение давалось с трудом. Меня то и дело начинало мутить, голова кружилась, но я не хотел задерживаться во впадине больше ни на минуту. Под руками оказывались то избежавшие терраформирования и сохранившиеся ещё со времён бомбёжек глыбы спёкшейся в стекло земли, то кости. Черепа, ключицы, рёбра – единственная память о тех, кого Сеть заманила в свою паутину, скопировала, а затем прикончила в настоящем мире.
Среди них наверняка лежали и кости Птенчика. Я вздохнул и мрачно сплюнул.
Потом подтянулся на руках и, перевалившись через край впадины, оказался на холмистом просторе Валдайского плоскогорья. Мой УАЗ стоял на дороге, всего в ста метрах, и я похромал к нему.
Ничего, скоро мы вернем себе и Урал, и Камчатку, и Байкал, и нигде больше не останется Безлюдных мест. Я и такие же сорвиголовы-добровольцы вроде меня, безумцы и фанаты свободного мира, уж постараемся доставить подавители Вихрей, куда надо.
Немного осталось…
Как я подписался на это? Спросите чего полегче.
Я ведь раньше был простым водилой, который всего-то и хотел сколотить себе состояньице на спокойную старость. Пока не увидел объявление Терраформирующего корпуса. Они превращали изуродованную войной землю в то цветущее и зелёное чудо, которое мы, казалось бы, навсегда потеряли.
Вот и вызвался волонтёром. Разве можно стоять от такого в стороне?
Я доковылял до машины, поднял пустую канистру и вздохнул: бензин кончился взаправду.
Указатель до сих пор показывал на Валдай, и я решил обработать раны, дойти до города пешком, а затем вернуться за машиной.
Видимо, раньше мне удавалось так легко проскакивать Безлюдные дороги потому, что приезжал без аппаратуры. Стоило заявиться с подавителем, как Вихрь сразу почувствовал угрозу и сцапал грязными ручонками прямо на подъезде, затянув поглубже.
Испугался, факт.
Чтоб вы в могиле перевернулись, создатели искусственного интеллекта!
Я раздосадовано пнул ни в чём не повинный камешек и вдруг услышал рёв мотора. По дороге в сторону Валдая неслось плотное облако пыли, из которого вырвался подранный и видавший виды оранжевый «Патрол».
Я отчаянно замахал ему руками. Вскоре машина затормозила рядом.
С водительского места спрыгнула невысокая женщина лет сорока с коротко подстриженными седыми волосами и пистолетом в руке.
Правильно, безопасность в первую очередь.
Я показал ей пустые ладони. Она расслабилась, убрала оружие в кобуру и скользнула по мне пристальным взглядом.
– Что, Терраформирующий корпус уже и сюда добрался?
– Ага, – я с облегчением выдохнул; по крайней мере, меня подвезут, – только что заделал дыру.
– Круто. Всегда ненавидела это место.
– Возьмёшь меня на буксир?
– Дристопёр, что ли? – спросила женщина, пренебрежительно покосившись на мой УАЗ.
Я обиделся, но кивнул. Ну да, её тачка мощнее и круче, зато моя – патриотичней.
– Не проблема, в общем-то. Трос есть?
– Конечно.
– На заднем сидении аптечка. Ты как из ада вылез…
– С… спасибо, – я поперхнулся от подобной «любезности», хотя насчёт ада она не ошиблась.
Я подлатал себя, и мы какое-то время провозились, цепляя мой уазик к её внедорожнику. После я забрался в свою машину, блаженно вытянулся на водительском сиденье и прикрыл глаза. В «Патроле» зарычал мотор, и фоном щёлкнул проигрыватель. Заиграло что-то старое, полное ностальгии по довоенным временам и почти классическое.
– Это?!.. – я высунулся из машины.
– Эдит Пиаф12! – незнакомка показалась из окна.
– Птенчик?
Она вдруг громко засмеялась, и я уязвлённо почувствовал себя круглым невеждой.
– Прости, – женщина весело прищурилась. – Вообще-то, Птенчик – это я. Эдит Пиаф называли «Воробушком».
Я вонзил в неё недоверчивый взгляд. На долю секунды мне даже показалось, что со мной всё ещё продолжает играть Вихрь.
Но нет. Лицо моей спасительницы хранило отпечаток знакомых черт, а глаза – прежнюю искристую зелень малахита.
Она в ответ неловко улыбнулась и как-то застенчиво повела плечами.
– Я часто выступала в юности, играла на гитаре. Ты мог обо мне слышать. А потом как раз здесь застряла в Вихре, еле выбралась и… не знаю. Не могу с тех пор петь. Хорошо, что вы, горячие головы из Корпуса, не боитесь разбираться с этими Безлюдными дорогами.
Я удержался от желания выбраться из уазика и сдавить женщину в объятьях. Только прошептал, как идиот:
– Сожалею… – снова откинулся в кресле и беспомощно добавил: – Может, поговорим об этом в городе? Ну, вдруг тебе хочется рассказать и всё такое…
– Посмотрим, – уклончиво ответила Птенчик. – Ты, давай, не отвлекайся. А то ещё въедешь в меня.
– Угу, – я хмыкнул.
Вон оно как… Если Вихрь лишил её голоса, неудивительно, что она – прошлая, вывела меня точно к котловану. Поговаривали, что даже в цифровых неполноценных оттисках оставалось то самое, человеческое, восстающее против несправедливости и рвущееся прочь от суррогатной жизни.
Или… Иногда мне казалось, искусственный интеллект просто хочет умереть, понимая сам всю бессмысленность своего существования.
Я смежил веки и подумал, что обязан Птенчику жизнью.
«Патрол» тронулся вперёд.
О проекте
О подписке