Кристина
Забегаю в комнату, а саму трясет так, что зубы не соприкасаются. До чего довел, гад.
Пытаюсь отдышаться и привести выведенную из строя нервную систему в норму.
Боже мой! Он видел мою попу! Стыд какой! Ни один мужик не видел меня без белья, а этому стоило появиться на пороге – и все, одежда затрещала по швам.
Щеки вспыхивают ярче прежнего, а я долблюсь лбом о дверь. Тут же застываю, чтобы опекун не услышал мои стенания. С сожалением осматриваю футболку, точнее – то, что от неё осталось. Порвал, тиран хренов!
Натягиваю майку и шорты и слышу отборный мат из ванной. Скручиваю на бегу волосы в гульку и чуть ли не давлюсь смехом при виде картины, которая предстает передо мной. Тимофей – насквозь мокрый – ковыряется в стиралке в попытке ее починить.
– Да еб*ая техника! – судя по матам, получается у него так себе.
– Что, всемогущий Лавров не в состоянии справиться с какой-то стиральной машиной? Неужели восстание машин не за горами? – невинно хлопаю глазами.
Прекрасно понимаю, что сама на рожон лезу, но в его присутствии все стоп-краны срывает, и я превращаюсь в стервозину.
Смех застревает в глотке, когда Тимофей оборачивается. Мать моя! Тело, которое отчетливо видно под мокрой белой рубашкой – сто процентное попадание во сне! Только вот во сне не было татухи, которая вьется под пупком и ныряет под ремень брюк. Дышать становится совсем нечем, пока пытаюсь заставить себя оторвать приклеившийся к ней взгляд. Ой, да кому я вру? Какая девчонка в здравом уме прекратит смотреть на такое великолепие?!
– Что, пигалица, взрослых дядь в мокрых рубашках не видела? – махом остужает Тимофей весь мой пыл.
Долгожданный кислород проникает в легкие, и я отмираю.
– Думаю, что маловато в зале времени проводите, дядечка. В вашем возрасте недалеко и до рыхлой кожи, – складываю руки на груди и выдавливаю улыбку.
Тимофей звереет. Брови сходятся на переносице, а из ноздрей и ушей чуть ли не пар валит. Довела. Сейчас прихлопнет и имени не вспомнит.
– Я тебе сейчас язык твой дерзкий вырву к херам собачьим! Ты где так разговаривать училась?
Он делает шаг, а я три назад. Не хочется сейчас с ним рядом находиться. Неизвестно, что за мысли в его голове. Это он раньше был похеристом, а сегодня что-то прям клинит мужика.
– Так у мамы с папой, – как ни в чем не бывало пожимаю плечами, – они ж меня воспитывали.
При упоминании о родителях сегодня не накрывает лавиной боли. Видимо, перепалка на меня так влияет, что другие эмоции в уголок забиваются.
– Фигово воспитали, пора исправлять, – рычит Тимофей.
– Тебе, что ли, дядечка? Так ты для начала своих воспитай. Кстати, кто возместит мне порванную любимую футболку?
Словно флагом начинаю размахивать над головой ее остатками. Тимофей следит за моими движениями, и это внезапно начинает волновать. Живот обдает жаром, а ножки подкашиваются.
Да он какой-то афродизиак для девок прям. Стоит, ничего не делает, а у меня в мозгах образ из сна.
– У тебя шмоток, что ли, мало?
– Много, а это вот любимая. У тебя есть любимая вещь? – Затыкаюсь, хотя надежда услышать его ответ слишком низкая. И Тимофей не разочаровывает – молча игнорирует вопрос. – А у меня вот эта вот футболка. Спать не могу без неё.
– Я тебе кидаю столько денег, что можно магазин футболок выкупить.
– Ну-у-у, это совсем не то, – надуваю губки и вижу, как Тимофей брезгливо морщится. Ага, куриц глупых не перевариваем. – Я эту вот хочу.
– Зашьешь. Труд из обезьяны человека сделал, может, и с тобой это сработает.
Захлебываюсь от возмущения и вижу триумфальный оскал этого хама.
– Мне кажется, тебе пора сваливать, – не контролирую тон и распахиваю входную дверь.
Тимофей приближается ко мне вплотную, и моя грудь расплющивается о его тело. Майка снова влажнеет от его рубашки. Утопаю в его глазах. Думаю, куда бежать. Только вот некуда! Позади стена.
– Мне кажется, ты зарываешься, девочка. Это мой дом, и только я решаю, когда мне отсюда уходить.
Его вкрадчивый голос проходит электрическим разрядом. Кровь в венах закипает, а мне только и остается, что вцепиться в его предплечья, чтобы не упасть под тяжестью его взгляда. Задираю голову, чтобы хоть как-то заглянуть в его лицо, хоть и понимаю, что это плохая затея. Но молча сдаваться и принимать поражение – равносильно погибели.
Взгляд черных глаз медленно спускается по лицу и замирает на моих губах. Непроизвольно облизываю нижнюю, наблюдая, как зрачки Тимофея затапливают радужку.
– Мать твою, ты меня до беды доведешь, пигалица, – рычит, словно раненный зверь.
Отталкивает меня, и я все же упираюсь спиной в стену. С трудом делаю следующий вдох. Тимофей стоит передо мной в ярости, стискивает кулаки. Даже не смотрит на меня.
– В общем, так, пигалица, – снова обращает на меня свое царское внимание этот тиран, – ещё одна такая выходка – и я буду разговаривать совсем по-другому.
– Но, – захлебываюсь от возмущения, – я не виновата, что стиралка полетела.
– Да меня это мало волнует. Ты живешь тут, значит должна следить за исправностью техники. Или что, соображайки хватает только со мной кусаться? Кстати, как будешь косяк отрабатывать? Натурой? – Он начинает хохотать. – Хотя нет, боюсь, ты слишком неопытная. Я все же люблю других женщин.
Глаза лезут из орбит, и я уже открываю рот, чтобы в очередной раз высказать этому хрену, что я о нем думаю. Но он опережает:
– Прежде, чем ты что-то скажешь, советую ещё раз представить последствия, а то я ж могу твой ротик заткнуть чем-нибудь.
Сдергивает пиджак со стула и молча выходит прочь.
– Тиран! – ору вслед хлопнувшей двери.
Внутри все кипит, меня потряхивает от еле сдерживаемой злости. Сдергиваю тапок с ноги и запускаю им во входную дверь, за которой только что скрылся мой гребаный опекун!
Значит, я виновата в том, что машинка перестала работать нормально? Хорошо! Я ему покажу, на что я способна.
***
На первом этаже меня ждет Натка и от нетерпения постукивает носком лодочек на высоченных каблуках.
– О, Кристофер, – хватает меня за руку и утаскивает в темный уголок, – рассказывай, почему на пару не явилась. Что стряслось? Боже, скажи, что ты трахнула своего горячего опекуна, и он просто не выпускал тебя из кровати.
Не могу сдержаться и закатываю глаза. Ненормальная у меня подружка, и откуда только свалилась на мою голову?
Ах, да, свалилась. Еще на первом курсе, когда мы на физру пришли, и она на канате корячилась. Я же момент этого эпичного подъема пропустила и как раз проходила мимо. Ну и столкнулись два одиночества.
Не сдерживаю истеричного смешка и ловлю на себе взгляд прищуренных серых глаз.
– А что смешного, Полевая?
О, когда она называет меня по фамилии, значит, уже начинает беситься.
– Вспомнила, как мы с тобой подружились вообще. Я по твоей милости, коза, тогда ногу сломала и в больнице торчала. И это в самом начале учебы.
Наташка возмущенно булькает и скрещивает руки на груди:
– Не, вот ты наглая. А ничего, что я таскала тебе лекции? И мандаринки, между прочим.
– Вот мандаринками ты и покорила меня.
Начинаем громко хохотать, аж проходящие мимо студенты оборачиваются.
– Ну так что, подруга? – Наташка поигрывает бровями, а меня снова тянет на смех. – Тебя можно поздравить?
– Ага, с новой проблемой в виде огромного дядьки.
Наташка непонимающе хлопает глазами. Видимо, до моей подружки не доходит, почему такой мужик как Тимофей может быть проблемой.
– Кристина, доброе утро, на большой перемене, после того как пообедаете, зайдите ко мне, – мой новоиспеченный руководитель материализуется словно из ниоткуда.
– Доброе утро, Сергей Макарович, – тает при виде препода Наташка, а я только качаю головой.
– Доброе утро, Наталья.
Ого, мне кажется, или он ухмыляется, смотря на мою подруженьку?! Наташка этого не замечает и продолжает смотреть на него преданным щеночком. Откашливаюсь, чтобы на меня обратили внимание.
– Хорошо, Сергей Макарович, я зайду.
Преподаватель моргает, словно все это время мысленно был где-то далеко, кивает и исчезает.
– Блин, какой он все же клевый, – стоит, только что слюнки не пускает.
– Да у тебя все клевые от двадцати до сорока.
– Я все ещё не простила того, что он тебя выбрал для защиты.
Открываю рот от удивления.
– Да вы че меня во всех бедах-то вините? – вскидываю руки и рычу от злости.
Ната прищуривается и осматривает меня с ног до головы.
– Кто это все?
Кристина
…Лекции пролетают незаметно, на большой перемене я забегаю к Сереженьке, и он торжественно вручает мне тему диплома.
Возвращаюсь в пустую квартиру и набираю по видео двоюродной сестре Маруське. Она переехала на другой материк пять лет назад и сейчас активно готовится к свадьбе. И это в девятнадцать лет. Иногда мне кажется, что я скучно живу.
Тут же вспоминаю Тимофея и зажмуриваюсь. Не, не скучно.
– О, Тинка, привет! – так называет меня только она и… родители. – Как ты, солнце мое?
Становится тоскливо до одури, хочется сорваться, бросить все и полететь к ней. Но у меня учеба, которую я должна закончить, так хотели папа и мама, когда ещё были рядом. Да и скоро все равно я её увижу – свадьба через месяц.
– Привет, только с университета приперлась. Ты там как? У меня тут новость офигенная, – на последнем слове делаю кавычки в воздухе, и сестра загорается от интереса.
Елозит на кровати, будто устраивается поудобнее и готовится к длинному рассказу.
– Опустим мои новости, что там у тебя? Что-то стало известно о родителях?
Настроение тут же портится, и Маша это замечает, тоже строит грустную моську.
– После того, как мне сказали, что следствие закрыто, никаких новостей. Хоть самой езжай и ищи их в той глуши, – подавляю вздох, – даже крестный не смог в свое время ничего сделать.
– Как ты, кстати, смирилась? Хотя забудь, глупый вопрос, конечно же не смирилась! Что я за дура?
Хмыкаю на её сокрушенный вздох и виноватый взгляд. Одуванчик мой. Природа наградила Маруську пушистыми белыми волосами, черными глазами и гордо торчащим курносым носом. А я детства наградила её кличкой Одуван. Она психовала, а потом смирилась и наградила меня званием Тина болотная. Так и живем. Жили, пока в моей жизни не начали происходить грустные события, от которых и шутить сил не стало.
Теперь я просто Тина, а она Маруська.
– Да ладно тебе, ты слишком строга к себе. В общем, тут начинается вторая часть балета. У меня новый опекун, – я снова завладеваю вниманием Маруськи, и она вперивает глазищи в экран.
– И кто этот счастливчик?
– Сын моего крестного.
Маруся что-то неопределенно булькает, и телефон вываливается из её рук. Меня оглушает грохот, слышится ор.
– Едрен батон! – а через секунду на экране снова возникает мордашка сестры. – Прошу простить, не удержалась от эмоций.
– Я сама так же отреагировала, когда он ко мне в универ приперся.
– Этот сноб ещё и снизошел до визита?
Да, Маруська знала Тимофея шапочно и в основном с моих же рассказов, а я всегда пыталась скрыть свою детскую влюбленность и описывала его весьма красочно и не с лучшей стороны.
– Ага, причем он меня не узнал.
Сестра громко фыркает. Ей кто-то звонит, и наша связь прерывается. Я жду несколько минут, что она перезвонит, но, судя по всему, ей позвонил жених, а это надолго.
Плетусь в кухню, чтобы сделать себе ужин. И в момент включения духовки что-то моргает и гаснет свет.
– Да твою ж за ногу! – не выдерживаю и ругаюсь.
Высовываюсь на балкон, чтоб посмотреть на другие окна, все еще тая надежду, что свет отрубился только у меня. Естественно эта надежда летит в ближайшие кусты, потому что весь стояк под моей квартирой зияет темными окнами.
Возвращаюсь в кухню и смотрю на телефон. Время десять вечера, надежда только на дежурки. Закусываю ноготь и начинаю мерить шагами комнату. Вот же. Нахожу в приложении телефон дежурного электрика и набираю. Занято.
Вот же блинство. Повторяю звонок раз двадцать, но все безрезультатно.
Очень надеюсь, что сосед снизу не настучит на меня Тимофею. Лицезреть его на ночь глядя то еще удовольствие. Вспоминаю, что в соседней квартире обитает Лешка, он тоже как-то связан с электричеством.
Прокрадываюсь к его двери и звоню. Сосед выходит помятый и недовольный, но при виде меня его лицо светлеет и губы тянутся в улыбке.
– Кристя, какими судьбами?
– Леш, прости, что так поздно, но мне помощь твоя нужна как профессионала, – делаю бровки домиком, заламываю ручки, и сосед ведется.
– Кристь, да какие разговоры, для тебя в любое время. Чем могу быть полезен?
– Кажется, я только что устроила замыкание и отрубила весь стояк.
Леха переваривает новость и через несколько секунд начинает ржать. Я жду объяснений, психую, когда их не следует.
– Что смешного-то?
– Хорошо, что стояк ты отрубила дому, – чуть ли не похрюкивает этот ненормальный, а я уже начинаю сомневаться в его адекватности, – ладно, пойдем стояк твой спасать.
О проекте
О подписке