Глава 4

В любой ситуации можно найти положительные моменты. Например, Щиц был настолько любезен, что занес раскладушку. То, что мы с Бонни волокли с большим трудом, в его руках больше не выглядело чудищем.

Щиц аккуратно поставил ее на пол и даже разложил.

– Новоселье, значит, – хмыкнул он беззлобно. – Еще что-нибудь перенести надо? Может, передвинуть?

И вот после этого мне вдруг стало жутко стыдно. Он так это сказал… спокойно; он знал, что вместо чая его будут ждать бесконечные подай-принеси, и давно с этим смирился…

Я не должна была стыдиться, но сложно было привыкнуть, что кто-то, кто не ведет себя как слуга, ведет себя как слуга, когда дело доходит до работы. Это просто не укладывалось в голове. У меня там просто не было правильной полочки, куда я могла бы Щица определить.

А вот Бонни совершенно не знакомы были муки совести. А может, у нее как раз все замечательно укладывалось. Она просияла:

– Ой, а можешь? Я котлы оставила… Мелкие перетащила, но у меня и чугунный есть, мне подарил…

…Нэй Дезовски подарил, ага, кто же еще. Дочь бы так собирал, как Бонни. Хотя нет! Бонни он подарил какие-то котлы, а со мной отправил тетеньку.

Надо написать ему письмо: пусть приплачивает мне за свое освобождение из-под бдительного рыбьего ока. И в церковь хоть иногда заходит, а то еще подумают что-нибудь не то. Дочь ведьма, сестра – злобная старая карга, тоже вылитая ведьма…

Я беспокоюсь за папеньку. Беспокоится ли он за меня?

Вряд ли: на носу конец квартала и плановый визит налоговиков. В это время его даже поесть заставить – и то проблема. А через две недели ему опять придется лечить печень…

У-у-у, тетенька, надеюсь, ты не забыла принять необходимые меры перед отъездом! Нэйе Улина в курсе, должна справиться, но…

Как бы папенька ее не уволил: его в это время раздражает все на свете, даже забота.

– …нэй Дезовски! – Голосок Бонни вывел меня из задумчивости, но письмо я все-таки решила обязательно написать.

Услышав знакомую фамилию, приготовилась безнадежно врать, что просто однофамилица, но тут вспомнила, что выдала Щицу только имя, и решила не обращать на это лишнего внимания.

– Так ты на стипендии? Это же тот, что «сыры Дезовски» и все в этом духе? – вежливо поинтересовался Щиц. – Твой дар, наверное, очень ценный и полезный. Я впервые вижу кого-то, кто может разговаривать с животными и из кого при этом песок не сыплется.

Бонни просто-таки засветилась от гордости.

– Мне даже обещали работу, – смущенно призналась она, натягивая рукава на ладони. – Так что да… Знаешь, подождут до завтра эти котлы… Ты ужинал? Мы пока тебя ждали, Эля тут это…

– Бонни, это просто каша из твоей, между прочим, крупы! – немного резковато перебила я.

Я считала, что среди нас двоих хоть кто-то должен мыслить ясно. И мне не нравилось, когда этим кем-то приходилось становиться мне.

И вообще, почему она так радуется такой простой похвале? Это же не изысканный комплимент ее шикарным локонам или острому уму, да и Щиц – не прекрасный принц.

Не достойны мы, Дезовски, такого преклонения. Я вот точно не блещу и не сияю, и по грязи вполне могла тогда пройтись, если бы ножки не устали… ну, оно и к лучшему: а то, кто знает, записали бы меня в святые, пришлось бы еще больше краснеть.

Еще пару недель назад я бы приняла такое поведение Бонни как должное; но, когда я вошла на территорию академии, что-то во мне сломалось.

Мы, купеческие дочери, быстро приспосабливаемся. Не раз видели на примере неудачливых подружек: сегодня сума, завтра тюрьма – и налоговики налетели серыми грачами, растаскивать имущество до последнего бабушкиного сервиза. Мы быстро чувствуем, куда ветер дует, потому что держим нос по ветру.

И сейчас ветер говорил: «Не заносись, Еленька, если хочешь иметь здесь жизненно необходимых друзей».

– Э-э-э… – протянул Щиц, – Елень… Эля готовила? Она дома-то, на знакомой кухне кухарку отравила, может, пусть сначала ворона?

Ага. Не принц. У принцев чувство такта врожденное, между прочим!

Бонни тут же вернулась в нормальное состояние. Ну, хотя бы перестала мучить рукава. Ага! Зверюшку обидел – и сразу растерял все свое очарование, да? Так тебе!

– Почему сразу Каркара? – Прижала птицу к груди.

– Она же все равно дохла… – Щиц осекся. – Понял. Иду за котлом.

– Шестнадцатый! – бросила я ему в стремительно удаляющийся затылок.

– Что, правда отравила? – полушепотом спросила Бонни.

Ворона наконец вырвалась у нее из рук. Я отсыпала немного риса на тарелку. Каркара клюнула – сначала с опаской, а потом быстро-быстро. С удовольствием.

Она, конечно, была дохлая, но замертво вроде не упала. Я и не думала, что почувствую такое облегчение.

Бонни тоже как-то выдохнула.

– Если я отравлю еду, я это замечу, – без особой уверенности поделилась я. – У меня в прошлый раз кровь носом шла.

– Так это из-за недостатка практики… Наверное.

Я спорить не стала, просто сунула в рот полную ложку риса. Он был горячий, и, кажется, я его чуточку пересолила, но, в общем, вполне съедобно получилось…

– Так своим ядом не отравишься… – жалобно вздохнула Бонни и сглотнула.

Я пожала плечами.

– Как хочешь. Не так уж я и ужасно готовлю, ага.

И идея пропустить ужин и сварить крупу принадлежала не мне. Так что Бонни сама виновата.

Она вроде решилась рискнуть, но тут вернулся Щиц.

Щиц внес котел так торжественно, как будто это был не более и не менее чем наследник престола. Котел бы чугунный, с какими-то завитушками по краям и литыми узорными ручками. А еще он был таким большим, что угрожал вытеснить нас из нашей же комнаты.

Еще у него была крышка.

Я попыталась эту крышку сдвинуть хоть немного – получилось, но в процессе умудрилась сломать ноготь.

– И что ты собираешься с ним делать? – спросила я Бонни, обходя котел по кругу. – Ты же даже не зельевар.

– Думала давать девчонкам пользоваться, – откликнулась Бонни. – Не за так, за ништяки. Но для тебя не жалко, вари там что хочешь.

– У вас в первый год будет одна и та же программа, – сообщил Щиц. – Будете варить по очереди. Это потом вас разделят по способностям… Бонни, позволь, я туда залезу?

Бонни удивилась, но кивнула.

– Подай свою ворону. – Из-за стенок котла голос Щица звучал глухо, но все равно было слышно, что он взволнован.

Бонни Каркару отдавать в руки разным подозрительным личностям не собиралась. Она прижала недовольную ворону к груди и всем своим видом показала готовность дать отпор хоть Щицу, хоть самим демонам холодного Ада.

Из котла высунулась рука и нетерпеливо зашарила в воздухе.

– Ну дай, а? – жалобно попросил Щиц. – Тыщщу лет не колдовал, а тут такая изоляция! Жалко тебе, что ли?

– Что ты с ней делать-то будешь? – спросила я.

Надо же, и сама не заметила, как оказалась в дальнем от котла углу.

– Превращу в кровожадное жаждущее мяса чудовище, конечно! – рявкнул Щиц. – Она будет летать и выклевывать ведьмам глазные яблоки, пока ее не испепелят!

– Это такая месть за то, что тебя забрали в рабство из-за раздавленной горошины? – жалобно спросила Бонни, прижимая притихшую Каркару еще крепче.

Если бы та не была мертва, я бы решила, что Бонни беднягу придушила в порыве чувств.

Щиц высунул голову вместо руки, сдул упавшую на нос челку.

– А это чья версия?

– Девчонки из шестнадцатой прошлой ночью байки травили… – пролепетала Бонни.

– О как! Ну ладно… слушай. Твоя ворона фонит смертью: это факт?

– Наверное…

– А я сделаю так, что все будут воспринимать это как само собой разумеющееся. Можешь смотреть и спасать свою птицу, как только решишь, что я хочу ее упокоить окончательно. Пойдет?

Мне этот цирк уже надоел. Раньше ко мне в очередь выстраивались, а не по углам ныкались, ну.

– Пойдет, – сказала я вместо колеблющейся Бонни, подхватила ее под локоть и шагнула к котлу. – Только я тоже смотрю.

– Да не жалко. – Щиц пожал плечами. – За возможность колдовать – огромное вам спасибо, девчонки. Не представляете, как я по этому скучал… Бонни, ты не могла бы самую чуточку разогреть котел? Мне нужно, чтобы снаружи была чужая сила. Чтобы вышло, что вроде как не я колдую, понятно?

– Так тебе запрещено?! – выдохнула Бонни, всплеснув руками.

Ворона воспользовалась моментом, чтобы вырваться из любящих объятий и без лишних сантиментов перепорхнуть Щицу на плечо. Тот пощекотал ее горлышко… Клянусь, она чуть ли не закурлыкала, как какой-то голубь!

Взял ее на руки, сел поудобнее, скрестив ноги, откинулся на стенку котла, полуприкрыл глаза.

– Пожалуйста, – повторил он спокойно и пробежался пальцами по топорщащимся на голове у птицы перьям.

Она расслабилась – расправила крылья, как какое-то чучело, и лишь иногда чуть поворачивала голову вслед за чуткими пальцами Щица.

Я взяла Бонни за руку, ободряюще сжала. Человек с таким одухотворенным лицом просто не может пожелать другому зла. Так молятся Богу или рисуют картины. И я не хотела, чтобы Бонни мешала – Щиц был как заблудившийся в пустыне путник, набредший вдруг на оазис вместо миража.

Она ведь и сама понимала, что Щиц не сделает плохого. Хотел бы – давно бы сделал. Он сильнее нас физически… и, судя по всему, еще и в магии что-то смыслит.

Бонни обреченно вздохнула… и дунула на край котла, заставляя тот покрыться изморозью. Нетерпеливо мотнула головой – и изморозь тут же растаяла, пара капель полетели на пол и зашипели, испаряясь в воздухе.

Это было похоже на стартовый сигнал на скачках: когда край котла загорелся алым обручем, Щиц как мог выпрямился и подбросил разомлевшую ворону вверх.

Ворона зависла в воздухе, распятая за крылья и ноги: вылитый герб моего родного городка, разве что не орел. Щиц коснулся ее клюва, и по телу обычной грязно-серой встрепанной вороны растеклась смоляная чернота. Приглаживались перья, исчезал сальный блеск, уступая благородным угольным отсветам. Последним почернел хвост. Щиц крутанул ворону, дернул за маховое перо и, кажется, остался доволен.

Зачем-то провел перед ее глазами ладонью. Они так и остались мертвыми и белесыми, и я даже почувствовала некоторое разочарование: думала, он сделает их алыми и светящимися или вроде того. Щиц разочарованно поцокал языком, но, кажется, смирился.

Раскинул пальцы веером и затряс кистями: отрастил Каркаре когти-крючья на лапках, еще солиднее прежних, заодно поправив неловко вывернутый палец.

Еще немного подумал, а потом кончики маховых перьев и хвоста, повинуясь его плавным жестам, окрасились в белый. Пригладил большими пальцами ее лапки: несколько чешуек тоже побелели, складываясь в узор, похожий на изморозь.

Осторожно подхватил ворону под крылья, провел пальцами по клюву, из-за чего черная поверхность покрылась многочисленными белыми трещинками, еще раз крутанул, одобрительно прицокнул и щелкнул птицу по лбу. Та встрепенулась. Склонила голову, рассматривая свой новый хвост. А потом хрипло каркнула и поднялась в воздух. Сделала несколько кругов по комнате, но не в своей обычной, слегка пьяной манере, а очень даже ровненько, и, очевидно довольная, опустилась на плечо замершей в волнении хозяйке.

Щиц легко выпрыгнул из котла, так и не коснувшись края, и прихлопнул его крышкой.