От этого столкновения у него словно вышибло из груди весь воздух. Он так и остался лежать на боку с гудящей головой и судорожно открытым ртом, тщетно пытаясь возобновить контроль над непослушными конечностями.

«Эрагон!» – крикнула Сапфира.

Тревога в ее голосе прибавила Эрагону сил, как ничто другое. Когда руки и ноги его вновь ожили, он первым делом схватил свой посох, валявшийся рядом. Воткнув шип, имевшийся на нижнем конце посоха, в ближайшую трещину, он встал и пошатнулся. Перед глазами заплясали алые искры. Голова кружилась; он был настолько ошеломлен, что просто не знал, в какую сторону ему смотреть.

Сапфира и летхрблака, сцепившись клубком, катались по пещере, царапая и кусая друг друга, отчего, казалось, закачался даже сам Хелгринд. Шум они производили невообразимый, но Эрагону казалось, что дерутся они абсолютно молча: уши его отказывались слышать. И все же подошвами он чувствовал, как вздрагивает пол пещеры, когда эти громадные существа бросались друг на друга, грозя сокрушить любого, кто окажется поблизости.

Сноп голубого огня вырвался из пасти Сапфиры, окутав левую сторону огромной башки чудовищной «летучей мыши»; пламя было настолько мощным, что могло бы, наверное, расплавить сталь. Однако оно не причинило особого вреда этому монстру раззаков, и он, не растерявшись, ловко «клюнул» Сапфиру в шею, заставив ее прекратить выдыхать пламя и защищаться.

Точно выпущенная из лука стрела, из туннеля вылетел второй летхрблака и ринулся на Сапфиру с фланга. Разинув свой узкий длинный клюв, он издал столь ужасный дрожащий вопль, что у Эрагона волосы встали дыбом, а внутри все похолодело. Он даже зарычал от возбуждения и обрадовался, что, по крайней мере, слышит хотя бы это.

Теперь, когда в пещере было уже двое летхрблака, вонь там стояла такая, словно кто-то бросил полдюжины фунтов гнилого мяса в бочку с помоями и поставил эту смесь на жаркое летнее солнце, чтобы за недельку как следует протухла.

Эрагон сильно прикусил губу; в горле у него прыгал противный комок, и он старался думать о чем угодно, лишь бы его не начало выворачивать наизнанку.

В нескольких шагах от него безжизненной грудой лежал у стены пещеры Роран, тоже отброшенный туда после столкновения Сапфиры с первым летхрблака. Но вскоре Эрагон увидел, что Роран шевельнул рукой, затем встал на четвереньки, а потом поднялся и во весь рост. Глаза его, впрочем, смотрели весьма туманно, и шатался он, как пьяный.

У Рорана за спиной из ближайшего бокового туннеля показались двое раззаков. В своих уродливых руках-лапах они держали длинные светлые клинки явно древнего происхождения. В отличие от своих родителей или родичей, раззаки были примерно того же роста и обличья, что и люди. Эбеновый панцирь покрывал их тела с головы до ног, но его почти не было видно, ибо даже в Хелгринде раззаки не снимали своих длинных черных рубах и плащей.

Двигались они с ошеломительной быстротой, но движения у них были резкие и какие-то ломаные, как у насекомых.

Но самое странное, мысленно Эрагон по-прежнему не чувствовал ни присутствия раззаков, ни присутствия летхрблака. Неужели и эти твари – всего лишь иллюзия? Но нет, это уж полная чушь: плоть, которую Сапфира разрывала своими когтями, была вполне реальной. И тут ему в голову пришло еще одно объяснение: наверное, мысленно почувствовать их присутствие вообще невозможно. Наверное, раззаки способны скрывать свое присутствие от тех, на кого они охотятся, подобно тому, как пауки скрывают свое присутствие от мух. Если это так, то становится понятно, почему раззакам так отлично удавалась охота на магов и волшебников, а также на Всадников, бывших противниками Гальбаторикса, хотя сами они и не были способны пользоваться магией.

Вот черт! Эрагон с удовольствием прибавил бы и более цветистые ругательства, но пора было действовать, а не проклинать свое невезение. Бром утверждал, что раззаки при ясном свете дня ему не соперники, но даже если это действительно так – особенно если учесть, что Бром потратил десятилетия, изобретая заклятия, которые можно использовать против раззаков, и научил им Эрагона, – все же было ясно: не имея преимущества внезапности, он, Сапфира и Роран будут вскоре оттеснены к выходу и вынуждены бежать, спасая жизнь себе, а не Катрине.

Подняв правую руку над головой, Эрагон крикнул: «Брисингр!» – и швырнул огненный шар в раззаков. Те пригнулись, и огненный шар разлетелся по полу пещеры на тысячу осколков, пару раз вспыхнул и погас. Это заклятье оказалось глупым и детским; оно явно не могло нанести этим тварям сколько-нибудь заметного ущерба, особенно если Гальбаторикс действительно обеспечил раззаков столь же мощной защитой, что и летхрблака. И все же Эрагон счел свою первую попытку в высшей степени удовлетворительной. К тому же огненный шар настолько отвлек внимание раззаков, что Эрагон успел метнуться к Рорану и встать с ним спиной к спине.

– Придержи их минутку подальше от меня! – крикнул он, надеясь, что Роран его слышит. Слышал он или нет, не важно; во всяком случае, догадался и, прикрывшись щитом, поднял молот, готовясь к сражению.

Те страшной силы удары, которые наносили летхрблака, почти прорвали ту магическую защиту, которую Эрагон установил вокруг Сапфиры. Проклятые «летучие мыши» уже успели нанести несколько длинных, хотя и не слишком глубоких царапин на лапах драконихи, а также раза три долбанули ее своими клювищами, и эти небольшие, но очень глубокие раны причиняли Сапфире сильную боль.

Она в ответ буквально спустила всю плоть с ребер одного из летхрблака, а у второго откусила фута три от его страшного хвоста. Кровь этих тварей, к полному изумлению Эрагона, оказалась металлического голубовато-зеленого оттенка, похожего на ярь-медянку.

Вдруг «летучие мыши» перестали нападать и принялись кружить вокруг Сапфиры, то и дело делая выпады и явно пытаясь взять ее измором или же при первой возможности умертвить ударами своих жутких клювов.

Однако Сапфира оказалась куда лучше летхрблака снаряжена для открытого боя благодаря своей мощной чешуе, которая была значительно толще и прочнее серой шкуры «мышей», да и клыки дракона куда страшнее в ближнем бою, чем клювы этих крылатых тварей. Но, несмотря на все это, Сапфира лишь с огромным трудом удерживала обоих монстров на должном расстоянии, тем более что относительно низкий потолок пещеры не давал ей ни как следует взлететь, ни хотя бы подпрыгнуть и напасть на противника сверху. Эрагон опасался, что даже если дракониха и выиграет это сражение, то мерзкие твари успеют сильно ее искалечить до того, как она их прикончит.

Передохнув несколько секунд, Эрагон произнес одно-единственное заклинание, в котором содержалось все двенадцать способов убийства, которым научил его Оромис. Он был очень осторожен и произносил заклинание не сразу, а по частям, чтобы иметь возможность перенаправить его магическую силу, если сюда ворвутся еще какие-то стражи Гальбаторикса. Кроме того, произнесенное быстро, это заклинание способно было полностью истощить его собственные силы.

И осторожность сыграла ему хорошую службу. Уже начав произносить заклинание, он довольно быстро понял, что оно не оказывает никакого воздействия на летхрблака, и прекратил свои попытки. Он не то чтобы рассчитывал сразу победить этих тварей с помощью смертоносных слов древнего языка, но все же решил попробовать, дабы использовать любой, даже самый крошечный шанс, который Гальбаторикс по незнанию или беспечности упустил из виду, защищая неведомыми чарами летхрблака и их омерзительное потомство.

У него за спиной Роран громко вскрикнул: «Есть!» И мгновением позже один из мечей глухо ударился о его щит, вслед за этим зазвенели ячеи его кольчуги, а потом с колокольным звоном второй меч ударил Рорана по шлему.

И Эрагон понял, что слух его явно восстанавливается.

Раззаки снова и снова наносили удары, но каждый раз их мечи отскакивали от щита Рорана, или же они буквально на волосок промахивались, метя ему в лицо или в руку. Причем как бы ни были быстры их удары, как бы ни был медлителен сам Роран, явно не способный сразу нанести контрудар, но древним мечам раззаков никак не удавалось поразить его. Мерзкие твари шипели от ярости и отчаяния; их страшные пасти с жесткими клацающими челюстями изрыгали вполне человеческие проклятия, которые звучали на редкость нелепо.

Эрагон усмехнулся. Все-таки кокон тех чар, которыми он окутал Рорана, свое дело сделал. Он надеялся, что эта невидимая защита продержится, пока он не найдет способ как-то остановить летхрблака.

И тут оба летхрблака взвизгнули в унисон. От этих чудовищных звуков у Эрагона потемнело в глазах, и, казалось, зашаталась даже сама земля. На несколько мгновений он был как бы парализован, но потом встряхнулся, как собака, освобождаясь от магического воздействия этих гневных криков и воспринимая их теперь всего лишь как пронзительные вопли детей, которым причинили сильную боль.

Эрагон незамедлительно принялся выпевать очередное заклинание, стараясь делать это как можно быстрее и не совершать ошибок в произнесении слов древнего языка. Каждая фраза, которую он произносил, а их было очень много, содержала некие чары, способные мгновенно убить; и каждый из способов умерщвления отличался ото всех предыдущих. Пока Эрагон исполнял свое импровизированное соло, Сапфира успела получить еще одну резаную рану на левом боку. В ответ она сломала своему противнику крыло, в клочья разодрав когтями тонкую летательную мембрану. От кольчуги Рорана то и дело отлетали звенья, попадая в Эрагона, поскольку раззаки сражались с бешеным упорством и быстротой, без конца нанося мечами колющие и рубящие удары. Тот из них, что был покрупнее, стал потихоньку обходить Рорана, явно стремясь напасть на Эрагона с фланга.

И тут среди всего этого грохота, когда сталь звенела о сталь и глухо стучала по дереву, а когти скрежетали по камням, послышался звук, какой издает меч, прорубая кольчугу и вонзаясь в плоть. Роран дико вскрикнул, и Эрагон почувствовал, как кровь брата брызнула ему на правую голень.

Краем глаза Эрагон видел, как раззак сгорбленной тенью метнулся к нему, размахивая широким мечом с зазубренными краями и явно намереваясь перерубить его пополам. Мир вокруг, казалось, сжался в комок и повис на острие этого меча; лезвие меча сверкало искрами, точно выточенное из хрусталя, а каждая нанесенная им царапина казалась дорожкой ртути в ярком свете зари.

У Эрагона хватило времени еще только на одно заклинание, а потом пришлось все свое внимание переключить на раззака, чтобы не дать ему воткнуть этот страшный меч куда-то между печенью и почками. Эрагон временно отказался даже от попыток остановить атаку летхрблака и вскричал: «Гаржзла, летта!» – что означает: «Свет, погасни!»

Сказано, конечно, было весьма неуклюже, да и заклинание, созданное слишком поспешно, было неудачно сформулировано, но все же подействовало. Вытаращенные глаза летхрблака стали похожи на зеркала полусферической формы и теперь с помощью магии Эрагона лишь отражали свет, а не пользовались им, чтобы видеть. Один из ослепших летхрблака споткнулся и в тщетной попытке нанести очередной удар Сапфире пролетел мимо нее.

А Эрагон своим посохом из боярышника вышиб у нападавшего на него раззака меч и отшвырнул его в сторону, когда этот меч был уже в дюйме от его ребер. Раззак подпрыгнул и, очутившись прямо перед Эрагоном, резко вытянул шею. Эрагон весь сжался, увидев, как из глубин капюшона, скрывавшего голову раззака, вынырнул короткий крепкий клюв и хищно щелкнул в миллиметре от его правого глаза. В клюве, точно безголовая змея, извивался зазубренный ярко-красный язык раззака.

Крепко взявшись обеими руками за середину посоха, Эрагон выбросил его перед собой, сильно ударив раззака по впалой груди, и отбросил чудовищного «жука» на несколько ярдов назад. Раззак упал на четвереньки, а Эрагон ловко развернулся, видя, что вся левая половина тела Рорана мокра от крови, и успел парировать удар второго раззака. Затем, совершив обманный маневр, ударил раззака по мечу и, когда тот попытался снизу ударить его в горло, ловко развернулся и посохом вышиб у него меч, бросился вперед и вонзил острый конец своего посоха раззаку в живот.

Если бы в руках у него был меч Заррок, то раззаку наверняка пришел бы конец. Но теперь внутри у «жука» лишь что-то противно хрустнуло, и он стал кататься по полу пещеры, а потом довольно быстро вскочил на ноги, оставляя на неровном каменном полу пещеры мазки своей «голубой» крови.

«Мне нужен меч», – подумал Эрагон.

Он весь отдался обороне, поскольку теперь вокруг него кружили уже оба раззака; выбора у него не было: оставалось только удерживать свои позиции, давая отпор этому двойному натиску, ибо он не только сражался с этими падальщиками, вооруженными страшными клювами и крючковатыми когтями, но и защищал ослабевшего от потери крови Рорана. А потому Эрагон стал беззвучно произносить то заклинание, которое только что отлично сработало против летхрблака, но раззаки не давали ему покоя, нанося удары то поверху, то понизу, которые он успешно отбивал своим посохом. На удары старинных клинков посох отвечал глухим звоном, но ни одной щербинки не появилось на его заколдованной древесине.