Полина
Голова раскалывалась. Медсестра дала таблетку, я приняла её и вернулась в палату. Когда это все закончится? Когда я смогу увидеться с малышкой, обнять ее, прижать к себе, исцеловать всю? Мне никак не могли поставить диагноз, зрение резко ухудшалось.
Терапия, проводимая в больнице, давала слабый результат. Это уже второй курс лечения. После первого наступило улучшение, но прошло чуть больше месяца, и зрение вновь резко стало падать. Сегодня пятый день лечения, зрение восстанавливается. Я почти нормально вижу. Конечно, не так, как раньше, но значительно лучше, чем было. Когда у тебя все размыто перед глазами, ты не можешь увидеть своего ребенка на кроватке, это страшно. Действительно страшно. Маша на искусственном питании, а я даже норму воды в бутылку налить не могла, приходилось кого-нибудь звать, просить. Моей малышке нужна здоровая сильная мама. Я не могу лишиться зрения…
За все в жизни приходится платить. Мама говорит, что за грех свой наказание несу. Знала, в чем мой грех – я влюбилась в женатого мужчину. С первого взгляда. Будто молнией ударило. Увидела его – и дыхание перехватило. Он мазнул по мне равнодушным взглядом и позвал в кабинет. Помню как сейчас…
Стою в его кабинете, он мне вопросы задает, а я растерялась, вымолвить ничего не могу. Рассматриваю мужчину. От него пахнет классно, голова кружится, как после первой затяжки в жизни. Про таких говорят – сплошной секс. И именно сейчас я жалею о том, что девственница. Стильная прическа, длинная челка небрежно отброшена назад. Руки тренированные, каждая мышца будто прорисована. Волевой подбородок, скулы ярко выражены. Взгляд прищурен. Глаза голубые, холодные, словно Северно-ледовитый океан. Я тону и не хочу спасения. А губы? Хочется, чтобы они страстно меня целовали.
И ведь целовали. Не сразу, но целовали… И как целовали! Слезы набегают на глаза. Мой грех. Самый сладкий и незабываемый. Не было ночи, когда я не мечтала бы оказаться в его объятиях.
Мама пришла только вечером. Я вся извелась, потому что уже звонила несколько раз, а родительница не отвечала. Конечно, в голову сразу лезут плохие мысли – что-то с дочкой случилось!
– Как Маша? – спросила маму, как только она вошла в палату.
– Нормально, – отвела она взгляд в сторону, подошла к тумбочке и положила на нее что-то из продуктов.
– Она нормально ест?.. Не плачет?.. – сыплю вопросами, беспокойство растет. Вроде вот стоит мама, а что-то тревожно мне.
– Маша – ребенок, конечно, она плачет, – обрывает она меня.
– Мама, я вижу, что ты нервничаешь. Что с Машей?
– Видишь? Ты почти ослепла! – раздраженно бросила мама. Нервно выложила что-то из пакета. Я закрыла лицо руками. Как же больно. – Прости, Поля. Прости меня, дуру! Не подумав, ляпнула, – кинулась она ко мне. Принялась обнимать, целовать. Плакала она, плакала я. – Устала я, доченька. Валька нервы треплет.
– С Машей правда все в порядке? – только это меня сейчас волновало.
– Правда, правда. Я тут салат приготовила, поешь, – в руки мне сунули пластиковый контейнер и вилку.
– Мам, позвони Вале, узнай, как там Маша. Она же ее оставить может и к друзьям убежать.
– Звонила только что, нормально все дома. Задерживаться не буду, побегу домой. На Вальку же положиться нельзя. С врачом только поговорю.
– Мам, попроси Валю снять видео с Машей и прислать мне, – видела я картинку не очень хорошо, но даже это приносило мне нереальное счастье. Как же я хочу домой. К доченьке.
– Передам. Завтра тебе МРТ сделают.
– Так он же не работает у них, это в другую больницу ехать нужно. Там очередь, договариваться за месяц надо.
– Отказался кто-то, тебе проведут, сказали, – я плохо видела мамины черты лица, но замечала, что она отводит глаза в сторону. – На такси деньги оставлю, смотри, чтобы не украли.
– Мама, со мной что-то серьезное? Вы не хотите меня тревожить? – я испугалась. Испугалась, что Маша останется без меня. А я не хотела от нее уходить. Ее запах… ее ручки, нежная кожа… Моя девочка…
– Ну что ты придумываешь?! Ничего такого и близко нет! – мама поцеловала меня и ушла, а я всё не могла выкинуть из головы это обследование. Голова вновь разболелась.
Полина
Ужасно было лежать в камере томографа. Я старалась не обращать внимания на замкнутое пространство, но не получалось. Не запаниковать бы! «Нужно дышать ровно, не шевелиться» – напоминала себе.
Подумать о чем-нибудь приятном. Машенька…
Как же я соскучилась по доченьке. Малышку любила безмерно. В семье вечно проблемы, ссоры, недопонимая, а Маша, словно лучик света, рассеивала весь этот мрак вокруг меня.
После расставания с Германом думала, что умру. Душу будто из меня вынули. Когда Наталья ворвалась в кабинет и объявила о своей беременности, мой мир рухнул. Несмотря на наши чувства, я приняла решение уйти. Даже спустя год я понимала, что поступила правильно. Залезла в чужую семью, чуть ее не разрушила.
Забрала документы из института и вернулась домой. Не хотела, чтобы он меня нашел. Герману ничего не стоило уговорить меня остаться с ним. Перед этим мужчиной я никогда не могла устоять. Любовница… Звучит оскорбительно, но я бы согласилась на эту роль, если бы он попросил.
Я влюбилась в Германа раньше, чем узнала о его жене. Не сделай он первый шаг, статус наших отношений остался бы на уровне «начальник – подчинённая». Я бы никогда не поддалась своим чувствам. Первое время я сопротивлялась… А потом Герман меня поцеловал, а я не смогла устоять. Ответила. Корила себя, но отказаться от любви было выше моих сил. Я будто сорвалась с горы и неслась на большой скорости вниз, но разбиться не боялась. Знала, там внизу меня встретят, я упаду в крепкие надежные объятия. Ощущения непередаваемые. Наслаждаешься каждым мгновением. Добровольно отказаться от счастья невозможно, у меня не получилось.
Я до сих пор так же сильно его любила. Маша – бесценный подарок, который Герман мне оставил. Я когда поняла, что беременна, будто заново жить начала. Мир перестал казаться серым и тоскливым. Частичка Германа теперь всегда со мной.
Сколько раз я порывалась ему все рассказать. Мама меня ругала, что я не говорю отцу о рождении дочери. «Может, помогал бы, раз вместе нагуляли!» – ругалась она.
Деньги. Конечно, их не хватало. Работала только мама. Я получала пособие на ребенка, но разве на него можно прожить? Наверное, Герман бы мог нам помочь, но я не хотела напоминать о себе… Он никогда не жаловался на жену, не говорил о ней плохо, но я и так понимала, что в отношениях у супругов не все гладко. Вдруг у них все наладилось, а тут я появлюсь? Еще и с Машенькой. Будет Герман мне благодарен? Вряд ли. А еще я боялась… Боялась, что он не признает Машеньку. Начнутся экспертизы, суды. Боялась, что он обо мне забыл. Боялась увидеть в его глазах равнодушие. В моих воспоминаниях он всегда будет смотреть на меня глазами, в которых горит безумное желание.
– Можете подниматься. Голова не кружится? – обратился ко мне медработник. За своими воспоминаниями я и не заметила, как меня выкатили из томографа.
– Нет, все хорошо, – лишь бы уйти отсюда побыстрее.
– Возвращайтесь в больницу. Результаты мы перешлем вашему лечащему врачу.
– А вы сейчас не можете сказать, что со мной? Почему у меня пропадает зрение? – хотелось услышать что-нибудь обнадеживающее.
– Сказать я вам ничего не могу. Результаты будут готовы позже, вы сможете узнать все у лечащего врача, – немного грубо ответил доктор. Стало обидно.
Покинув здание больницы, я вызвала такси.
– Куда едем? – спросил водитель, когда я села в салон автомобиля. Подумав секунду, назвала домашний адрес. Хочу увидеть Машеньку, хоть полчаса побыть с ней. В больницу вернуться успею.
Полина
На улице стояла духота. Солнце нещадно палило. Голова болела, в глазах мутнело. Расплатившись с водителем, я вышла из машины и присела у подъезда. У нас тут рос клен, под его тенью я и укрылась. Хватило пары минут, чтобы головокружение и тошнота прошли. Поднявшись на нужный этаж, я постучала в дверь. Звонить не стала, чтобы не разбудить Машу. Ключи оставила дома, когда уезжала в больницу на лечение.
Никто не открывал. Мама взяла отпуск за свой счет, но ее иногда вызывали, тогда с Машей сидела Валя. На сестру положиться было нельзя. Я еще раз постучала, чуть громче. Вновь тишина. Бросилась пешком вниз, не стала ждать лифт, может, они на детской площадке, а я не заметила? Поднесла телефон к лицу, цифры на экране специально установила большого размера, чтобы видеть время.
В обед Маша обычно спит. Если была возможность, я любила катать ее в коляске и наблюдать за сладким сном дочери. Осмотрев площадку, родительницу или Валю с коляской не увидела. Поздоровалась со знакомыми мамочками.
– Вы не видели моих? – спросила знакомых девушек.
– Сегодня не видели, – поправляя шапочку малышу, ответила одна из них.
– И вчера тоже, – дополнила другая. Что могло случиться?
– Спасибо, – я стала вспоминать вчерашнее поведение мамы. Может, Маша заболела, а они меня тревожить не хотят? Вернулась на лавочку и набрала маме.
Я знала, что волноваться мне нельзя. Врач предупреждала. Предположительно что-то с сосудами и глазными нервами, поэтому зрение начинает падать. Вот и сейчас я заметила, что хуже стала видеть. Надо успокоиться. Трубку она подняла почти сразу.
– Мама, вы где?! – сразу же принялась я выяснять.
– Поля, ты уже сделала МРТ? – не ответила она на мой вопрос.
– Да!
– Что сказали врачи? – в голосе мамы я улавливала тревогу. Такое ощущение, что мама знает больше, чем мне рассказывает.
– Ничего конкретного. Отправят результаты лечащему доктору. А вы где?
– Домой иду, в магазине была, – мне даже легче дышать стало. Сейчас я увижу свою малышку. Одну бы в квартире мама ее не оставила. Потерев глаза, встала со скамейки и пошла родительнице навстречу. – Ты уже в больнице?
– Нет. Решила заехать… Валя? – увидела сестру, которая чуть не наехала на меня.
– Поля, что ты тут делаешь? – удивилась Валя. Она не рада была меня видеть. Подняв с земли скейтборд, она натянула кепку пониже на глаза. Я сестру хорошо знаю, она что-то натворила и сейчас пытается от меня это скрыть.
– Заехала с Машей повидаться.
– Тебе разве можно больницу покидать? – Валя продолжала озираться по сторонам.
– Меня отпустили, поиграю с дочкой и через час вернусь. А ты откуда едешь? Лучше бы матери помогла. Она и с ребенком сидит, и в магазин сама ходит, и все дела по дому на ее плечах. Неужели нельзя часть обязанностей на себя взять?
– Вот мама идет, – бросила она скейтборд на землю, умело перевернула его ногой, вскочила и уехала.
– Валя, подожди! – она даже не повернулась.
С сестрой было тяжело. Пубертатный период явно затянулся. Уже почти восемнадцать, а мы никак не могли найти с ней общий язык. Вале нравился свободный образ жизни, никакие доводы она слушать не хотела. Красивая девчонка, но вела себя, как мальчишка. Когда Валя обрезала шикарные волосы, у мамы чуть инфаркт не случился. Потом она отказывалась идти сдавать ЕГЭ, еле-еле ее уговорили. И ведь сдала, даже балы хорошие набрала. А теперь вновь мы пытаемся уговорить ее пойти учиться в университет. Не хочет! Доводы глупые приводит. Пропадает целыми днями с друзьями. Прыгает с крыш, катается на скейтборде, гоняет на чужих машинах. Восемнадцати лет Вале еще нет, прав на вождение тоже не имеет, а за руль садится.
Я и забыла, что разговаривала с мамой. Посмотрела на экран телефона. Вызов она сбросила. Увидела я родительницу, когда она подошла ко мне очень близко. Может, я её и раньше разглядела бы, если бы она была с коляской…
– А где Маша? – спросила маму.
– Мама, ты почему молчишь? – я чувствовала, как сердце хаотично стучит в груди.
– Ты почему не в больнице? – грубый тон мамы только подтверждал мои догадки – что-то случилось с Машей.
– Где Маша, я тебя спрашиваю?! – я перестала себя контролировать, повысила голос. – Ты почему молчишь?!
– Дома поговорим! – она обошла меня и быстро устремилась к подъезду. Я бежала за ней и кричала: – Где моя дочь?
– Не привлекай внимание! – мама заметно нервничала. Она не стала ждать лифт, влетела на нужный этаж. Мои ноги подкашивались, в голове шумела кровь, я задыхалась. Что-то случилось с моей дочкой, а от меня это скрывали. Я так жалела, что оставила ее! Эмоции глушили сознание. Слезы застилали глаза, я почти ничего не видела.
– Где Маша?! – закричала я, как только мы вошли в квартиру. – Куда вы дели мою дочь?! – я забежала в свою комнату, кроватка была пуста. Я подняла ее распашонку и прижала к груди.
– Поля, не кричи, тебе нельзя волноваться. С Машей все хорошо, – на секунду появившаяся надежда угасла, как только я подняла взгляд на маму. Она виновато опустила голову и негромко добавила: – Маша у отца, – ноги перестали меня держать, подогнулись, и я опустилась на пол.
Герман знает о дочери…
– Зачем?! Зачем, я спрашиваю тебя?! – кричала я рыдая. – Как ты могла?! – мама упала передо мной на колени.
– Так надо было! С отцом ей ничего не грозит. Ты же сама говорила, что он хороший человек, – она попыталась меня обнять, но я оттолкнула ее руки.
– Если тебе было тяжело, почему ты не сказала мне? Я бы ушла из больницы!
«Нужно позвонить Герману и попросить вернуть мне Машу? – раненой птицей эта мысль билась в голове. – А если он откажет?.. Я умру!».
– Тебе нужно лечиться! – повысила и она голос. – На обследования и лекарства нужны деньги! Деньги, которых у нас нет!
– Ты поменяла Машу на деньги? Мама, ты взяла у Германа деньги?! – упрямо поджав губы, она молчала. – Отвечай! – у меня такое ощущение, что я проваливаюсь в черную бездну, а спасения нет. Никогда в жизни я не испытывала такой душевной боли.
– Да, – это прозвучало, как приговор.
– Сколько?.. Сколько ты взяла? Ему надо их срочно вернуть! – я уже стояла на ногах. Комкая в руках распашонку, требовательно произнесла: – Отдай мне деньги, я поеду и заберу Машу!
– Один миллион рублей. Твой Герман сказал, чтобы мы к его дому не приближались, – вымолвила мама и заплакала. Стало действительно страшно. Я хорошо смогла узнать этого мужчину. Он был добрым, внимательным, заботливым, любящим, но в то же время очень жестким с посторонними. Как он расценил этот поступок, остается только догадываться. Получается, я скрыла от него рождение дочери, а потом ее продала. Продала свою малышку… Я закричала от боли. Мама ладонью закрыла мне рот и стала обнимать.
– Тише, Поля! Сейчас соседи полицию вызовут! Ты же знаешь, какие они! – испугалась родительница за себя, а я задыхалась от боли, когда смотрела на пустую кроватку.
– Пусть вызывают! Пусть все узнают, что ты продала мою дочь! – никто не может судить мать, у которой похитили ребенка. – Я хочу вернуть Машу!
– Давай, вызывай полицию. Пусть меня посадят! А я ведь это сделала ради тебя! Можно подумать, я Машу цыганам продала! Отдала родному отцу! В его хоромах ей точно будет лучше. И на питание будет хватать, и на подгузники! Я зашивалась на работе, чтобы вас прокормить, а тут твоя болезнь! Может потребоваться операция! Где деньги брать? Ты хоть подумала, что у слепой матери ребенка могут отобрать и отдать в детский дом? Ты же представляешь угрозу ее жизни!
Конечно, я это все знала, поэтому и согласилась на лечение, но я даже предположить не могла, что потеряю дочь. Мне нужно успокоиться и обо всем подумать. Голова раскалывалась, перед глазами размытые круги, то ли зрение вновь стало падать, то ли из-за слез.
В больницу я не вернусь, пока не верну Машу. Как же больно, как же обидно! Почему все так? Даже если удастся вернуть дочь, кто будет за ней присматривать, пока я нахожусь на лечении? Матери и сестре я больше ее не оставлю. Остается только умолять Германа позволить мне быть с Машей. Надеюсь, что он сможет выслушать и понять. Заберу миллион и поеду к нему.
– Верни мне все деньги, что ты взяла у Германа, – потребовала я. Глаза вытерла пеленкой, растерла их, но зрение не возвращалось. Все лечение может пойти насмарку. Как и сказал врач, нервничать мне нельзя, я могу полностью ослепнуть.
– Я заплатила за твое обследование, купила лекарства…
– Хорошо, отдай, что осталось. Я продам серьги бабушки и доложу недостающую сумму, – настроена была решительно, пусть только попробует кто-нибудь помешать мне вернуть дочь. Я никогда не смогу понять родительницу и оправдать ее поступок. Интересно, она бы смогла продать меня с Валей? Отказаться от своих дочек?
О проекте
О подписке