Я не помню ни одного случая, чтобы какая-либо вышедшая на свободу преступница оказалась добропорядочной женщиной. И считаю своим долгом рассказать об их явных и постыдных пороках. Просто немыслимо, насколько все эти особы дерзкие и жестокие, даже свирепые. Они являются моровой язвой, гангреной колониального общества, этаким поношением человеческой природы, позором всему живому, ибо дикие звери – и то лучше.
Джеймс Муди. Преступники Нового Южного Уэльса: Правдивое отображение истинной романтики жизни на побережье Ботанического залива, 1837
Все еще пребывая в глубинах беспокойного сна, Эванджелина услышала стук. Открыла глаза. Тишина. Потом еще более настойчивое: тук-тук-тук.
Пол пересекал узкий луч света, который проникал через окошко, расположенное высоко над ее кроватью. Девушку охватило смятение: судя по всему, она проспала утренний колокол.
Прежде с нею еще ни разу не случалось ничего подобного.
Эванджелина села, но, почувствовав тошноту, откинулась обратно на подушку.
– Одну минуту.
Рот наполнился слюной, и она сглотнула.
– Дети ждут! – В голосе горничной звенело возмущение.
– Который теперь час, Агнес?
– Так уж полдесятого!
Эванджелина снова села, стягивая с себя простыни. К горлу поднялась желчь, и на этот раз удержать ее не удалось; девушка свесилась с кровати, и ее вырвало прямо на сосновый пол.
Ручка повернулась, и дверь распахнулась. Эванджелина подняла беспомощный взгляд на Агнес, которая, сморщив нос, с неодобрением смотрела на вязкую желтую лужицу у своих ног.
– Дай мне всего одну минуту. Пожалуйста. – Она вытерла рот рукавом.
Агнес не сдвинулась с места.
– Никак траванулась? Небось съела чой-то не то?
– Да вроде бы нет.
– Лихорадит?
Эванджелина прижала руку ко лбу: прохладный и влажный. Отрицательно покачала головой.
– И давно тебе поплохело?
– Да вот только сегодня утром.
– Хм. – Служанка поджала губы.
– Ничего страшного, просто… – Эванджелина почувствовала, как у нее скручивает живот. С усилием сглотнула. – Со мной все нормально.
– Да какое там нормально! А то я не вижу. Пойду-ка доложу миссис Уитстон, что уроков нынче не будет.
Агнес коротко кивнула и развернулась, чтобы уйти, но вдруг замерла, прищурившись в сторону комода.
Эванджелина проследила направление ее взгляда. Сверху на крышке, рядом с овальным зеркалом, сиял в солнечном свете перстень с рубином, пятная багрянцем белый носовой платок, на котором он лежал.
Сердце девушки сжалось. Прошлой ночью она любовалась перстнем при свете свечи и по глупости забыла его спрятать.
– Отколева он у тебя? – спросила Агнес.
– Это… подарок.
– И от кого ж?
– Э-э-э… от одного родственника.
– Да ну? Вроде как твои все уже померли?
Агнес прекрасно знала, что никаких родственников у Эванджелины не имелось. Она и в гувернантки-то подалась потому, что больше идти было некуда.
– Это… фамильная драгоценность.
– Чтой-то я его на тебе прежде не видала.
Девушка опустила ноги на пол:
– Можно подумать, что мне часто подворачивается повод пощеголять фамильными драгоценностями! И вообще, что ты ко мне прицепилась? – в нарочито грубоватой манере ответила она. – А сейчас оставь меня, пожалуйста. И не надо отменять занятия. Со мной все в полном порядке. Через четверть часа буду готова встретиться с детьми в библиотеке.
Агнес строго на нее взглянула, после чего вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Потом Эванджелина станет прокручивать в голове этот момент с дюжину раз: что надо было сказать или сделать, чтобы сбить горничную со следа? Пожалуй, ничего бы не помогло. Агнес всегда ее недолюбливала. Будучи лишь несколькими годами старше Эванджелины, она проработала у Уитстонов без малого десять лет и задирала нос, относясь к гувернантке с высокомерной снисходительностью. Вечно попрекала ее за незнание правил или за непонимание того, как тут все устроено.
Когда Эванджелина доверилась помощнику дворецкого, единственному своему союзнику во всем доме, сказав, что никак в толк не возьмет, чем заслужила столь явное презрение со стороны Агнес, тот в ответ лишь покачал головой:
– Ну же, не будь такой наивной. До твоего появления Агнес была здесь единственной свободной девушкой. А сейчас все внимание обращено на тебя – в том числе и молодого господина, который раньше амурничал с горничной, ну или ей так казалось. Да к тому же работа у тебя нетяжелая.
– Вот уж не согласна!
– Однако никакого сравнения с тем, чем занимается Агнес, так ведь? Мало радости от рассвета до заката стирать в щелоке белье да опорожнять ночные горшки. Тебе платят за то, что ты знаешь, а не за то, что просто спину гнешь. Неудивительно, что она на тебя взъелась.
Эванджелина поднялась с кровати и, осторожно обойдя лужицу, подошла к комоду. Взяв перстень с рубином, поднесла его к окну, с тревогой отмечая про себя, как он притягивает и преломляет свет. Оглядела комнату. Где же его спрятать? Под матрасом? Внутри наволочки? Открыв нижний ящик комода, девушка сунула перстень в карман старого платья, запрятанного под несколько вещей поновее.
По крайней мере, Агнес не обратила внимания на белый носовой платок, на котором лежал перстень. А ведь на нем в уголке были затейливо вышиты инициалы «С. Ф. У.», означавшие «Сесил Фредерик Уитстон» – и приметный фамильный герб. Эванджелина заткнула платок за пояс нижней юбки и принялась за уборку.
Миссис Уитстон неожиданно заявилась в библиотеку, когда дети по очереди читали вслух букварь. Оба с удивлением подняли головы. Их мать не имела обыкновения ни с того ни с сего прерывать занятия.
– Мисс Стоукс, – непривычно повелительным тоном проговорила хозяйка, – прошу завершить урок по возможности безотлагательно и встретиться со мной в гостиной. Нед, Беатрис, – обратилась она к детям, – миссис Гримсби приготовила на сладкое кое-что особенное. Как только закончите, можете пройти на кухню.
Дети с любопытством переглянулись.
– Но мы всегда спускаемся на чай вместе с мисс Стоукс, – сказал Нед.
Мать скупо ему улыбнулась:
– Я совершенно уверена, что вы не заблудитесь.
– Мы наказаны? – уточнил мальчик.
– Разумеется, нет.
– А мисс Стоукс? – поинтересовалась Беатрис.
– Что за нелепый вопрос.
Эванджелина почувствовала укол безотчетного страха. А дети все не унимались:
– А что приготовила миссис Гримсби?
– Бисквитный кекс, да?
– Скоро сами узнаете. – И миссис Уитстон вышла из библиотеки.
Эванджелина глубоко вздохнула.
– Давайте-ка все же закончим этот раздел, хорошо? – проговорила гувернантка несколько рассеянно, да и брат с сестрой все равно уже отвлеклись на мысли о кексе. Стоило Неду нараспев дочитать свой абзац про лодки, она улыбнулась и сказала: – Ну хорошо, дети, достаточно. Можете бежать пить чай.
А сама отправилась в гостиную.
Там Эванджелину ждал сюрприз: рубиновый перстень, сверкавший в сиянии светильников на китовом жире внутри сумрачной гостиной. Миссис Уитстон держала его перед собой на вытянутой руке, словно находку, добытую во время игры в поиски сокровищ.
– Откуда он у тебя? – Хозяйка отбросила церемонии и перешла на «ты».
Гувернантка скрутила уголок своего фартука – старая детская привычка.
– Я не крала его, если вы на это намекаете.
– Я ни на что не намекаю. Я задаю тебе вопрос.
Услышав шум за спиной, Эванджелина обернулась и вздрогнула при виде констебля, стоявшего в тени за креслом. Глаза выхватили из полумрака вислые усы, черный облегающий жилет и дубинку в кобуре; в руках у полицейского были блокнот и карандаш.
– Сэр, – проговорила девушка, приседая в книксене. Сердце ее билось так громко, что она боялась, как бы блюститель порядка не услышал его стук.
Констебль склонил голову, делая в блокноте какую-то пометку.
– Это кольцо было обнаружено в твоих вещах, – сказала миссис Уитстон.
– Вы… Вы обыскивали мою комнату?
– В этом доме ты находишься в услужении. У тебя нет здесь своей комнаты.
Эванджелине было нечего на это возразить.
– Агнес заметила кольцо на комоде, когда заходила, чтобы справиться о твоем самочувствии. Не станешь же ты это отрицать. А потом ты его спрятала. – Снова выставив перед собой украшение, миссис Уитстон посмотрела мимо Эванджелины на констебля. – Этот перстень – собственность моего мужа.
– Неправда. Он принадлежит Сесилу, – вырвалось у Эванджелины.
Констебль переводил взгляд с одной женщины на другую:
– Сесилу? А кто это?
Хозяйка бросила на гувернантку косой взгляд:
– Молодой мистер Уитстон. Мой пасынок, сын мужа от первого брака.
– Вы согласны с тем, что это перстень вашего пасынка? – Когда констебль говорил, его усы под носом-картошкой подергивались.
Миссис Уитстон с натянутой улыбкой ответила:
– Ну, это фамильная драгоценность, ранее принадлежавшая моей покойной свекрови. Пожалуй, можно поспорить относительно того, кто унаследовал перстень – мой муж или его старший сын. Но мисс Стоукс совершенно точно не имеет к кольцу никакого отношения.
– Сесил мне его подарил, – возразила Эванджелина.
И вспомнила, как всего несколькими днями ранее молодой человек вытащил из кармана маленькую, обтянутую синим бархатом коробочку и положил ей на колено:
– Открой.
Девушка удивленно на него посмотрела. Судя по всему, внутри находилось кольцо. Неужели? Немыслимо, конечно, и все же… Она позволила мелькнуть проблеску надежды. Разве Сесил не уверял ее постоянно, что она красивее, очаровательнее, умнее любой женщины его круга? Разве не твердил, что плевать хотел на то, что скажут его родственники и высшее общество?
Эванджелина открыла крышку, и у нее аж дыхание перехватило: золотой ободок тонкой и богатой работы, с четырьмя лапками, удерживающими багровый камень.
– Это рубин моей бабушки, – пояснил молодой человек. – Она оставила мне его после своей смерти.
– Ах, Сесил. Он просто великолепен. Так, значит, ты…
– О, нет-нет! Давай не будем спешить, – перебил он ее со смешком. – Пока мне вполне достаточно видеть его на твоей руке.
Когда Сесил извлек перстень из коробочки и надел его Эванджелине на палец, этот жест показался ей одновременно будоражаще интимным и странным образом сковывающим. Она никогда еще не носила колец; ее покойный отец, викарий, придерживался на сей счет пуританских взглядов. Сесил мягко склонил голову к руке девушки и приник к ней в поцелуе. Потом защелкнул бархатную коробочку, сунул ее в карман жилета и вытащил белый носовой платок:
– Заверни в него кольцо и спрячь подальше, пока я не вернусь с отдыха. Пусть это будет нашей с тобой тайной.
Эванджелина вынырнула из приятных воспоминаний и вновь оказалась в гостиной, в компании констебля.
Миссис Уитстон презрительно фыркнула:
– Какая нелепость! Да с какой такой стати Сесилу вдруг дарить тебе… – И умокла. Впилась в гувернантку пристальным взглядом.
Эванджелина сообразила, что сболтнула лишнее. «Пусть это будет нашей с тобой тайной». Но Сесил сейчас далеко. А она чувствовала себя загнанной в угол, пребывала в отчаянии. И, защищаясь, выдала самый что ни на есть настоящий секрет.
– А где молодой мистер Уитстон находится в данное время? – спросил констебль.
– За границей, – отозвалась миссис Уитстон одновременно с Эванджелиной, ответившей: «В Венеции».
– Можно попробовать с ним связаться, – продолжил полицейский. – У вас есть его адрес?
Хозяйка покачала головой:
– В этом нет необходимости. – И, скрестив на груди руки, добавила: – И так ясно, что девушка лжет.
Констебль поднял бровь:
– Подобные случаи уже бывали?
– Не имею представления. Мисс Стоукс прослужила у нас всего несколько месяцев.
– Пять, – уточнила Эванджелина. Собравшись с силами, она повернулась к полицейскому. – Я прикладывала все усилия, чтобы дать детям миссис Уитстон надлежащее воспитание. Поверьте, я не воровка, а порядочная девушка. Меня никогда еще не обвиняли ни в каких постыдных поступках.
– Это она так говорит, – издав сухой смешок, заметила миссис Уитстон.
– Слова мисс Стоукс довольно легко проверить, – сказал констебль.
– Я не крала этот перстень, – настаивала Эванджелина. – Клянусь.
Блюститель порядка постучал карандашом по блокноту:
– Я записал, мисс, что вы отрицаете свою вину.
Миссис Уитстон смерила гувернантку холодным оценивающим взглядом.
– По правде говоря, у меня уже некоторое время тому назад возникли определенные подозрения насчет этой девушки. Она приходит и уходит в неурочное время. Вечно скрытничает. Со служанками не общается, держится особняком. Теперь понятно почему. Украла фамильную драгоценность и решила, что это сойдет ей с рук.
– Вы готовы дать соответствующие показания, мэм?
– Безусловно.
У Эванджелины внутри все оборвалось.
– Прошу, – взмолилась она, обращаясь к констеблю, – давайте подождем до возвращения Сесила!
Миссис Уитстон сердито на нее взглянула:
– Я не потерплю столь неуместную фамильярность. Для тебя он не Сесил, а мистер Уитстон.
Констебль дернул усами:
– Полагаю, у меня есть вся необходимая информация, мисс Стоукс. Пока можете идти. Мне надо задать еще несколько вопросов хозяйке дома.
Эванджелина беспомощно переводила взгляд с одного лица на другое. Миссис Уитстон вздернула подбородок.
– Подожди у себя в комнате. Вскоре я за тобой пришлю.
О проекте
О подписке