Надпись на нем была почему-то на английском, так что техник опознал только большое красное «Warning!»

«В воздухе признаки испарения какого-то горючего вещества. Пока, к счастью, только в одном отсеке, технический С1, посмотрите на карту».

Это было очень плохо. Именно там и бесчинствовал пьяный Митрич накануне. Нахимичил, черт старый. Ладно сам, еще и ребят угробит же… Эх…

– Это конец… – пробормотал Митрич и поймал себя на том, что эта мысль уже приходила ему сегодня в голову.

«Беспокойство не устраняет проблемы, но забирает покой», – взгляд гориллы казался мудрым и печальным.

– Пойду-ка посмотрю, что это за испарения, – буркнул техник подплывшему Фрэнку, – есть тут хоть какие-нибудь костюмы защитные?

– Да, есть, вот этот шкаф. Тран, вы очень смелый человек, – серьезно проговорил американец, тщетно пытаясь поймать взгляд своего лже-коллеги.

– Да ерунда, – техник кое-как облачился в свободную оранжевую робу, пару раз перекувыркнувшись с непривычки, – все. Пошел.

Что еще хуже ожидания смерти – неизвестность. Адреналин в крови требовал делать хоть что-то.

«Я включу громкую связь», – кивнул Джек, изобразив no pasaran.

Закрылась за спиной переборка, отделив Митрича от единственных двух живых существ на мерно гудящем корабле. Он почувствовал себя маленьким и ужасно одиноким, будто бабочка однодневка, которую ураган занес в тундру. Умирать было страшно, но еще больше давило чувство вины, без сомнений, это он вчера испортил что-то своими неумелыми попытками помочь. Черт! Да он даже не помнил, что именно он делал! Зачем он вообще полез в корабль?!

«Осторожно! – горела надпись на экране следующей переборки. – В отсеке С1 отравление воздуха потенциально ядовитыми примесями».

Страшно? Аж жуть.

А что делать? Сам виноват, самому и разбираться.

Он выдохнул, как перед прыжком в ледяную воду, и нажал на кнопку, открывающую переборку. Дверь убийственно медленно отъехала в сторону, а Митрич так и остался торчать на пороге, как пугало огородное.

– Твою ж мать…

– Что, Тран? – перепугав до сердца в пятках, внезапно вырвался из крохотного динамика в стене голос Фрэнка. – Все очень плохо? Да? Плохо?

Но новоявленный профессор Маслов только затрясся от хохота, глядя, как дрожит горячий воздух. Это испарялись с нагретого пола разлитые из опрокинувшейся бутылки остатки того самого Хеннеси. А датчик анализатора воздуха, обнаруживший спирт, гудел, как встревоженный шмель.

– Все хорошо, – сумел-таки ответить техник, – отбой тревоги, возвращаюсь.

Он подобрал бутылку, с жалостью отметив, что не осталось и пары глотков, а потом отправился назад. Корабль перестал казаться проглотившим его чудовищем, гул двигателей теперь успокаивал, как успокаивает стук колес в поезде ночью. Теплый желтый свет лам казался дружелюбным.

«А ведь это теперь все наше, – подумал неожиданно Митрич, – корабль, звезды, космос… А потом, если повезет, целая планета! Новая планета. Интересно, а что мы вообще должны делать там, а? Надо хоть расспросить ребят, Джек наверняка в курсе. Боже, я собираюсь расспрашивать обезьяну, что мы будем делать на Марсе. Какое безумие…»

Митрич вернулся, помахав над головой бутылкой, и Фрэнк, получив объяснения и сличив их с данными на мониторе, рассмеялся от облегчения. Джек же ухнул и пару раз шлепнул себя ладонями по коленям.

– Вот! Еще контрабанда. Увы, вытекла и испарилась.

– Боже мой! – проговорил доктор Самди. – Какое счастье! Как же я испугался!

Это вообще-то было странно.

– Испугались? А разве у вас не проходят строжайший психологический отбор?

– Проходят, – улыбнулся американец смущенно, – крайне строгий.

– Что-то я не заметил в вас, уж простите, особого хладнокровия. Как же вы прошли его?

На лице Фрэнка снова засияла обезоруживающая улыбка.

– Я спал с психологом, составлявшим заключение.

– С мужчиной? – подозрительно насупился Митрич, невольно пытаясь отодвинуться.

– Нет, ее звали Эвелин. Эва… – шоколадная физиономия приняла мечтательное выражение, он аж причмокнул.

– Но зачем вам понадобилось лететь на Марс? – изумился Митрич.

– А вам? – передал подачу доктор Самди.

– Семье денег дали, – признаться оказалось внезапно просто, – а сам я пьяный был.

– Вот и моим, – ухмыльнулся Фрэнк, – и пенсию неплохую положили. Я был столько должен, что мои самые близкие оказались в безвыходном положении.

– Дети?

– Сын. Зовут Алекс.

– И у меня – сын. Данька. Даниил.

– Что-то библейское?

– Навроде.

Подплывший Джек приобнял их длинными волосатыми ручищами за плечи, а на его планшете светилась надпись: «Не пора ли уже пообедать, друзья? Это успокаивает нервы!»

Есть пюре из пластиковых тюбиков оказалось странно и непривычно. Митрич привык, что пища сначала попадает в рот, потом пережевывается и только потом проглатывается. Никак не мог он отделаться от некой брезгливости и анекдота про «хорошие котлетки, мягкие, всем аулом жевали». Тьфу ты, черт. Фу.

Впрочем, его отвлекала болтовня Фрэнка, рассказывающего о корабле. Оказывается, летели они в огромной почти полностью автоматической оранжерее. После того как они успешно (тьфу-тьфу-тьфу, сплюнул суеверный Митрич) приземлятся, нужно будет разворачивать солнечные батареи, потом включить систему освещения и полива. Параллельно запуская под поверхность зонды, чем черт не шутит? Вдруг минеральные удобрения найдутся или вообще вода? Всякое же бывает. Тут же выяснилась причина, почему американец был один – система была полностью автоматическая, он полетел – так уж, на всякий пожарный. Деньги больно семье нужны были.

– Спал с руководителем организации полета? – ухмыльнулся техник, желая подколоть коллегу. – Чтоб тот разрешил?

– Ну да, – простодушно улыбнулся тот, и Митрич ради собственного спокойствия решил не выяснять пол этого самого руководителя.

В это время вновь ожил экран связи с ЦУПом, запищал, требуя внимания.

А ведь прошло всего четверть часа, как с прессой поговорили. А ощущение, что несколько часов. Или целая жизнь.

Появившийся на экране Нестеренко старший был угрюм и непривычно тих.

– Я так понимаю, – начал он с места в карьер, – о проблеме вы уже знаете?

Ну да, сигналы с датчиков же тоже на Землю передаются.

– Мы ее уже решили, – улыбнулся Митрич.

– Н-да? – еще сильнее нахмурился мужчина, и Маслов внезапно понял, как тот постарел за последнюю пару лет, обрюзг весь. – Исправили курс вручную? Интересно, как вы формулу траектории корректировали?

– Курс?.. – не понял техник, чувствуя, как снова предательски екнуло сердце. – Я вообще-то не про это.

– Не про это? А про что? Что у вас там еще случилось?!

– Хеннеси пролился, – и снова признаться оказалось совсем просто, – и датчики воздуха взбесились.

– Охренел ты, Николай Дмитриевич, – грустно сказал большой босс, – курс у вас не верный. Отловили отклонение от рассчитанного. Пытаемся новый высчитать с компенсацией текущей ошибки. Так-то.

Эта новость ошарашила всех, и прежде всего новоявленного профессора.

– И куда мы летим?

– А хрен его знает, Митрич. С программистами хочешь поговорить?

– Хочу, – пересохшие губы согласились сами.

Не вовремя Хеннеси пролился.

На экране показался худой парнишка лет двадцати, в очках и кудрявый.

– Мы сейчас все поправим! Только компенсацию надо досчитать! – зачастил он. – И найти ошибку! Все сделаем, не переживайте!

– Сколько отклонение?

– Пока небольшое совсем. Но сами понимаете…

– Куда мы летим?

– По модели?

– По модели.

– За край солнечной системы.

– Прэлес-с-с-стно.

– Но вы не волнуйтесь! Мы все сейчас поправим.

Тот самый специалист. Студентик. Митрич не стал больше его слушать. Он сел и закрыл лицо руками.

– Похоже, мы все-таки умрем, – проговорил слышавший этот диалог Фрэнк.

Митричу уже настолько надоело за это утро прощаться с жизнью, что ужаса он не испытывал. Апатию и совсем детскую обиду – обещали Марс, и обманули.

– Все умирают.

Доктор Самди вывел на большой монитор изображение с камер на носовой части. Чернота. Затягивающая пустота с далекими мерцающими искрами холодных далеких звезд.

– Мы будем лететь и лететь, – пробормотал он, – и даже после смерти. Вечно лететь. На Земле мое тело бы сожгли, а пепел хорошее удобрение. Из меня бы трава выросла…

– Трава? – приподнял бровь техник. – Марихуана что ли?

– Ха! А почему бы и нет!

Хороший парень все-таки, этот американец. Как легко заставить его улыбнуться. Нужно вести очень спокойную и безмятежную жизнь, чтобы к его почти тридцати оставаться таким незамутненным.

– Это была бы самая забористая трава, Фрэнк! От нее бы всем сносило крыши враз!

– Крыши?

– Головы.

– О да! И всем бы виделся космос…

– И гориллы.

– Ха-ха!

Они помолчали.

– Жалко коньяк вылился, – печально пожаловался Митрич Вселенной.

– Очень! – горячо согласился Фрэнк.

«В медотсеке спирт есть. Если хотите».

– Блин! А это идея!

– Нет, Тран, подождите немного. Скоро сеанс связи с моим штабом, мне нужно достойно выглядеть. А вот потом…

– Что – потом? – ухмыльнулся Митрич.

– Как вы смотрите на то, чтобы выпить, профессор?

– Пристально.

Нет, ну а что? Ты сам наломал дров и спичку бросил, Митрич. Теперь хоть гори поярче. А хрен ли елозить, как говорил сторож дед Владлен.

– А может, нас инопланетяне подберут? – с надеждой предложил идею доктор Самди.

Техник почти смирился с происходящим, когда на экране появились очень официальные лица, загорелые, белозубые, венчающие собой подтянутые торсы, наряженные в парадные мундиры. Очень «не наши», словом. После обмена приветствиями Фрэнк перешел к сути дела.

– У нас неверный курс, сэр, – система послушно отобразила внизу экрана субтитры, позволяя Митричу понимать суть диалога.

– Что значит – неверный? – сурово нахмурился генерал с чеканным профилем, достойным увековечивания в бронзе.

– Мы не попадем на Марс, сэр, – развел руками Фрэнк, словно извиняясь, – корабль уйдет за пределы солнечной системы. Простите, сэр, но я не смогу выполнить возложенную на меня миссию…

Еще с четверть часа доктора пытали на тему подробностей произошедшего. По ту сторону экрана началась суматоха, как в театральной гримерке, по которой прошмыгнула мышь. Серьезные люди забегали, не теряя своей серьезности. Наконец, молодой парень в чине лейтенанта подал высокому начальству какой-то лист бумаги.

– Что вы говорите, доктор Самди! – взревел тот. – У вас абсолютно верный курс! Ни намека на отклонение нет.

– Как это? – опешил влезший в экран Митрич, успевший уже окончательно попрощаться со своей непутевой жизнью.

– Кто это?! – немедленно отозвался генерал.

– Мистер Тран, он русский… Профессор, – зачем-то уточнил замявшийся Фрэнк.

– Когда появился второй астронавт?! Мы не согласовывали!

– Пусть связываются с ЦУПом «Северного», – предложил Митрич,– пусть они объясняют, меня очередную бредовуху придумывать не хватит. Но курс? Курс точно нормальный? Переспроси!

– Все идеально, – смилостивился, наконец, военный, видя неадекватность собеседника, – доктор Самди, объясните, наконец, что у вас там происходит?!

Митрич снова отплыл в сторону, предоставив разбираться коллеге. Он висел в середине кабины, раскинув руки в стороны, как развалившийся на пляже отпускник – расслабленно, бездумно.

– Джек, – позвал он, – живем, а? Может, и вправду, Марс увидим?

– Угук, – важно кивнул тот, показывая большой палец.

– А почему наши-то думают, что мы куда-то не туда летим?

– Угук?

– Ну, не наши – мои? Которые в российском ЦУПе-то?

– Угук…

– Вот и я не понимаю. Джек? Можно, я буду звать тебя Чубака?

– Угук!!!

– Шутка-шутка.

Ругался о чем-то с бравым генералом перенервничавший Фрэнк, гудели приборы, мягкий золотистый свет лился из чуть приглушенных ламп. Джек, плавающий в невесомости в метре от техника, с сосредоточенным видом листал книгу, выглядел при этом совершенно комично, машинально шевеля губами при чтении.

На центральном мониторе сияла оставшаяся позади Земля.

Все.

Не будет ни курса доллара, ни кортежей с мигалками, ни разборок с Украиной, ни телевизора, ни новостей, ни религиозных споров, ни террористов. На хрен идет международная политика, цена на нефть, европы и ближние востоки. И на самый большой хрен – чиновники, олигархи и прочая их братия.

А будет огромная электронная библиотека и много-много времени. А потом, если повезет, красная планета, первая оранжерея, что мы там растить-то кстати будем? Я ж ничего не в гидропонике ни в ботанике… А какого черта? Выучусь! И разберусь, как эта автоматика для выращивания работает. Сколько лет я не учился? Встряхну пыль с мозгов.

А самое лучшее, что тут нет водки.

Хех.

– Dearme! – выдохнул Фрэнк, желая, видимо, сказать что-нибудь покрепче, но стесняясь старшего товарища. – Отстали! Джекки, тебя все еще ищут, – он для убедительности потыкал пальцем в сторону экрана.

Примат поднял одну бровь, а потом издал пренебрежительный звук.

– Точно, – усмехнулся Митрич, – нас уже никто не достанет.

– Разве что, лазерным оружием, – улыбнулся доктор Самди, – я знаю, у КГБ оно есть!

– Ага, прямо звезда смерти.

– Ну, признайся! Есть же!

– А то!

– Оу, а вот и снова твои, – как это говорится? – товарищи.

– Да сколько можно-то?

На экране, перекошенное от усиливающихся помех, появилось изрядно надоевшее лицо Нестеренко-старшего. Красное и довольное, будто бы он крепко выпил.

– Дмитрич! – чуть не завопил большой босс, а, похоже, изрядно он перенервничал за этот день, вон аж вся спесь слетела, как шелуха. – А ты жить будешь! Бу-у-удешь! Правильный курс-то! Смотри, кого мы нашли! Дома он был! Спал, прикинь!

В этот момент Михаил Юрьевич, приобняв за плечи, втащил в кадр зеленого с похмелья, как потускневшая медь, главного инженера.

– Ну, ты вообще – как так, Митрич? – прохрипел тот, щуря подслеповато красные глазки на монитор. – Ну, ты, блин, учудил.

– Чего с курсом-то, Степаныч? Ты б меня успокоил, а?

Главный инженер потер лицо большими морщинистыми ладонями и снова уставился на друга.

– Что, старик, нихрена не помнишь, да? Ладно. Мы вчера с тобой пошли перепроверять расчеты траектории. Ты ж сам сказал – бабки попилили, на нормальных специалистов не хватило, набрали студентов по объявлению, чего они насчитают, – Нестеренко на этом месте выпучил глаза, но перебивать не стал, сдержался, – и слава богу! Нашли мы с тобой ошибку, пересчитали, так траектория ж уже задана была в корабле. Ждать до утра и объяснять, что надо поправить, ты не пожелал. Я в корабль по состоянию здоровья не влез уже. Вот ты и вызвался сам. И видишь, поправил же. Молодчага же! Не пропил еще мозги.

– Но это – точно? Железно прямо?

– Да точно! Мы с коллегами из штатов только связывались. Все расчеты теперь у нас совпадают.

– Так, понятно, как я попал внутрь. Но остался-то я тут почему? – Митрич почуял, что вплотную подобрался к разгадке причины такого крутого поворота в своей жизни.

– Так ты остался сервисных ждать, которые утром должны диагностику проводить были. Чтоб лично сказать им, что мы исправили. Видимо, уснул…

– Так почему ж они меня не разбудили-то?!

– Так чтоб все осмотреть штатно, три специалиста нужно, а у нас-то денег только на одного набрали… – проворчал Степаныч. – Вот он и подумал – чего второпях напрягаться, раз американцы все до болтика «почекали»? Топливный проверил, да системы жизнеобеспечения погонял, а в серверную не полез, чтоб ни дай бог. Она ж и опечатанная была после американцев-то.

– Ну чего, – улыбнулся Митрич другу, – трандец, ага.

– Летишь?

– Лечу.

– А чего рожа-то такая довольная?

– Честно?

– Ну!

– Так все, Степаныч, свобода ж! На Земле стало слишком много людей, а среди них – слишком много идиотов. А я от идиотов устал. Да и мир, в котором больше нет белых пятен, зато на каждом столбе камеры понатыканы, становится похож на тюрьму.

– Я тоже устал от идиотов, – грустно проговорил главный инженер.

– И я, – вклинился неожиданно Нестеренко, – реально же, одни идиоты кругом! Вот вчера…

Но астронавт профессор Николай Маслов его не слушал, он раздумывал, с чего начать изучение терраформирования? С ботаники? Или вправду лучше с Джеком посоветоваться?