– Нет, не знаете. Наш курс дает лишь самые общие представления об этом предмете. Вы понятия не имеете с каким уровнем нагрузки столкнетесь в военной академии.

– Я справлюсь.

– Не справитесь. Вы гражданский и, не обижайтесь, но вы безответственны и расхлябаны. В Норд-Джеке от курсантов требуют железной дисциплины. Подумайте еще раз, Маккензи. Вы, несомненно, неглупы, я бы даже сказал талантливы. Ваши успехи в учебе в последние месяцы меня приятно удивили. Но армейская машина вас пережует и выплюнет.

Молодой волк странно усмехнулся.

– Думаю, военная дисциплина – это именно то, что мне необходимо, профессор.

Я решил перевестись в Норд-Джек. Почему именно туда, а не в Вестфилд или любой другой гражданский колледж? Все просто – мне не хватит баллов на стипендию. Кроме того, я вдруг понял, что не хочу всю жизнь обслуживать какие-нибудь силовые поля, или калибровать амулеты. Мне это просто неинтересно.

В отличие от боевой магии.

К счастью, мой резерв позволяет работать с чарами такого уровня.

Конечно, потом придется пять лет отслужить в войсках, но я считаю, что это плюс. И я не наивный романтик, я прекрасно знаю, что в мирное время служба в армии – тоска смертная. Построения, учения, отработка маневров, та же самая отладка стационарных чар и калибровка амулетов, что и на гражданке. Знаю, что платят мало, а повышение дается за выслугу лет.

Но я и не собираюсь служить в гарнизоне.

Матери я этого пока не писал, потому что знал – она будет переживать и плакать. Но тебе скажу. Я собираюсь освоить все спецкурсы, связанные с монстрхантингом, и перед окончанием академии попрошу зачислить меня на базу Исхэлл.

Исхэлл?!

Кари вздрогнула и выронила листок. Он плавно спланировал под ноги, пришлось нагибаться и шарить по полу.

Исхэлл – большие северные Врата. Самый крупный и стабильный из порталов, ведущих в Бездну, откуда на землю уже сотни лет приходят хтонические чудовища.

Главный энергетический центр страны. Основа имперской мощи и процветания: маготехническая революция стала возможна именно благодаря чарам, позволяющим заключать души тварей в кристаллы. Промышленность, транспорт – все работает на энергии душ.

Но монстры, приходящие из Бездны, отнюдь не жаждут трудится на благо общества. Чтобы поймать улетающую душу в ловушку, надо сначала убить тело. Тело вооруженное когтями, жвалами, щупальцами. Плюющееся огнем или кислотой.

Империя щедро платила добытчикам. Хороший охотник за несколько лет в ловчем отряде мог обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Биллборды и газеты пестрели призывами, расписывали преимущества быта душеловов. Уважение, восхищение девушек, быстрые деньги…

Вот только смертность среди монстрхантеров в первый год доходила до восьмидесяти процентов. Желающих отправляться на почти гарантированную гибель не хватало, и государство, чтобы закрыть кадровую дыру, вынуждено было формировать охотничьи отряды из осужденных каторжников.

– Глупый мальчишка, – пробормотала Кари, шаря по полу. Где же это проклятое письмо? – Ты там и двух месяцев не протянешь!

Предупредить его мать – пусть отговорит сына?

Нет, это будет подло. Кари сама не простила бы подобного вмешательства в свою жизнь.

Написать ему?

Девушка вскочила и потянулась было к стопке бумаги с краю стола. Вставила в планшетку, взяла шило. И задумалась.

Решение так круто изменить свою жизнь не могло быть простым. За скупыми словами письма угадывались недели напряженных раздумий. И ей, слепой с рождения девчонке, были близки и понятны амбиции молодого волка. Желание доказать себе и миру чего ты стоишь на самом деле. Не идти проторенной дорожкой, а самому выбрать свой путь.

У Кари получилось. Ну, почти получилось. Прототип магофона уже готов, но отладка и запуск серийного производства займут не меньше полугода.

Технология, которая сделает ее известной на весь мир и сказочно богатой. Пройдет отсилы несколько лет, и магофоны станут такой же обыденной вещью, как сейчас постографы.

Мечта, воплотившаяся в реальность.

Имеет ли Кари право вмешиваться в жизнь Чарльза и лишать его мечты?

Все равно Маккензи пока только на третьем курсе. До назначения в Исхэлл все тысячи раз успеет измениться. Если он вообще сможет выдержать нагрузки. При знакомстве Чарльз не показался ей способным свернуть горы ради своей цели.

Она вздохнула, снова присела и зашарила по полу. Письмо хорошо бы все-таки дочитать. А все что она думает по поводу этой авантюры Кари выскажет ему лично, через девять месяцев.

***

В моей роте заправляет сержант Рассел, и этот парень настоящий кусок дерьма. Мы все его дружно ненавидим, но дрючит он на совесть, надо признать.

По вечерам, после общей боевой подготовки, я чувствую себя ожившим покойником. Да и ползаю примерно так же.

Боевая – это весело. Двенадцать часов на полосе препятствий, которая больше похожа на дорогу в ад. Нужно не только бежать, прыгать, ползти и подтягиваться, но еще и уклоняться от атакующих заклинаний, ставить щиты, бить в ответ. Каждые три дня трасса меняется, так что не заскучаешь.

Совсем скоро к боевой добавят строевую, и тогда нам станет еще веселее.

Мясо на завтрак, обед и ужин в сочетании с тренировками дает интересный результат. Я набрал почти десять фунтов мышечной массы и уже не влезаю в рубашки, которые носил на гражданке. Теперь понимаю почему все военные такие качки, хотя ничего похожего на привычный зал с железом я здесь не видел.

У меня пока третьи результаты в сводной таблице, но я планирую занять первую строчку. Вот увидишь: Норд-Джек еще содрогнется от ужаса, осознав мою мощь.

– Вам письмо, госпожа Маккуин, – слова, которые наполняют душу непонятным предвкушением.

Ежедневный утренний ритуал – чашка черного кофе и послание от Чарльза.

Каждый день. Даже в выходные и праздники. Даже когда он в дороге или смертельно устал после тяжелейшего марш-броска.

Письмо и кофе по утрам. В мире все стабильно.

В последнее время послания стали короче. Учеба в Норд-Джеке оказалась тяжелее, чем Чарльз ожидал, сквозь напускную браваду его строк прорывается усталость.

Но он пишет. Держит данное слово, день за днем отправляет письмо за письмом. Уверенный, что его никто никогда не прочтет. Пишет обращаясь то ли к ней, то ли к самому себе.

Иногда в его строках сквозит неверие, отчаяние, готовность сдаться. Как легко было бы развеять их, просто ответив. И Кари тянется к планшетке, но откладывает ее.

Написать ему – сжечь все мосты. Вступить в разговор, начать узнавать друг друга в диалоге. Открыться перед Чарльзом так же, как он открылся перед ней в своих письмах – весь, как на ладони, без мишуры сверкающих масок, без красивых поз и фраз…

Это страшно. Она не готова. Она не любит, не умеет, не знает каково это – быть настолько близкой с кем-то.

И боится разочаровать его. Та Кари, которую Чарльз выдумал для себя, ради которой он готовится побеждать драконов и левиафанов гораздо лучше настоящей. Сильнее, смелее, мудрее. Она идеальная.

А настоящая Кари – нет. Поэтому она прихлебывает обжигающий горький как сама жизнь кофе, гладит пальцами еле заметные бугорки на плотной бумаге. И будто воочию слышит хрипловатый мужской голос. Столько слов о незначительном, суетном, но почему-то кажется, что каждое слово – о ней.

Только о ней.

Знала бы ты, как я жду встречи с тобой.

Над моей кроватью теперь висит календарь. Каждый день я зачеркиваю одну цифру и пересчитываю сколько еще их осталось – мой маленький утренний ритуал.

Порой я сам себе напоминаю узника в тюремной камере. Тридцать косых линий. Тридцать дней. И я еще на месяц ближе к тебе.

Нет, только не думай, что я вздыхаю и страдаю целый день.

Совсем наоборот. Никогда раньше я не был так счастлив. Мысли о тебе наполняют мою жизнь смыслом. Они дают мне желание расти и меняться.

Когда в жизни есть цель, все становится другим. Еще до перевода в Норд-Джек я вышел на отличные оценки, бросил шляться по клубам и пабам. И еще боевые искусства. Два года обещал себе записаться на рукопашный бой и два года откладывал. Всегда находились причины не делать: нет сил, времени, денег, чтобы платить за уроки.

Когда ты появилась в моей жизни, все нашлось.

Я стал серьезнее, отделил важное от неважного, не трачу больше времени на ерунду. Не всем это нравится. Еще до отъезда на север я потерял половину друзей. По их словам, я стал занудой, с которым не о чем говорить.

Но мне все равно.

Я иду к своей цели, Кари. К нашей следующей встрече я стану волком, который тебя достоин.

ГЛАВА 3

– Щит!

Чарли вскинул руки, раскрывая над головой полотно плетения. Также, как и два десятка других курсантов. Края заклинаний со звоном состыковались, воздух перед ротой потек словно жидкое стекло, застыл в золотистом флере, поделенный на правильные шестиугольники, похожие на соты.

Тренажер захрипел, плюнул, и огненный сгусток раскрылся оранжевым куполом над головой, обозначая границы выстроенного курсантами щита. С краев дохнуло раскаленным воздухом, запах гари осел на губах терпкой горечью.

– Не рыпаться! Дер-р-ржим строй!

Вторая атака была воздушной. Удар гигантского невидимого кулака заставил Чарли покачнуться. Сосед со стоном рухнул на оплавленный камень полигона, и оборотень выругался, подхватывая управляющие нити чужого плетения.

– Держим, держим строй, мать вашу! С-с-салаги!

– Вставай, – прошипел Чарли сквозь зубы. – Вставай, скотина! Сейчас третья будет. Я не удержу один.

Он бы сопроводил слова пинком для большей убедительности, но отвлекаться было нельзя. Все силы уходили на то, чтобы подпитывать сразу два сегмента защиты.

Сосед молчал. То ли действительно слишком выложился и потерял сознание, то ли притворялся – Дэн любил откосить, сваливая работу на других. Впереди снова загрохотало. Чарли расставил ноги пошире и набычился. Левой рукой он перехватил нити чужого щита, правой удерживая свое плетение.

Снова воздушный таран. От удара оборотня мотнуло. Он покачнулся, но устоял, только из носа закапало на воротник форменной рубашки.

Снова в лазарет. Медичка будет ругаться.

Но щит выдержал. Он по-прежнему полыхал, закрывая роту от вражеских заклинаний. Ни один из золотистых сегментов-сот не потух.

– Атака! Штопором с колена! – заорал сержант, и строй синхронно рухнул на плац. Над головами запульсировала воронка, вбирая энергию каждого солдата. Воздух запах безжизненным севером, обжег кожу холодом, заморозил кончики пальцев.

– Три! Два! Один! Пли!

Ледяной ураган, скрученный в тугой штопор, молнией пронесся через полигон и ввинтился в мишень. Та мгновенно превратилась в сверкающий на солнце полупрозрачный кристалл, похожий на огромный драгоценный камень. В его глубине, под несколькими футами синего льда угадывались очертания статуи условного противника.

Но дейстие заклинания на этом не прекратилось. Хрустящая корка стремительно поползла в стороны, жадно покрывая камень, стены, забор и безмолвные чучела условного противника слоем полупрозрачной наледи.

На полпути к роте поражающая сила “Ледяного штопора” сошла на нет. Наледь истончилась, превратилась в хрупкие веточки изморози, похожие на зимние узоры на стекле. Словно неведомый художник провел кистью, рисуя снежные цветы на оплавленных плитах у ног Чарли. Порыв ветра, ударил по глазам, заставляя зажмуриться. Сорвал берет, растрепал коротко остриженные волосы.

– Все! Молодцы! Теперь быстро убрали это художество. Через час жду всех в класс строевой подготовки. Будем разбирать ошибки. Маккензи!

– Да? – Чарли вскинул голову, смаргивая невольно выступившие слезы.

– Свободен от уборки. Покажись целителю.

– Слушаюсь, сержант.

– И молодец! В следующий раз встанешь центровым.

– Спасибо, сержант!

Подняться удалось не с первого раза – ноги после лютого перенапряжения подрагивали. Чарли неодобрительно покосился на соседа и все-таки отвесил ему пинка по пятой точке. Тот возмущенно взвизгнул и вскочил, потирая задницу.

– За что?

– Спать в бою меньше надо.

– Да я сознание потерял! – горячо и фальшиво возмутился дезертир.

Оборотень смерил его недобрым взглядом и сплюнул. А потом потащился в лазарет.

Штатного медика не оказалось на месте, и Чарли задумался – стоит ли его ждать? Подумаешь, кровь из носа пошла от перенапряжения. Не обморожение, не травма. Да и унялась уже.

Но вставать из кресла, в которое он только что рухнул, было лень, поэтому оборотень потянулся к стопке газет на столике.

И замер. С огромной, на треть газетного листа, спектрографии на него смотрела его невеста.

***

Милая Кари.

До нашей встречи остался всего месяц, но я не приду.

Скользящие по бумаге пальцы замерли.

– Не придешь? – неверяще переспросила Кари. Так, словно бумага могла ей ответить. – Но почему?

Впервые я по-настоящему жалею, что ты не читаешь мои письма. Так было бы проще. Объяснить все на бумаге, не впутывая общих друзей и знакомых.

Проще не получится.

Твою историю перепечатывают в газетах, а новость о твоем изобретении уже облетела весь мир.

Знаю, что должен радоваться за тебя, но не могу. Ты теперь богата и знаменита, а кто я? Проситель. Обуза. Неудачник.

Я мечтал стать достойным тебя, но мне жизни не хватит, чтобы тебя догнать. Мечтал подарить тебе весь мир, но ты уже завоевала его сама.

Теперь я понимаю, почему ты избегала меня и почему потребовала отсрочки на год. Какой-то оборотень не пара магу с мировым именем, совершившему эпохальное открытие.

– Дурак!

Пальцы непроизвольно сжались, сминая письмо. Кари вскрикнула и принялась разглаживать лист, но поздно. Часть послания была безнадежно испорчена.

– Дурак, – сердито повторила она. – Какой же ты дурак, Чарльз. Не смей судить меня по себе!

Да год назад она понятия не имела, что их с Аланом авантюра удастся! Надеялась, конечно, что лет через десять-пятнадцать что-то получится, но никак не через год.

Ничего бы и не получилось, если бы не ди Форкалонен с его деньгами и связями…

И уж точно Кари никогда не считала, что слишком хороша для Чарльза Маккензи!

Случайным капризом Луны я твоя пара, но этого недостаточно. В том, что тебя влечет ко мне, нет моей заслуги, ты верно заметила, что это принуждение.

Я не стану принуждать тебя.

Отпускаю…

Прощай.

Как он мог?! Как он посмел ее бросить?! После целого года страстных, нежных, искренних писем. После целого года, наполненного ожиданием и предвкушением встречи. После всего, что она успела нафантазировать и намечтать?!

Чарльз Маккензи снова предал ее. Снова сделал больно и на этот раз куда больнее, чем в прошлый. Снова доказал, что на него нельзя положиться, ему нельзя доверять.

Дешево же стоила его хваленая любовь, если Маккензи, услышав об успехах Кари, так легко от нее отказался.

Волчица заморгала, сглатывая злые слезы. Безжалостно смяла письмо и вышвырнула в урну.

– Что же, ладно, – голос отчего-то дрожал и прерывался, в горле стоял горький комок. – Прощай. Катись в Бездну, Маккензи, я не стану по тебе плакать.

***

Сержант Рассел вломился без стука. Соседи Чарли по комнате дружно вскочили и вытянулись. Дэн даже поднес было руку к виску, но под сердитым взглядом командира смутился и спрятал ладонь за спину

– К пустой голове не прикладывают, – хмуро сообщил ему сержант. – Вольно. А ну пошли отсюда! Мне с мальцом потолковать надо.

Парни мигом испарились.

“Начинается”, – мысленно вздохнул Чарли. И остался лежать.

– Ты чего творишь, салажонок? – грубовато поинтересовался сержант. – Это что еще за страдашки в духе истеричной недотраханной бабенки?

От пинка кровать наклонилась и оборотень слетел на пол.

– Встать, когда с тобой командир разговаривает! – огромная ручища (сержант даже по меркам троллей был здоровенным громилой) вздернула Чарли вверх, заставляя вытянуться. Налитые кровью глаза смерили парня снизу вверх, и сержант презрительно скривился.

– От тебя воняет, курсант. Когда ты последний раз мылся?

Чарли пожал плечами.

– Отвечай, мать твою!

– День или два назад, сержант. Не помню точно.

Дни сливались в какую-то серую кашу. Без цели Чарли ощущал себя марионеткой, у которой обрезали веревочки. Беспомощным слизняком.

– Не помнит он! – командир глухо зарычал, обнажив длинные кривые клыки. – Ты мужчина или сопливая писюшка, курсант Маккензи?!

До сопливой писюшки оборотень в своем самоуничижении еще не успел опуститься, поэтому оскорбление задело.

– Отвечай! Ты – жалкая хныкающая сучка, да?!

– Никак нет, сэр, – рявкнул он в ответ. Вбитые за месяцы учебы рефлексы сработали без участия разума. Чарли расправил плечи, встал навытяжку и взглянул командиру в глаза.

– Тогда какого хрена ты ведешь себя, как ноющая соплюха?!

Эти слова заставили вспомнить все еще раз. Дни отчаяния и неверия. Письмо с осторожными вопросами, которое он после недели сомнений и штудирования газетных статей рискнул выслать своему другу. И убивающий любую надежду ответ.

Да, Кари Маккуин вместе с ее очкастым приятелем-аспирантом действительно совершила открытие века. Удаленная голосовая связь теперь реальность. Первые магофоны уже продаются в столичных магазинах, и несмотря на совершенно неадекватный ценник, количество желающих обладать новомодной игрушкой только растет.

Деньги и слава. Слава и деньги. Огромные, прямо нечеловечески огромные деньги. И слава – даже если Кари за всю последующую жизнь не сделает ничего выдающегося, имя его невесты уже золотыми буквами вписано в историю магической науки.

Кто он теперь рядом с ней? Что он может ей предложить?

Ни-че-го.

Ничего, кроме созданной Луной связи, которой сама Кари тяготилась, ощущала, как принуждение, зависимость.

От известия до решения протянулась еще неделя мучительных раздирающих душу сомнений, когда Чарли то порывался выбить увольнительные и приехать к ней, то убеждал себя дождаться обещанной встречи.

Но зачем? Чтобы при встрече услышать все то же равнодушное: “Я не люблю и не уважаю тебя, Чарльз. Оставь меня в покое”.

Обида и злость жгла изнутри, но злится не на кого кроме самого себя. Кари никогда ему ничего не обещала. Он сам поверил, что сможет завоевать ее, добиться, доказать, как она в нем ошиблась.

Дурак. Наивный мечтатель.

Чарли не был нужен ей даже когда они были на равных. Что уж говорить про сейчас, когда до нее далеко, как до звезды.

И вот тепер, когда решение уже принято, когда отправлено и письмо, которое никто не прочтет, и официальная записка через знакомых, пришла апатия. Все стало бессмысленным, цель исчезла и незачем больше вставать по утрам, день за днем преодолевать себя в изматывающих тренировках за гранью возможного.

– Так ты поступил сюда ради девки? – сержант скривился так, словно очень хотел сплюнуть.

1 2 3

Стандарт

4.79

(94 оценки)