3

Как только Бейн ступил на родную землю Мулгора, напряжение, мучившее его во время пребывания в Пандарии, исчезло. Он полной грудью вдохнул чистый и ароматный ночной воздух.

Бейна уже ждал шаман Кадор Облачная Песня.

– Как хорошо, что ты дома, – произнес он своим глубоким голосом и низко поклонился.

– Я тоже этому рад, пусть и вернулся ненадолго, чтобы исполнить печальный долг, – ответил Бейн.

– Мертвые всегда рядом, – сказал Облачная Песня. – Мы оплакиваем физическую оболочку, но ветер доносит до нас их песни, а в воде слышен их смех.

– Жаль только, что они не могут с нами говорить и давать советы, как когда-то.

От одной мысли об этом сердце Бейна сжалось. Он подумал, стоит ли добровольно бередить старые раны. Тем не менее Бейн доверял Облачной Песне и был уверен, если бы тот считал затею неблагоразумной, непременно бы сообщил об этом.

– Они говорят с нами, Бейн Кровавое Копыто. Только не так, как мы привыкли.

Бейн кивнул. Его отец Кэрн действительно всегда был рядом. Бейн и Кадор Облачная Песня прибыли в Красные Скалы. Здесь, в древнем святилище, павших героев племени тауренов отправляли к Матери-Земле и Отцу-Небу через очищение огнем. Это место находилось в отдалении от Громового Утеса и получило свое название из-за скал из красного песчаника. Здесь можно было отдохнуть и предаться созерцанию на границе между миром живых и мертвых вдали от суеты Громового Утеса. Бейн не приходил сюда с момента похорон отца. Сейчас, как и тогда, его сопровождал Кадор Облачная Песня с тем лишь отличием, что на этот раз кроме них здесь больше никого не было. Посмотрев на запад, Бейн увидел очертания Громового Утеса на фоне ночного неба. Костры и факелы с такого расстояния казались сияющими звездами. В восточной части Красных Скал тоже был зажжен небольшой костер, даривший тепло и уютно мерцавший во тьме.

Огонь… Бейн взглянул на пустые сооружения для погребальных костров. После кремации остается лишь пепел, но и его забирает ветер, разнося по четырем сторонам света. Хоть таурены и обрели дом в Громовом Утесе, своих мертвецов они предпочитали сжигать. Такой погребальный обряд уходил корнями в кочевническое прошлое. Предки тауренов освобождали души умерших, предавая тела огню и рассеивая прах по ветру. Так те, кто перешел в иной мир, могли продолжать свои странствия, если того захотят.

– Тебе хватило времени, чтобы подготовиться? – спросил Бейн у Кадора.

– Да, – кивнул шаман. – Обряд несложный.

Бейна это не удивило. Таурены были простым народом, а потому не произносили напыщенных речей и не использовали в своих ритуалах предметы, которые трудно достать. Хватало даров, которые преподносила земля.

– Ты готов, верховный вождь?

– Нет, но давай приступим, – грустно рассмеялся Бейн.

Шаман Облачная Песня, одетый в шкуры убитых им же зверей, начал притопывать копытами в медленном и четком ритме, устремив взгляд в небо, на восток.

– Взываю к духам воздуха! Вы – легкий бриз, ветер, буря и нечто большее. Мы просим вас присоединиться к этому ритуалу, нашептать мудрость великого Кэрна Кровавое Копыто его сыну Бейну.

Хоть погода и была спокойной, после этих слов поднялся легкий ветерок, взъерошивший мех на теле вождя тауренов. Бейн прислушался, но не смог различить ничего, кроме тихого бормотания. Кадор Облачная Песня достал шаманский кисет, зачерпнул из него пригоршню серого пепла и рассыпал по земле в форме изогнутой линии, соединившей восток и юг. Для обрядов, посвященных живым, таурены использовали кукурузную пыльцу, но сегодня шаман обращался к мертвым, а значит, в сером порошке был пепел сожженных в Красных Скалах.

– Взываю к духам огня! – Кадор Облачная Песня повернулся к костру и поднял свой жезл в знак почтения. – Вы – сияющие угли, огонь, пламя и нечто большее. Мы просим вас присоединиться к этому ритуалу и согреть сердце Бейна Кровавое Копыто храбростью его возлюбленного отца Кэрна.

На мгновение пламя разгорелось ярче, и Бейн ощутил сильнейший жар. Обозначив таким образом присутствие духов, костер вернулся в обычное состояние, лишь изредка тихо потрескивая.

Теперь Кадор Облачная Песня повернулся на запад, обращаясь к духам дождей, рек и бурь, прося их окутать верховного вождя тауренов воспоминаниями об отцовской любви. В этот момент сердце Бейна болезненно забилось. «Слезы тоже состоят из воды», – подумал он.

Следом настал черед духов земли, что воплотились в почве, камне, горах и в каждой кости благородных павших. Кадор попросил их даровать Бейну силу плодородной земли, на которую привел свой народ Кэрн. Затем шаман замкнул священный круг из серого пепла. Бейн ощутил вспышку энергии, сам воздух звенел от ее мощи. То же самое он чувствовал перед надвигающейся бурей, вот только на этот раз вокруг было неожиданно спокойно.

– Приди, Дух жизни! – воззвал Кадор Облачная Песня. – Ты – воздух, которым мы дышим, ты – огонь в нашей крови, ты – прах в наших костях и вода в наших слезах. Мы знаем, что смерть – лишь тень жизни, а кончина столь же естественна, как и рождение. Мы просим тебя присоединиться к ритуалу и призвать того, кто ходит в твоей тени.

На мгновение они молча замерли в центре круга, размеренно дыша в унисон. Спустя некоторое время шаман кивнул и предложил Бейну сесть среди пустых сооружений для костров, лицом к Громовому Утесу. Бейн подчинился, дыша все так же глубоко и пытаясь усмирить мечущиеся в голове мысли. Облачная Песня передал ему глиняный кубок, наполненный жидкостью темного цвета, в которой отражались звезды.

– Этот напиток дарует тебе видение, если на то будет воля Матери-Земли. Пей.

Бейн поднес кубок ко рту, попробовал приятное на вкус зелье из сребролиста, остротерна, земляного корня и чего-то, что он не смог распознать, и вернул кубок шаману.

– Борись со сном, Бейн Кровавое Копыто. Созерцай красоты этой земли, – сказал Кадор.

Бейн подчинился. Напряжение покинуло его тело, а взгляд стал расфокусированным.

Он услышал тихий, ритмичный звук покрытого шкурой барабана, совпадавший с биением сердца. Бейн не знал, сколько просидел так, слушая речь Облачной Песни. Он полностью расслабился и ощутил покой в сердце, бившемся в такт барабану.

А затем Бейн почувствовал чье-то присутствие. На него с улыбкой смотрел Кэрн Кровавое Копыто, могучий таурен в самом расцвете сил с острым и проницательным взглядом. Бейн никогда не видел отца таким. В руке Кэрн держал свое руническое копье, целое и невредимое, как и он сам. Отец поднял оружие в знак приветствия, и мускулы на его могучей груди обозначились сильнее.

– Отец, – выдохнул Бэйн.

– Сын мой, – ответил Кэрн и улыбнулся. Вокруг его глаз собрались морщинки. – Путь от моего мира к вашему труден, у меня мало времени, но я знаю, что твое сердце неспокойно, поэтому не мог не откликнуться на зов.

Вся боль, которую Бейн похоронил внутри себя и не мог выразить, которую заглушил, чтобы не отвлекаться от служения племени тауренов, выплеснулась наружу, словно кровь из раны.

– Отец… Гаррош убил тебя! Он отнял у тебя возможность умереть с честью! Он наблюдал за тем, как я и Зловещий Тотем сражаемся, словно звери в бойцовской яме, и ждал, кто победит. Он опустошал земли, лгал собственному народу и разрушил Терамор…

По лицу Бейна текли слезы злобы и горечи. На мгновение, ослепленный противоречивыми чувствами, он потерял дар речи.

– И теперь тебя просят его защищать, – вмешался Кэрн. – Хотя больше всего на свете ты хочешь наступить ему копытом на горло.

Бейн кивнул:

– Да. Ты пошел против него в те времена, когда никому не хватало на это храбрости. Отец… должен ли был я последовать твоему примеру? Должен ли был его остановить? Неужели… неужели вся кровь, которую пролил Гаррош, и на моих руках тоже?

Эти слова вырвались у Бейна против воли, он и сам удивился вопросу. Кэрн же мягко улыбнулся:

– Сын мой, все это в прошлом. События минувших дней упорхнули, словно лепестки, унесенные ветром. Только Гаррош ответственен за свой выбор и свои действия. Ты всегда следовал зову сердца, а я всегда гордился тобой.

В этот момент Бейн понял, как Кэрн ответит на его вопрос.

– Ты… ты считаешь, я должен это сделать, – прошептал он. – Должен защищать Гарроша Адского Крика.

– Мое мнение неважно. Делай то, что считаешь нужным, как и всегда. Я чувствовал, что в то время был обязан бросить Гаррошу вызов. А ты чувствовал, что должен поддержать вождя Орды.

– Вариан должен был позволить Го’элу убить его! – прорычал Бейн.

– Но не позволил. Все получилось так, как получилось, – спокойно произнес Кэрн, казавшийся одновременно юным и старым. – Ответь на один вопрос, и ты сразу поймешь, что нужно делать. Если тебя так огорчает, что я был убит из-за предательства, можешь ли ты отступить от борьбы за правду и честность, даже если (особенно если) добиться своей цели будет нелегко? Разве сможешь ты, придерживаясь уготованной роли, отступить от идеалов чести? Любимый сын, плоть от плоти моей, я думаю, ты знал ответ еще до того, как пришел сюда.

Так и было, но Бейну не стало легче.

– Я возьму на себя эту ношу, – тихо сказал он, – и буду защищать Гарроша настолько хорошо, насколько смогу.

– По-другому ты не умеешь. А когда все закончится, ты испытаешь радость. Нет-нет, – добавил Кэрн и предостерегающе поднял руки, как только Бейн собрался заговорить. – Я не могу рассказать тебе о последствиях. Но обещаю, твое сердце будет спокойно.

Образ Кэрна начал таять. Заметив это, Бейн понял, что потратил драгоценную возможность встречи с отцом (со своим отцом!) на жалобы, как какой-то глупый юнец.

– Нет! – закричал он срывающимся от эмоций голосом. – Отец, пожалуйста, не уходи, останься еще ненадолго!

Бейн хотел сказать так много. Как сильно скучал по Кэрну. Как изо всех сил старался почтить его память. Несколько мгновений, которые длилась их встреча, значили для верховного вождя тауренов так много. Было слишком поздно. Бейн умоляюще потянулся к отцу, но тот принадлежал миру теней, его не было среди живых, и руки лишь прошли сквозь воздух.

Во взгляде Кэрна мелькнула грусть, он потянулся к сыну и в мгновение ока исчез.

Кадор Облачная Песня подхватил Бейна, не дав ему упасть.

– Получил ли ты ответы, которые искал, верховный вождь? – спросил шаман, подав Бейну кубок с чистой холодной водой. Бейн сделал глоток, и его разум начал проясняться.

– Ответы, которые искал? Нет. Но я получил ответы, в которых нуждался, – ответил он, грустно улыбнувшись другу.

Кадор Облачная Песня понимающе кивнул. В тишине ночи, нарушаемой лишь стрекотом сверчков и дыханием легкого ветерка, раздался знакомый гул, а затем из вихря яркого света появился портал.

– Кто посмел прервать ритуал? – прорычал Кадор Облачная Песня. – Круг еще не разорван!

Бейн поднялся, а шаман подошел к открытому порталу. Из него появился стройный высший эльф. Он выглядел вполне типично для представителя своего народа – заостренные, тонкие черты лица, водопад длинных золотистых волос и аккуратная борода-эспаньолка. Эльф сразу же обратился к Бейну.

– Верховный вождь, меня зовут Кайроздорму. Тажань Чжу попросил меня проводить вас в Храм Белого Тигра. Прошу, следуйте за мной.

– Ты прерываешь священный ритуал… – начал Кадор.

Эльф окинул его раздраженным взглядом.

– Прошу простить мое неуважение к обычаям, но мы должны спешить!

Бейн обратил внимание на камзол эльфа, коричневый с золотистой окантовкой и эмблемой на груди – золотым кругом и символом бесконечности. Такую одежду носили Хранители времени, и Бейн не смог удержаться от вопроса:

– Разве род еще носит такие камзолы? Мне казалось, ваша власть над временем…

Кайроздорму нетерпеливо взмахнул рукой с длинными пальцами:

– Это долгая история, а времени у нас мало.

– Странно такое слышать от тебя. Пути времени разрушила какая-то катастрофа?

– Нет, причина спешки более прозаична. Этот портал не вечен, – Кайроздорму вдруг криво усмехнулся, сверкнув белыми зубами. – Хотя, – добавил он, – теоретически это возможно, но не здесь и не сейчас. Верховный вождь, давайте поторопимся.

Бейн повернулся к Облачной Песне.

– Спасибо за все, Кадор. Долг зовет.

– Зовет, да еще и на эльфийском, – съязвил шаман, но, тем не менее, почтительно поклонился. – Иди, верховный вождь, и да пребудет с тобой благословение отца.

* * *

Трапеза получилась незамысловатой и легкой: хлеб с кедровыми орешками, дарнасский блю, свежие лунные груши и сок луноягоды. За столом в храме возлюбленной богини Элуны Тиранда рассказывала верховному друиду Малфуриону Ярость Бури о событиях, произошедших в Храме Белого Тигра.

* * *

Жрицу порадовало то, что Тажань Чжу распорядился открыть порталы домой для каждого участника судебного процесса. К Тиранде обратилась миловидная волшебница-пандаренка Ю-фэй, одетая в шелковую мантию цвета воды, соответствовавшую оттенку ее глаз и выбившегося из прически непослушного локона.

– Чжу-шао Шелест Ветра, – произнесла Ю-фей, использовав традиционное для Пандарии обращение к представителям суда, и низко поклонилась. – Для меня честь отправить вас домой до момента, пока ваше присутствие вновь не понадобится в храме. Прошу, позовите меня, если вам понадобится помощь.

* * *

– Любовь моя, уверена ли ты, что хочешь взять на себя эту ношу? – спросил верховный друид.

Малфурион налил жене второй бокал сока луноягоды. Перья на его руках – напоминание о тысячелетиях, проведенных в Изумрудном Сне, – коснулись столешницы. Тиранда вдруг поняла, что привыкла к изменениям, которые произошли с Малфурионом за время длительного сна: его тело покрылось перьями, ноги больше напоминали лапы саблезуба, а густая борода зеленого цвета сильно отросла. И пусть внешность верховного друида стала другой, его чистое сердце ничуть не переменилось. Он всегда был и навсегда останется возлюбленным Тиранды.

Малфурион тем временем продолжил:

– Ты не знаешь, сколько продлится этот суд и куда он тебя заведет.

Тиранда сделала глоток сладкого сока, от которого веяло прохладой ночного леса.

– Любовь моя, за этим судом будет следить весь мир. Кроме того, – Тиранда улыбнулась, – ты справишься с любыми проблемами, которые возникнут в мое отсутствие. Я смогу возвращаться домой и проводить все ночи рядом с тобой. Это ли не благословение самой Элуны? Что касается того, куда он меня заведет… – в голосе Тиранды появилась жесткость. – Скорее всего, мне почти не придется ничего делать, доказательств и так достаточно. Гаррош прожил множество лун, но за это время сумел расположить к себе лишь единицы, а с окончанием его жестокого правления почитателей стало еще меньше.

Малфурион с тревогой заглянул Тиранде в глаза.

– Я ведь спрашивал не о том, что ты будешь делать на суде, а о том, что он сотворит с тобой.

Тиранда удивилась и, кажется, немного растерялась:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты – верховная жрица, посвятившая свою жизнь Элуне. Та, кто ратует за просвещение и исцеление. Когда того требует долг, ты безжалостна в битве. Теперь же твоим орудием станут лишь ненадежные и переменчивые слова, которые плохо сочетаются с красотой твоего сердца. И призывать тебе придется не к просветлению, а к ненависти и осуждению.

– В конце концов, факты, которые я представлю, прояснят ситуацию и позволят добиться просветления. А справедливый приговор, вынесенный Гаррошу, станет нашим исцелением.

Малфурион по-прежнему казался взволнованным. Он собрался было ответить, но снаружи беседки, где они с супругой наслаждались трапезой, прозвучал женский голос:

– Моя госпожа?

– Входи, Кордесса.

Тонкая рука приподняла прозрачную занавесь, и внутрь заглянула синеволосая Стражница.

– К вам посетительница. Она утверждает, что пришла по поводу суда и что дело не терпит отлагательств.

Малфурион приподнял бровь в немом вопросе, но Тиранда лишь покачала головой, ведь она удивилась ничуть не меньше.

– Конечно, Кордесса, впусти ее.

Стражница отошла, придерживая занавесь, и жестом пригласила загадочную гостью войти.

Посетительницей оказалась гномка с чуть веснушчатым лицом и симметричными пучками волос по обеим сторонам головы. Она поприветствовала Тиранду и Малфуриона, радостно сверкая ярко-зелеными глазами.

– Верховный друид, верховная жрица, как я рада вас видеть! Прошу прощения за беспокойство, чжу-шао, но, боюсь, дело важное.

Чжу-шао. Еще один титул, который Тиранде предстояло на себя примерить, пусть и ненадолго.

– Конечно, Хроми, – Тиранда улыбнулась и грациозно присела на колени перед бронзовой драконихой Хронорму, оказавшись с ней одного роста.

При упоминании имени гостьи Стражница тихо опустила занавесь, не желая мешать беседе.

– Чем могу помочь?

– Небожители хотят, чтобы вы с чжу-шао Кровавое Копыто кое-что сделали, прежде чем приступить к своим обязанностям. Проще будет показать. Не могли бы вы пойти со мной?