За сценой бедный Серега догоняет Машу и Крис. Аккордеон он кое-как закинул за спину.
– Девчонки, не уходите, – зовет он. – Меня подождите.
Солистки оборачиваются.
– Не уходите, – повторяет он. – Я ведь знаю, вы все равно когда-нибудь сбежите… из нашего цирка. Но я чего хочу сказать? Если вы уйдете, то я с вами.
Крис неожиданно смеется.
– Слышал сказку про Бременских музыкантов? Там все звери один за другим просились к Трубадуру в группу. Ну, или что-то вроде.
– К трубадурищам, – поправляет Маша. Под маской не видно, смеется она или нет.
Крис пихает ее в бок:
– Сама такая.
Серега улыбается тоже. Поправляет ремень. Его «Вельтмайстер» должен знать немецкие сказки.
Инструмент негромко вздыхает. Кажется, он не против.
– Может, я и осел, конечно, – говорит Серега. – Ну, или кто там. Мне все равно. Я хочу с вами играть.
Его красная шелковая рубаха под мышками промокла от пота. Ну да, аккордеон тяжелый. Гитара в кейсе – тоже. Они почти что братья по оружию.
Крис медленно проводит пальцем по его мокрой груди в разрезе рубашки. Серега похож на поэта Есенина, прямо один в один.
– Сережка, – говорит Крис. – Ну вот куда тебе к нам? Ты не понял, что комиссия сказала? Наши с Машкой песни нельзя исполнять. Можно только «Валенки».
– Значит, я все же осел. Но я только ваши и хочу исполнять. Если там все такие, как эта сегодняшняя. Если надо, я могу даже на улице играть… Зимой – в теплой трубе у Гостинки… ну, в подземном переходе, знаете?
– А иначе язычки отмерзают?
Серега краснеет. Ну почему же я такой дурак, думает он. Один раз скажешь глупость, всю жизнь будут вспоминать.
– Не обижайся, – успокаивает его Крис. – Ты на самом деле умную вещь сказал. Давайте и правда как-нибудь замутим уличный концерт? Возьмем на точке комбик. Максу купим кахон, чтоб ритм был. Потренируемся вживую играть. Многие начинали на улицах, даже в Европе. Annen-May-Kantereit, слышали про таких? Потом стадионы собирали.
– А чего, я хоть завтра готов, – говорит Серега.
– Я слышала, в Питере для этого разрешение нужно, – говорит Маша.
Крис усмехается. Откидывает челку.
– Спорим, мы его получим, – цедит она сквозь зубы. – Мне понадобится только телефон… господина Пехтерева.
Играть решили у «Черной речки». Перед станцией метро довольно широкая площадка, вымощенная плиткой, павильон с кофе и пирожками, подземный переход и автобусная остановка. Иногда грохочут трамваи, скатываясь с моста, но это только добавляет мистики, особенно если потом слушать запись в наушниках.
Полиция здесь не самая злая. Она еще больше добреет, когда ей покажешь бумагу от Комитета по культуре в прозрачном файлике.
На заднем плане – розовый особняк с башнями. В старом фильме про Шерлока Холмса он выглядел жутко и угрожающе. А сейчас в нем торговый центр и какая-то пекарня.
Аппаратуру привезли на такси. Взяли два комбика и тяжелый аккумулятор к ним, стойки с микрофонами, деревянный ящик-кахон и табуретку для аккордеониста.
Расставили все это в сторонке от метро, но так, чтобы не сильно выпадать из трафика. Когда пешеходам приходится обходить музыкантов, они злятся и не донатят. Но когда стоишь слишком далеко, никто к тебе и не подойдет. Поэтому лучше разместиться посерединке, на открытом месте, чтобы всем было видно, и чтобы не мешало эхо от соседних зданий.
К комбику прилепили стикер с названием группы:
Крис Талл и К
«Крис» и «Талл» – это Крис и Маша Талашева, а «К» – это их компания. Конечно, всю эту чушь придумала Крис, а остальные не решились возразить.
В довершение всего прямо на асфальте положили большую белую картонку с кьюар-кодами и телефоном, куда донатить. Открытый гитарный кейс положили на асфальт: кто хочет – может кидать туда деньги. Если что, в кейс влезет примерно сто миллионов крупными купюрами.
Летний день перевалил за середину. Солнце скрывается за деревьями. Ветерок дует с залива. Самое время начинать.
Встрепанный Макс усаживается на свой ящик. Кахон похож на большой скворечник с дыркой. В нем могла бы жить капибара или дружное семейство белок.
Макс постукивает ладошками по стенке-резонатору. Кахон звучит лучше, чем африканские конги. Основательнее. Хотя это на любителя: кому-то больше заходит черная музыка, кому-то – белая. А кому-то и валенки вполне себе нравятся, и это даже не шутка.
Маша двумя руками держится за микрофон. На подбородке – черная маска. Темные волосы растрепал ветер. Она молчит и даже дышать боится.
– Все будет норм, – говорит Крис своим музыкантам. И громче, для публики: – Всем здравствуйте. Наш проект называется «Крис Талл и К». Прошу не кидаться бутылками… Так говорил один мой знакомый ресторанный музыкант… Не смешно, правда? Вот и не смейтесь. «Что-то может случиться». Это наша первая песня.
С этими словами Крис берет первые аккорды на гитаре. Серега с аккордеоном ждет своей очереди. Вместо концертной рубашки на нем скучная серая футболка. Он тоже волнуется, хотя и не подает вида.
Один Макс как будто спокоен. Он легонько и ритмично постукивает ладонями по кахону.
Маша поет первые строчки. Сбивает дыхание, но кое-как выправляется. Фил Филиппыч был прав. Ей надо привести в порядок нервы.
Прохожие замедляют шаг. Двое или трое останавливаются. Несколько малолеток подъезжает на электрических самокатах. Два бомжа приползают от метро. Куда же без них.
Стоит лишь сделать шаг, и уже не вернуться.
Под ногами лежат бесконечные улицы,
и стены домов вырастают до неба,
до самого неба.
Это их первая песенка. Если кто помнит, демо-версию они с Крис записали прямо в кабинке колеса обозрения. Потом Макс за два часа соорудил минусовку. Но сегодня они играют вживую.
Соло для аккордеона они придумали на прошлой репе. Крис удивилась: Серега записал мелодию нотами и с тех пор не сбился ни разу.
Он вообще играет очень аккуратно. Старательно. Как-то раз он признался Крис, что был лучшим учеником в своей купчинской музыкалке. Девчонки ему предлагали вдвоем репетировать, а он все как-то не решался. Крис подняла его на смех, надрала уши и даже как-то случайно приобняла за плечи. Под футболкой у него совсем не слабые бицепсы. Ничего удивительного, подумала тогда Крис. Потаскаешь на шее пятнадцать кг, еще и не то себе накачаешь.
Интересно, врал он или нет насчет девчонок?
Не забыть потом спросить.
Финальная кода закончилась, и Крис даже испугалась наступившей тишины.
Никто их как будто и не слушал. Ах, нет. Им вяло машет какой-то парень с длинными дредами, как у растаманов с Ямайки. Он определенно потерялся во времени. Может быть, он тоже музыкант?
Музыканты – люди душевные. Они жалеют неудачников.
Какого черта, сжимает зубы Крис. Я докажу вам.
– Следующая песня – это песня для Невского проспекта, – говорит она в микрофон.
– Ну так и шли бы на свой Невский, – перебивает какой-то мужик бомжацкого вида. – Хрен ли к нам на речку полезли?
– На речке, на речке, на том бережочке, – дребезжащим голосом подхватывает второй.
– Вот кстати да… Вы нормальные-то песни будете играть? А то гундосят какие-то свои псалмы моромойские. Еще не все уехали?
Крис сжимает кулаки.
Мрачный Маск поднимается со своего ящика. Он довольно рослый, и Серега тоже. Бомжи призатыкаются.
Конечно, глупо махаться с публикой уже на второй песне. Хотя в истории музыки такое случалось нередко. Sex Pistols – только один пример.
– Мы все же сыграем, – говорит Крис. – Это песня о том, как легко в жизни пройти мимо… своего счастья… и никогда больше не встретиться.
Парень с дредами подходит ближе на несколько шагов. Вейп у него в руках. Если он и растаман, то продвинутый. Он даже бросает курить, чтобы лучше слышать. А может, из вежливости.
Крис играет вступление, и Маша начинает петь, стараясь не обращать внимания вообще ни на кого. Вокалисты на сцене так не делают. Но иначе она вообще замолчит. И отвернется. И сбежит отсюда без оглядки.
Одиночество – это такое
Странное счастье.
В середине песни теперь есть место для соло. Аккордеон красиво въезжает все с той же небывалой французской мелодией на три четверти. Услышав такое, сразу несколько прохожих замедляются и смотрят с интересом. Иностранцы? Да ну, какие теперь иностранцы. Просто любят ретро. Возле метро.
Песня кончается, и слышно несколько хлопков. Кажется, кто-то даже снял видео на телефон. Растаман подбирается совсем близко.
– А на вторую долю играете че-нить? – интересуется он.
Наконец-то вопрос по делу! У Крис есть такая песня. Русский народный «ска». Не хоккейный клуб, конечно, а просто быстрый вариант ямайской музыки. Reggae вприпрыжку.
Да еще и в валенках.
– Да не вопрос, бро, – улыбается Крис. – Слушай.
Не ходи гулять одна, Маша
За окном уже весна – страшно
Всякий знает, пора дрянная
Текст Машу позабавил. Она даже посмеивалась на репетиции. Правда-правда.
– Йоу! – оценивает растаман, когда песня кончается. – Roots! А где вы вообще играете? Типа где вас можно послушать?
– Пока нигде, – признается Крис.
– А чего ждете?
– Н-ну…
Походу они уже дождались. Маша поднимает голову и с испугом оглядывается. Из-за павильонов с кофе и выпечкой к ним уже подходит четверо крепких ребят.
Маша не в курсе, но смотрящий по району сидит неподалеку в ресторане и решает совсем другие вопросы. Над ним тоже есть свой босс, и обоим в душе пофиг на каких-то приблудных лабухов, но порядок есть порядок. Это их территория и кормовая база. Нет, это не девяностые, но смысл примерно тот же.
Кто-то присылает ему видео, и он с полминуты смотрит. Криво усмехается. Выключает и делает короткий звонок.
И вот крепкие ребята подходят вплотную к музыкантам.
У них незапоминающиеся лица. Тусклые и в общем одинаковые. Примерно как пельмени в тарелке.
Музыка смолкает.
– Хорошо играете, громко, – говорит один. – Много набашляли?
Другой с любопытством смотрит в гитарный кейс. Он позорно пуст.
Крис крепко держится за гитару. Один раз ее уже чуть не арестовали вместе с «Гибсоном». Ограничились предупреждением и попробовали отодрать пацифик с футляра.
Макс опять поднимается со своего места. Встает рядом с Машкой. Он чувствует ее страх. Только он не знает, как ей помочь. Эти ребята очень убедительны. В школе он с такими не сталкивался.
Сергей тоже на ногах, вместе с тяжелым аккордеоном. Они выстроились трое в ряд – один за всех, все за одного. И только Крис впереди всех.
– Короче, так, – говорит первый. – Доигрываем последнюю песню. Потом собираем свои шарманки и плавно эвакуируемся. И чтоб я вас тут больше никогда не видел.
– У нас есть разрешение, – говорит Крис.
Гость косится на прозрачный файлик с бумагой от Комитета по культуре.
– Вижу, – серьезно говорит он. – С печатью. Но есть проблема. Печать немножко не та. Полчаса действует, дальше нет.
– Это как? А какая должна быть?
– Запомни, подруга. У кого правильная печать, тому и на улице лабать не нужно. Те на закрытых вечеринках работают. Во-он там, подальше, на островах.
– Но тут же у вас всегда играет кто-то?
– Это свои колдыри, местные. Если по чесноку, нихрена они тут не срубают. Максимум себе же на пивасик. И вы вряд ли что получите, кроме плоскостопия… Не ту вы профессию выбрали, дети.
– А вы ту, что ли?
Зря она так наглеет. Гость темнеет лицом. Делает еще полшага вперед.
– Ну-ка, резко с вещами на выход, – говорит он. – Чтоб духу вашего тут не было.
Серега делает шаг вперед. Но аккордеон слабо похож на рыцарский щит.
Один из гостей опускает руку в карман. Делает легкое и неуловимое движение. Щелк! И в кожаных мехах аккордеона образуется сквозная продолговатая прорезь. Инструмент издает легкий жалобный свист.
– Вы чего делаете? – голос у Сереги такой, будто нож воткнули в него самого. – Блин, вы чего творите?
Гость смотрит на него с непонятной улыбкой.
– Усохни, Есенин, – советует он. – У тебя… с твоей фотографией… в любой ВТК много друзей будет. Только ты их не запомнишь… потому что будешь смотреть в другую сторону.
Сергей сжимает кулаки, Макс его удерживает.
– Ладно, Леха, – говорит первый. – Хорош детей прессовать. Они же тут не по крысе, а по незнанию. Они все поняли. Дети, вы все поняли?
Крис скрипит зубами.
– Мы уходим, – говорит она.
О проекте
О подписке