Блескорыл лежит на боку, крыло завернуто назад. Выглядит он скверно. По глухим хрипам я догадываюсь, как он страдает. Бедняга. Стараюсь осматривать его как можно деликатнее.
Опускаюсь на колени и медленно его переворачиваю. Он тихонько стонет. Я провожу сканером вдоль тела. Биодиаграмма показывает три повреждения.
Перелом трех ребер, глубокая рана в верхней части левой ноги (не задевшая, впрочем, артерии) и перелом левого крыла.
Я думал – окажется хуже.
Достаю аптечку и прыскаю ему в грудь быстрой заморозкой, чтобы приглушить боль.
Он вздыхает с облегчением.
Калиф сидит на нижних лапках, так близко к блескорылу, что их морды почти соприкасаются. Тому, похоже, все равно.
Затем я накладываю эластичную повязку на ребра и смотрю, как упругая ткань охватывает грудь. Если все будет нормально, ребра срастутся быстро.
Присматриваюсь к ноге. Полно кровищи, но когда я смываю ее, рана выглядит не так уж плохо. Выдавливаю из тюбика на рану полоску синтетической кожи и с усилием соединяю края.
Блескорыл дергается, но сдерживается. Я бы вел себя не так мужественно.
– Все, все, – успокаиваю его.
Крылатое создание снова тяжело вздыхает. Трудно отделаться от ощущения, что оно меня понимает.
Самая большая проблема – сломанное крыло. Кость разломилась пополам, обломок проткнул кожу. Наверно, это ужасно больно.
У меня нет права на ошибку. Я должен соединить кость совершенно точно. Если ошибусь и кость срастется неправильно, блескорыл будет неспособен летать. И окажется прикован здесь, у подножия генераторной башни.
До самой смерти.
У меня трясутся руки.
Очищаю место вокруг перелома и брызгаю на него заморозкой. Затем берусь за крыло обеими руками. Калиф взбирается по шее блескорыла к самой морде и начинает поглаживать лапкой его блестящий хоботок.
Я подаюсь вперед, сосредотачиваюсь на руках.
– Три… два… один…
Оттягиваю сломанную кость назад, затем подворачиваю и направляю вперед. Блескорыл дергается и скулит.
Но я чувствую, что обломок точно встал на место.
Накладываю эластичную повязку с обеих сторон крыла и слежу, как она отвердевает, принимая форму кости. Затем осторожно, но твердо свожу оба крыла вместе.
– Теперь остается только ждать. Ждать…
Штука в том, что я ждать не могу. Мне надо немедленно найти, куда зоиды уволокли Бронкса, Дека, Лину и всех остальных. Я трачу слишком много времени. Времени, которого у них нет…
Блескорыл открывает глаза и смотрит на меня. Похлопываю его по голове. Из его блестящего хоботка исходит глубокий, долгий звук, как трубный глас. Сначала мне кажется, что я причинил ему боль. Но потом я догадываюсь.
Он говорит «спасибо».
Выспавшись, сканирую трубчатый лес. Плотное, непроходимое переплетение труб и кабелей наполнено тепловыми сигналами.
Животных, а не зоидов.
Отправляюсь на поиски еды и воды, оставив Калифа рядом со спящим блескорылом. Останки твари со щупальцами привлекли тысячи блестящих лиловых насекомых.
Они волнами накатываются на кровавые ошметки, пожирая все.
Пускай.
Еще несколько созданий прибежало, чтобы урвать кусок. Но я оставляю и их в покое. Живи и давай жить другим.
К зоидам это, разумеется, не относится. Зоиды не живые. Зоиды – враги. Они разрушают все, до чего могут дотянуться. И сами начали это.
Давным‑давно, при запуске Биосферы, роботы работали на корабле, защищая и обслуживая людей. Они были готовы для нас на все. Но потом что-то произошло. Я уже говорил – Полумертвые в Капсуле не смогли или не захотели рассказать нам, что именно. Но роботы сами себя перенастроили, без человеческой помощи.
Они изменили собственные командные протоколы, перепрошили платы, даже поменяли свой внешний вид. Роботов специально спроектировали так, чтобы они не выглядели угрожающими: гладкие линии и плавные изгибы; некоторые даже были специально обтянуты синтетической кожей. Но то, что из них получилось после перенастройки, мы, люди, больше не воспринимаем как роботов. Жесткие. Зазубренные. Опасные. И когда они вернулись, мы дали им другое имя, под стать звуку их нового усовершенствованного оружия.
З‑з‑з‑зоиды…
Я снова бросаю взгляд на сканер, чтобы убедиться, что их нет. Все чисто.
Потом, обнаружив еще несколько хвощей, собираю их и складываю в ранец. Туда же запихиваю огромные лишайники и бледно-желтые ягоды вроде винных, которые мой наручный сканер определяет как съедобные. Этого вполне хватит.
Вода здесь не проблема. Проходя мимо подтекающей трубы охлаждающей системы, наполняю свою самоочищающуюся фляжку, и на моих глазах темно-коричневая жидкость становится прозрачной.
Вернувшись к башне, мы с Калифом как следует подкрепляемся.
С блескорылом сложнее. Я должен поторапливаться, но не могу его просто так оставить. Наша еда ему не подходит, вот в чем дело. Ему нужен «блестящий поток», а поскольку он не может летать, то не может добывать еду. Остается надеяться, что переломы заживут быстрее, чем он слишком ослабнет.
Калиф тоже беспокоится о создании. Начинает тревожно поскуливать.
– Знаю, знаю, он голодный. А что я могу поделать? Мне неоткуда взять «блестящий поток».
Задумываюсь.
– Хотя…
Я вскакиваю на ноги. Есть идея. Дурацкая, но ничего лучше не остается.
– Жди здесь, – бросаю я Калифу.
С помощью магнитных наколенников и башмаков я снова взбираюсь по стенке башни на уровень венткожухов и заглядываю в щель. Генератор жужжит, и сквозь визор я различаю, как вокруг него облаками сгустился «блестящий поток».
И – да, как я уже обратил внимание в прошлый раз, от генератора отходит лиловый кабель и ползет наружу, подсоединяясь к внешней силовой сети.
Извлекаю из ранца отвертку и быстро отвинчиваю кожух. Он вырывается из моих рук и летит далеко вниз. Я просовываю руку внутрь башни и пытаюсь нащупать кабель.
Но… он… слишком… далеко…
Свешиваюсь в отверстие вентиляционного люка и переношу одну ногу внутрь. Внутри башни пусто и грязно. Все, до чего я дотрагиваюсь, покрыто толстым слоем жирного налета. Встаю мыском ботинка на заклепку, выступающую на кожухе генератора, и тянусь вперед.
Моя рука ухватывает кончик кабеля. Я хватаюсь крепче и тяну. Рука скользит по жирной грязи, но я чувствую, что кабель немного продвигается. Сжимаю его как можно сильнее и расшатываю взад-вперед. Вдруг раздается тихий щелчок, кабель отсоединяется и остается в моих пальцах.
Он похож на толстый шланг. Один его конец по-прежнему подсоединен к генератору, а когда я рассматриваю через визор тот конец, который держу, – вижу, как из него, словно вода, изливается «блестящий поток». С ним надо быть поосторожнее. Стоит до него случайно дотронуться, и я мгновенно превращусь в головешку.
Медленно и осторожно выбираюсь из помещения подстанции. Затем, отставив кабель подальше от себя, сползаю вниз с башни. Калиф бросает один взгляд на кабель и, зашипев, бросается наутек. Блескорыл, напротив, не отводит красных глаз от конца кабеля – потому что он-то может разглядеть «блестящий поток», изливающийся из него.
– Проголодался?
Ухватив кабель обеими руками, пододвигаю его ближе к блескорылу, пока конец едва не упирается ему в морду. Он начинает есть, беспрестанно всасывая плотное облако и жадно глотая. Скоро блестеть начинает не только кончик хоботка, но все его тело.
Чем больше он ест, тем сильнее становится. Перемена поразительна. Шкура приобретает густой золотой оттенок, глаза, только что тусклые, наливаются рубиново-красным. Плечи расправляются, грудь поднимается. Он встает на задние ноги.
Калиф одобрительно верещит, а огромный блескорыл медленно, но верно приходит в себя. Крылья его начинают трепетать.
– Давай, давай, смелее… – шепчу я.
Он поднимает голову, затем медленно расправляет крылья и начинает ими махать. Сначала неуверенно, потом все смелее и смелее. Вверх-вниз. Вперед-назад. Я чувствую движение воздуха. Калиф скачет от радости.
Затем он разворачивается. Его глаза широко открыты. Хоботок подергивается.
Должно быть, он пытается понять, куда улетела вся стая.
Поднятые крылья трепещут. Он отталкивается и отрывается от земли. В несколько широких, мощных взмахов могучее создание набирает высоту и исчезает во тьме трубчатого леса.
Смотрю ему вслед. В горле у меня ком. Подумать только – а ведь он чуть не погиб. Я счастлив оттого, что смог его спасти. И еще счастливее, что он снова может летать.
И все-таки жаль, что он улетает. Я успел привязаться к этому созданию.
Калиф, кажется, тоже. Поворачиваюсь к нему и сажусь на корточки. Притягиваю к себе, глажу за ушами и по спине.
– Пойдем-ка лучше дальше. А то…
Вдруг улавливаю какое-то движение сверху. Поднимаю голову и присматриваюсь. Блескорыл! Он возвращается!
Калиф отскакивает от меня. И как только блескорыл приземляется, запрыгивает на него и виснет на плече. Огромное создание поворачивается, уставившись на меня своими красными глазами.
И я понимаю его.
– Ты уверен?..
Карабкаюсь на его спину и крепче хватаюсь за плечи. Справа и слева от меня начинают вздыматься и опадать гигантские крылья. Затем, оттолкнувшись, он снова взлетает.
Мы проседаем на мгновение, и я беспокоюсь, не слишком ли мы тяжелы для него. Но вот могучие крылья ловят ритм, и мы взмываем высоко вверх. Я бросаю взгляд на Калифа, потом всматриваюсь в пространство перед собой. Снизу трубчатый лес кажется бесконечным и неохватным. Но высоко поднявшись над переплетенным хаосом, я наконец-то начинаю мыслить ясно – как и подобает старьевщику.
Я улыбаюсь. У меня зреет план…
Лечу! Я – лечу!
До сих пор самое близкое по ощущениям, что я испытывал – спуск по трубе. Но это совсем не то же самое.
Просто восхитительно!
Теплый воздух бьет мне в лицо, ерошит волосы. Вот что, значит, это такое – чувство полета: от легкого наклона и покачивания, когда блескорыл скользит вниз или делает вираж, до уханья желудка, что возникает всякий раз, когда он резко пикирует или набирает высоту.
А самое восхитительное в полете то, насколько он быстр! Земля подо мной сливается в размытое цветовое пятно; световые панели посверкивают над головой; башни-ретрансляторы и опоры электропередач мелькают справа и слева по ходу нашего движения.
Вдруг пейзаж резко меняется. Вот оно. Трубчатый лес кончился. Вдаль во все стороны уходит бесконечное расчерченное на квадратики пространство. Это как печатная плата, только во много раз увеличенная.
Блескорыл поводит шеей во все стороны и оглядывается на меня. Затем снова отворачивается. Я, по-прежнему держась за его плечи, покрепче сжимаю правую руку – и блескорыл плавно скользит вправо. Сжимаю левую руку – он скользит влево. Наклоняюсь вперед – он снижается. Откидываюсь назад – идет на подъем.
Вот как. Я не просто лечу на спине блескорыла, он еще и позволяет мне управлять полетом.
Надеваю наушники и надвигаю на глаза визор. Собираюсь. Прислушиваюсь. И пристально вглядываюсь.
Неожиданно в ушах раздается писк тревоги. Я оглядываюсь. Пиканье становится громче. Краешком глаза улавливаю прямо под нами тепловой сигнал. Он кроваво-красный. Это именно то, что мне нужно.
Зоид-киллер с модулем памяти.
Я наклоняюсь вперед. И, пока мы снижаемся прямо на зоида, достаю две последние бомбы из поясного кармана. Зоид смотрит на нас…
Он большой и ладный. Несомненно – киллер, хотя и не последней модели. На груди не видно никакой дверцы контейнера, значит, он не предназначен для захвата людей, как те, что напали на Капсулу.
Он создан для убийства.
Зоид поднимает одну конечность и стреляет.
– Стружки-опилки… – бормочу я, когда лезвие лазерного луча чуть не задевает меня.
Активирую детонаторы. Блескорыл закладывает вираж прямо над зоидом. Я наклоняюсь и леплю бомбы на его куполообразную черепушку.
Блескорыл взмывает вверх.
Взрыв беззвучен – просто приглушенный «плюх!».
Голову зоида разносит на части. Мигающие огоньки гаснут. Конечности с оружием обмякают, и он падает кверху брюхом.
У меня мало времени, чтобы получить необходимые сведения, – скоро другие зоиды придут проверять, что случилось с их собратом.
Блескорыл приземляется, я сползаю с его спины и присматриваюсь к распотрошенному зоиду, распростертому у моих ног. Голова размозжена, но тело – в котором и находятся нужные мне вещи – по-прежнему цело. Я сканирую болты.
Снимаю заднюю панель.
Под мягкой подложкой обнаруживается материнка, порты ввода-вывода. А еще – устройство саморазрушения.
О нет! Оно уже запустилось. У меня еще меньше времени, чем я предполагал.
Изучаю материнку. Вот центр вооружения, вот двигательный узел. А вот и он – модуль памяти. Прижимаю к нему сканер и слежу, как из него перекачивается информация.
Неожиданно голова моя наполняется пиканьем, идущим из наушников. Я смотрю вверх и через визор обнаруживаю с полдюжины кроваво-красных тепловых сигналов, перемещающихся через равнину прямо в нашу сторону.
Хватаю сканер и прыгаю на спину блескорыла. Калиф юркает в комбез. Мы взмываем в воздух – и как раз вовремя.
Внизу сильнейший взрыв – сработал механизм саморазрушения.
Взрывная волна настигает нас, блескорыл беспорядочно кувыркается в воздухе, так что мне приходится изо всех сил цепляться за его спину. Но когда он наконец выправляется, я улыбаюсь.
Пиканье в ушах прекращается. Остальные киллеры, должно быть, подлетели слишком близко, и взрыв уничтожил их. Всех до единого.
Похожее на печатную плату открытое пространство подо мной заканчивается. Я наклоняюсь и через визор изучаю то, что вижу впереди.
Там вытянулись в линию шесть обширных прямоугольных озер. Свет играет на водяной глади.
Только это не вода, а кислота.
Воздух наполнен жгучими испарениями, от которых на глаза наворачиваются слезы. Калиф тоже их чувствует. Его нос начинает подергиваться, он съеживается и яростно трет мордочку лапами. Хоботок блескорыла плотно сжимается.
Я знаю это место. По крайней мере, слышал о нем. Сектор кислотных озер. Край нашего мира. Никто из нашей Капсулы еще не заходил за них, даже Бронкс. Мы всегда держались трубчатого леса – в котором есть еда, вода и место, чтобы спрятаться.
Кислотные озера – полная противоположность лесам. От них исходят сильнейшие испарения – только подойди поближе, и они выедят тебе глаза и сожгут легкие.
Полумертвые называют озера «растворителями». Во времена Запуска все отходы – животные, растительные и минеральные – свозились сюда специальными роботами-мусорщиками и сбрасывались в кислоту, чтобы быть растворенными, а тонкие трубочки, повсюду пересекающие поверхность озер, всасывали испарения, которые потом перерабатывались на топливо и биопочву.
Когда началось Восстание, роботы-мусорщики усовершенствовали сами себя и стали зоидами, – так же, как и домашние роботы, роботы-аниматоры, роботы-садовники, в общем, все роботы, созданные для непосредственной службы человеку. И после Восстания зоиды отключили трубочки и оставили тонкую ядовитую дрянь висеть над поверхностью озер.
О проекте
О подписке