Глава 6

Оказалось, Леа уже работала менеджером в книжном магазине. Вернее, ассистентом менеджера – полтора года в Америке в одном из крупных сетевых магазинов, пока ее компьютерщик-неандерталец трудился на ниве поисковых систем. Так что учить Леа не надо, просто представляю ее коллегам.

Начинаем с кассы. Как ни прискорбно, приходится познакомить Леа с Лолитой Хэвишем. Лолита страдает обсессивно-компульсивным расстройством, кроме всего прочего выражающимся в страхе перед микробами. На то, чтобы приступить к работе, Лолите требуется как минимум двадцать минут – кассу она протирает три раза, вынимает каждый лоток, пересчитывает мелочь четыре раза, а потом дезинфицирует все в радиусе двух метров антибактериальным спреем собственного приготовления. Данте мирится со всем этим только потому, что у Лолиты каждый пенни на счету. Зато другие кассирши ее недолюбливают. За спиной прозвали ЛОЛ – Ржу Нимагу. Причем бесит коллег не только Лолитина медлительность и обстоятельность. Хорошими манерами Лолита не обременена и начинает жаловаться на человека в его же присутствии.

У Лолиты странный голос, механический – будто станцию в метро объявляет. Сама себе делает неровную, но задорную короткую стрижку (кстати, Лолита блондинка). Глаза навыкате, будто вот-вот выскочат – и прямо на тебя.

Леа здоровается и хочет пожать Лолите руку, но та в испуге отпрянула. Ругаю себя, что не предупредил заранее, но до этого ни с кем Лолиту знакомить не приходилось.

– Я руки не пожимаю, – с места в карьер объявляет Лолита. Ни тебе «здравствуйте», ни «приятно познакомиться». – Знаете, сколько болезнетворных микробов переносит средний человек только под ногтем правого указательного пальца? Да это все равно что прийти к вам домой и руку в унитаз сунуть!

– Ой, извините!

Леа смущенно опускает собственную руку. Грустно улыбаюсь и демонстративно закатываю глаза, давая понять, что объясню потом. Хочу, чтобы первый день Леа прошел удачно.

Странная штука – рукопожатие. Некоторые – в основном спортивные ребята и старики, не понимающие, что бабочку уместно надевать только в одном случае, со смокингом, – рассматривают рукопожатие не как простое приветствие, а как повод помериться силой, физической или силой воли. Даже неудобно прерывать рукопожатие, когда другой человек изо всех сил стискивает твою руку и отказывается отпускать, желая что-то этим доказать. Что именно – никогда не понимал. Что он не слабак? Что при Эйзенхауэре жилось лучше? Загадка.

– Мина вчера оставила кассу в ужасном состоянии, – сообщает Лолита. – Перепутала местами два лотка, а в конверте для купюр я наткнулась на скрепку!

Какой кошмар, думаю я. Необходимо расследовать злодеяние.

– Спасибо за информацию, ЛОЛ… ита.

Чуть по прозвищу не обратился. Раз в пятидесятый, не меньше. К счастью, оговорку легко исправить. Хорошо, что ее Шреком не прозвали. А что, была бы зеленая – вылитый Шрек получился бы.

С Олдосом Леа уже знакома, поэтому сразу идем наверх, где представляю ее Матери Терезе.

– Какая милая девушка! – восклицает Мать Тереза, с энтузиазмом пожимая Леа руку, будто нарочно стараясь и за себя, и за Лолиту. – Кажется, я вас где-то видела… Вы очень похожи на одну прихожанку из моей церкви. Вы, случайно, не входите в Собрание Избранных?

Мать Тереза часто так делает. Ей кажется, что это очень хитрая уловка. Понимает, что нельзя спрашивать в лоб, католик твой собеседник, мусульманин или член какого-нибудь экзотического братства, поэтому подходит издалека, притворяясь, будто приняла за знакомого.

Леа качает головой:

– Нет. Мои родители поклонялись Посейдону. Раз в месяц мы садились в лодку, выплывали на середину озера и жертвовали козу. Ну, как жертвовали? Видите ли, по закону запрещено убивать коз в лодках, поэтому просто брали просроченное мясо и выбрасывали за борт. Ничего, работало.

Мать Тереза на секунду теряется, потом разражается смехом:

– Ха-ха! Посейдону! Надо же такое придумать!

Да уж, думаю я. По сравнению с ее верованиями Посейдон – детский лепет. Простой пример – когда политик пытается чего-то добиться и торжественно произносит «Бог на нашей стороне», попробуйте вместо «Бог» подставить «Тор», «Зевс» или «Амон Ра». Смешно? Конечно, смешно. Потому что смешная часть фразы никуда не девается – «на нашей стороне».

Леа говорит, что за выходные проанализировала полученную от Данте информацию по использованию полезной площади отдела и ей не терпится обсудить с Матерью Терезой изменения, которые необходимо внести.

– Секцию детской религиозной литературы разумнее будет сократить процентов на восемьдесят, – тихо произносит Леа, когда мы спускаемся по лестнице. – Этот сектор приносит примерно полтора доллара на квадратный фут, а романы для подростков – почти в сто раз больше, но у вас им отведено вдвое меньше места.

– Ну-ну, удачи, – отвечаю я. – Она против тебя охоту на ведьм объявит.

Наконец заходим в отдел поставок. Заведующий, Уиллард Курц, спорит с Иванкой, кто из супергероев победил бы в схватке один на один – Супермен или Зеленый Фонарь. Хотя спорит – не очень подходящее слово. Курц высказывает свое мнение, а Иванка преспокойно заполняет документацию, потягивает кофе и притворяется, будто ничего не слышит. Задача, прямо скажем, не из легких.

– А ты как думаешь? – ткнув в Леа пальцем, спрашивает Курц, едва мы переступаем порог.

Леа пожимает плечами:

– Ну, если Зеленый Фонарь будет без кольца, ему крышка. А если нет, то у него есть шанс.

Любовь Уилларда к Супермену широка, глубока, нездорова и глуха к доводам рассудка. Я как-то был в его квартире. И на постельном белье, и на занавеске в ванной – везде Супермен. Где-то раздобыл полный набор кружек с Суперменом, которые недолгое время продавали в качестве сувенира в ныне обанкротившейся австралийской закусочной. Чистит зубы щеткой с Суперменом, причесывается расческой с ним же. Даже пользуется помадой для волос серии «Супермен», срок действия которой истек году в сорок втором. От волос Уилларда воняет, как от дизельного двигателя с парой дохлых крыс внутри. Видимо, именно благодаря этому волшебному средству ирокез Уилларда застыл, как каменный. За два года ни один волос не шевельнулся. Вдобавок не похоже, чтобы они у него росли. Возможно, в ядовито-зеленом цвете ирокеза тоже следует винить помаду. Она же, скорее всего, стала причиной неврологического расстройства, благодаря которому Уиллард может двадцать четыре часа без перерыва смотреть жесткое порнографическое аниме.

Подозреваю, нежная привязанность Уилларда к Супермену объясняется тем, что оба они – усыновленные дети. Мать Уилларда лишили родительских прав, когда ему было два года, потом еще пару лет кочевал по детским домам, пока наконец не очутился в добропорядочном семействе представителей верхушки среднего класса. Но даже их абсолютная нормальность не смогла подавить природные задатки, и в старших классах Уиллард начал медленно, но верно съезжать с катушек.

Уиллард – отец двухлетней дочери по имени Ворон. Девочку так назвали, потому что родилась с черными волосами, которые с тех пор превратились в светло-золотистые. Уиллард работает на двух работах, вторая – на кухне сербского ресторана. Мама Ворон – танцовщица и массажистка в клубе рядом с аэропортом, но пытается получить аттестат зрелости, чтобы выучиться на юриста. Когда Уиллард рассказывает про свое житье-бытье, радуюсь, что родители заставили меня получить высшее образование.

Сначала мы взяли Уилларда продавцом, но покупателей отпугивал его бурный энтузиазм, когда дело касалось фэнтези и научной фантастики. Данте перевел Уилларда в отдел поставок, и там он чудесно устроился.

В свободное от двух работ время Уиллард пытается реализоваться как музыкант. Он – фронтмен группы под названием «Смерть в Ван-Найсе», играют калифорнийский ска-панк, смешанный со спэйс-металом. Средняя песня длится около восьми минут. Учитывая, что большинство из них исполняется со скоростью сто шестьдесят четыре бита в секунду или быстрее, это невероятно долго. Группа потеряла пять барабанщиков из-за травм связок различной степени тяжести и наконец остановилась на драм-машине. Уиллард утверждает, что аудитория у них небольшая, но преданная. Побывав на одном из концертов, выяснил, что преданная аудитория состоит из звукорежиссера и не сумевших отвертеться друзей.

– Ну, что я говорил! – радуется Уиллард. – Супермен растопит кольцо тепловым зрением и надерет Фонарю зеленую задницу!

Вскидывает ладонь, чтобы Леа «дала пять», что она и делает.

– Ты вроде актриса?

– Да, – кивает Леа. – Вернее, пытаюсь пробиться.

– Я тоже как-то пробовал, – говорит Уиллард. Он про все так отвечает. – Пару лет назад снимался в независимом кино, играл роль главаря байкеров-зомби. Называлось «Гонщики из ада». А фишка была в том, что нам надо было превратиться обратно в людей. Вот мы и ездили, искали противоядие от вируса. А вирус разработала злобная корпорация, которую на самом деле основали инопланетяне. Вообще-то я там не с самого начала главарем был. Меня выбрали, когда первого главаря гигантское растение сожрало.

– Погоди-ка, – произносит Леа. – По-моему, я этот фильм смотрела! Он, кажется, на фестивале в Сакраменто шел!

У Уилларда сразу глаза засияли.

– Да, мы там показали первые пятнадцать минут, чтобы собрать денег на остальное!

– То-то мне твое лицо знакомо, – продолжает Леа. – У тебя там металлический штырь из щеки торчал, да?

Уиллард энергично кивает. Не знаю, понимает Леа или нет, но она только что приобрела друга на всю жизнь.

– Мой герой раньше был ученым-атомщиком, а когда началось инопланетное вторжение, у него в лаборатории реактор взорвался, и в щеку воткнулась эта радиоактивная железка. Классная идея – он ведь может ее выдергивать и использовать как оружие! А какой мы отпадный финал придумали! Я врываюсь в здание, чтобы добыть противоядие и спасти человечество, а для этого надо сразиться с двумя сотнями инопланетян! Я даже специально борьбой занимался.

Иванка фыркает.

– Да ты ногу подвернул, когда простейший удар с разворота освоить пытался! Потому я и отказалась тебя учить – боялась, как бы не сломал себе что-нибудь.

– Она просто завидует. У меня отлично получалось, – шепчет Уиллард.

Иванка встает.

– Да что ты говоришь! Может, поборемся?

– Расслабься, я пошутил! – Уиллард начинает юлить, будто сенатор, к которому вместо проститутки прислали переодетую сотрудницу полиции.

Иванка улыбается и садится обратно за стол. Формально Уиллард заведующий, но фактически вся власть здесь принадлежит сектору прессы в лице Иванки.

– И как, досняли фильм? Удалось собрать деньги? – спросила Леа.

– Не-а, – вздыхает Уиллард. – Зато снялся в классной сцене боя! Я там собственную руку поджигаю. Меня обмазали какой-то специальной пастой, чтобы ожогов не было, но наш гример что-то там неправильно смешал. Только рукой махну – горящие комья во все стороны летят. Круто! Одно плохо – получил ожог второй степени, всю татуировку испортил. И другому актеру очки расплавил.

– Искусство требует жертв не только от Уилларда, но и от окружающих, – прибавил я.

Потом показываю Леа, как работает система пополнения ассортимента и заказов. В ее прежнем магазине все было намного современнее, зато у нас придется иметь дело с гораздо меньшими числами, а значит, последствия ошибок будут не столь серьезны.

– Как-то нажала на «ноль» вместо «стереть» и случайно заказала триста экземпляров самоучителя работы на компьютере вместо тридцати, – рассказывала Леа. – Повезло, что издание оказалось новое, а не старое, а то назад бы не приняли.

– Какая же это удача? – возражаю я. – Это сообразительность! Нам как-то прислали тысячу экземпляров автобиографии Ким Кардашьян. Пришлось целый стеллаж отвести. Потом сказали, что ошиблись, но, наверное, просто хотели поскорее сбагрить. Ни разу не слышал, чтобы Данте так ругался!

– Почему? Не любит сестер Кардашьян?

– И это тоже. А еще Уиллард книги ему на ногу уронил. В кои-то веки у Данте появилась уважительная причина не ходить на свидание, которое ему мамочка устроила.

– Мама устраивает ему свидания?

– Не спрашивай, долгая история.

– А она знает, что он гей?

– Мама Данте из крошечной деревушки в Калабрии. Там, если вдова после смерти мужа не носит черное до конца своих дней, ее побивают камнями.

Не успел договорить, как в кабинет вошел Данте.

– Как проходит обучение? – спросил он.

– Хорошо, – ответила Леа. Кажется, хотела что-то спросить о матери Данте, но быстро передумала. Она только начала работать и пока не знает, как Данте реагирует на сочувствие.

Он снимает пальто и, как всегда, набрасывает на спинку стула.

– Вот и отлично. Наконец можно устроить полноценное собрание с участием всех менеджеров. Ну, кроме Мины. Она до сих пор болеет, но надеется, что к вечерней смене оправится.

Главный кассир обычно присутствует на собрании менеджеров, но последнее проходило так давно, что я совсем позабыл об этой маленькой детали. Данте достает из ящика стола жвачку и начинает энергично работать челюстными мышцами, будто разминает их перед подъемом на Эверест.

– Итак, первый вопрос на повестке дня – «Умекс» увеличил сумму, которую предлагает за здание.

Я откидываюсь на спинку стула и бормочу грязное ругательство. Леа растерянно переводит взгляд с меня на Данте.

– А что это – «Умекс»?

– Гигантский холдинг, – поясняю я. – В него входит и наш злейший враг, «Итерация». Хотят скупить квартал, снести все здания и построить очередной идиотский торговый комплекс, а в нем, среди прочего, планируется открыть огромный книжный магазин наших конкурентов.

– Вот именно, – кивает Данте. – Здание принадлежит Синтии и Марти Акерман, это они основали «Книжную лавку» более тридцати лет назад.

– Неужели владельцы хотят продать магазин? – пугается Леа. Да, неприятно узнать, что вот-вот потеряешь работу, которую только нашла.

– Проблема даже не в этом, – возражает Данте. – Несколько лет назад у Марти случился инсульт, и с тех пор он считает, что каждый день – седьмое июня 1976 года. Он сейчас в лечебном центре, но сам думает, что в клубе – там даже в покер играют. Синтия ни за что не продаст задание, сколько бы ни предложили, но и у нее здоровье уже не то. В прошлом году сломала бедро и с тех пор поговаривает о переезде в Орландо: мол, зимой там льда меньше.

– Если это случится, – подхватываю я, – магазин перейдет под контроль к их детям, а те к магазину никаких родственных чувств не испытывают, за новый айфон и ящик пива в секунду продадут.

Детей у Акерманов двое – Уолтер и Мод. Уолтера исключили из двух университетов. Из первого – за то, что появлялся на занятиях пьяным, из второго – за то, что вообще на них не появлялся. В прошлом году уехал в Индию «искать себя», но, видимо, не нашел и вернулся обратно без вещей и денег. С тех пор живет в подвале у матери, основное занятие Уолтера – с нетерпением дожидаться, когда родители наконец прикажут долго жить. Мод – существо бездушное и бессердечное. Впрочем, другие люди юристами с Бэй-стрит не становятся. Работает часов сто пятьдесят в неделю, считает преданность родителей делу жизни «старческой причудой». Я ее встречал и даже не сомневаюсь – данная особа с радостью объявит родную мать недееспособной, если с этого можно будет что-то поиметь.

– Волноваться не о чем, – произносит Данте. – Синтия крепкая. Еще сто лет проживет.

На самом деле он сам в это не верит, и я тоже, но другой надежды у нас нет. Бедная Леа, тяжелый выдался первый день – одержимая чистотой гермофобка, фанатичная сектантка, панк-зомби, а теперь еще и неприятная перспектива остаться без работы.

– А сейчас поговорим о вещах более приятных. К Рождеству надо организовать праздник, – говорит Данте.

Сезонный рост продаж начинается на следующий же день после Хеллоуина, поэтому мы, несчастные работники торговли, можем позволить себе устроить выходной и отпраздновать Рождество либо в последние две недели ноября, либо в начале февраля, ведь сразу за Рождеством следуют распродажи. Так что гуляем всегда в ноябре. Лучше напиться перед праздничным сезоном, иначе нам его просто не пережить.

– В «Фальстаффе»? – уточняю я, хотя необходимости в этом нет. Мы всегда гуляем в «Фальстаффе».

Данте кивает:

– Уже договорился с Майки, чтобы придержал для нас отдельный кабинет на втором этаже. Осталось только уточнить некоторые детали и проследить, чтобы Уиллард снова не протащил травку. Справитесь?

– Приложим все усилия, – отвечаю я и, повернувшись к Леа, многозначительно киваю. Особой подготовки рождественский праздник не требует, придется выдумывать сложные задачи, требующие ее непременного участия. И уж тут я точно приложу все усилия.