6
В лабиринте

Офелию разбудило стрекотанье трепещущих крылышек. Сухой хитиновый шорох, резкий, короткий, а потом какое-то движение в темноте. Свеча и огонь в очаге давно погасли. Было очень холодно.

– Мама! – зашептала Офелия. – Проснись! В комнате кто-то есть.

Но мама не проснулась. После капель доктора Феррейро она провалилась в сон, как в колодец. Офелия села, вся дрожа, хотя на ней была шерстяная кофта поверх ночной рубашки. Снова прислушалась…

Опять, прямо над головой! Отбросив одеяло, Офелия хотела вскочить и зажечь свет, но тут же снова поджала ноги: что-то ее задело.

А потом она увидела.

Фея в образе насекомого сидела на спинке кровати в изножье, подрагивая длинными усиками и размахивая суставчатыми передними лапками. Она что-то прострекотала на непонятном языке. Офелия была уверена, что это язык из сказок. Затаив дыхание, она смотрела, как крылатое существо спрыгнуло со спинки и побежало по одеялу. Наконец оно замерло совсем рядом с Офелией. Удивительно, весь ее страх прошел! Она чувствовала только радость, как будто к ней в темную холодную комнату пришла давняя подруга.

– Привет! – прошептала Офелия. – Ты прилетела сюда за мной?

Усики вздрогнули. Странное стрекотание напомнило Офелии звук папиной швейной машинки и тихий стук иглы о пуговицу, которую папа пришивал к новому кукольному платью.

– Ты фея, да?

Гостья, кажется, не очень ее поняла.

– Погоди! – Офелия взяла с тумбочки книгу сказок и раскрыла на странице с черным силуэтом, который так любила разглядывать.

– Смотри! – Она повернула книгу к своей гостье. – Видишь, это фея!

«Ну, если девочка так считает», – подумала гостья и решила не спорить. Встав на задние лапки, она отбросила усики. Ее сухое длинное тельце приняло форму девичьей фигурки с иллюстрации. Крылышки тоже изменились и стали похожими на листья. Фея подняла человеческие ручки, ощупала непривычными пальчиками заостренные уши и еще раз сравнила свой силуэт с картинкой. Да, получилось похоже. Может быть, это тело даже станет у нее любимым, хотя за свою бессмертную жизнь она сменила множество обличий. Изменения – ее натура, часть ее магии и любимая игра.

А сейчас пора приниматься за работу, ради которой ее и отправили на мельницу. Она взмахнула новыми крыльями, подлетела к девочке и замахала руками, иди, мол, за мной! Хозяин у феи не самый терпеливый.

– Хочешь, чтобы я пошла за тобой? Куда?

Столько вопросов! Люди постоянно обо всем спрашивают, но ответы находить не умеют. Фея полетела к двери. Крылья-листья хорошо держали ее в воздухе, а вот насчет всего остального у феи появились сомнения. Лапки насекомого намного легче и быстрее.

Но все это не важно. Хозяин ждет.

Офелия сунула ноги в туфли и вышла из дома следом за феей. Страшно по-прежнему не было. Как будто все это уже случалось когда-то, и вообще, кто не поверит фее, даже если она появляется среди ночи? Наверное, феи всегда прилетают ночью. И надо за ними идти. Так говорится в сказках, а они ведь намного правдивей, чем рассказы взрослых? Книги рассказывают обо всем, о чем взрослые не разрешают спрашивать. О жизни. О смерти. О добре и зле. О том, что по-настоящему важно.

Офелия не удивилась, когда из темноты возникла каменная арка.

Фея стрелой влетела в лабиринт. Сегодня рядом с Офелией не было Мерседес и некому было ее остановить. Древние каменные стены высились и слева, и справа, уводя Офелию все дальше, круг за кругом, и каждый раз, когда она останавливалась у поворота, фея манила ее дальше. За мной! За мной! Офелия была уверена, что именно это означает щебетание крылатого существа, то высоко над головой, то совсем близко.

Долго ли она шла? Офелия не знала. Вверху темнело ночное небо, туфли промокли от росы, ступая по замшелым извилистым дорожкам. Все было как во сне, а в снах не бывает времени. Вдруг стены расступились, и Офелия оказалась на широкой площадке с каменным колодцем в центре. Древние ступени вели вниз, в колодец. Офелия не могла их сосчитать – бесконечная лестница терялась в темноте. Из колодца повеяло сыростью, и Офелия на минуту почувствовала страх, но еще сильнее – жажду приключений.

Фея, щебеча, полетела вперед, все глубже под землю, и Офелия стала спускаться за ней. Ступени закончились на дне колодца, но там не было воды, только резной каменный столб вроде тех, что Офелия видела в лесу. Такой же древний с виду, но намного выше. Вокруг него были проложены каменные канавки, повторяющие рисунок верхнего лабиринта. В тени за скульптурой послышался шорох, как будто там двигалось что-то большое. Офелия всерьез испугалась, но фея звала ее дальше. Наконец Офелия спустилась с последних ступенек. Теперь она стояла на дне колодца.

– Ау? – окликнула Офелия.

– Ау!

Ей послышалось журчание воды, а собственные шаги эхом отдавались от стен колодца.

– Эхо! – крикнула она, чтобы прогнать безмолвие. – Эхо-о-о-о-о!

Фея облетела каменный столб и присела на сухой древесный ствол – так показалось Офелии. Но едва крылатое создание дотронулось до узловатой поверхности, засохшее дерево вздрогнуло, распрямилось – и обернулось.

Оно было огромно, а на голове у него росли громадные ветвистые рога. Ни на что не похожее лицо с кошачьими глазами внимательно рассматривало Офелию. Ниже рта росла козлиная бородка, а на лбу и щеках вился такой же узор, как на каменном столбе. Существо шагнуло вперед, освобождаясь от опутавшей его паутины и сухих побегов плюща, и Офелия увидела, что туловище у него наполовину человеческое, наполовину козлиное. При каждом движении со шкуры сыпались насекомые и комья земли, а кости скрипели, как будто онемели от слишком долгого стояния в темноте.

– А-а! Это вы! – воскликнул он.

Да, Офелия была уверена, что это создание – он.

– Ты вернулась!

Он сделал неуклюжий шаг навстречу Офелии, разведя в стороны бледные когтистые руки, похожие на древесные корни. Он в самом деле был огромен, много выше человека. Ноги с копытами напоминали задние ноги козла. А глаза, по форме похожие на кошачьи, были светло-голубые, словно украденные кусочки неба, с почти невидимыми зрачками. Кожа – словно потрескавшаяся кора, как будто он провел здесь в ожидании долгие века…

Фея что-то с гордостью прощебетала. Она выполнила приказ хозяина – привела девочку.

– Смотрите! Смотрите, кого привела ваша сестра! – промурлыкал он и открыл деревянную торбу, которая висела у него на плече.

Оттуда выпорхнули еще две феи, в новом облике, повторяющем рисунок из книги. Их рогатый хозяин весело хмыкнул, глядя, как они кружатся вокруг Офелии. Девочка плотнее запахнула кофту. От холодного сырого воздуха ее пробирал озноб. Неудивительно, что хозяин фей еле двигается – совсем закоченел. А может, он просто старый. С виду он очень старый.

– Меня зовут Офелия, – сказала она, притворяясь, будто ей совсем не страшно смотреть на эти рога и удивительные голубые глаза. – А ты кто?

– Я? – Хозяин фей ткнул себя пальцем в иссохшую грудь. – Ха! – Он взмахнул рукой, как будто имя ничего не значит. – Некоторые зовут меня Паном, но у меня много имен! – Он снова шагнул вперед. – Старых имен, их могут выговорить только ветер и деревья…

Он скрылся за каменным столбом, но Офелия все еще слышала его хриплый, завораживающий голос.

– Я – гора, лес и земля. Я… Э-э-э!

Он заблеял почти по-козьему и снова показался из-за столба, одновременно молодой и старый. Встряхнувшись, он захрипел, как будто дряхлый баран.

– Я Фавн! И, как прежде, был и остаюсь всегда… ваш покорный слуга, ваше высочество!

Кряхтя, он опустил увенчанную рогами голову и согнулся в низком поклоне.

У Офелии язык отнялся. Высочество? Ох, он ее с кем-то спутал! Ну конечно, могла бы и раньше догадаться. С чего вдруг к ней явится фея? Она всего лишь дочка портного.

– Нет! – выговорила она наконец и попятилась. – Нет, я…

Фавн вскинул голову, со скрипом распрямляя спину.

– Вы – принцесса Моанна…

– Нет-нет! – возразила Офелия. – Я…

– Дочь короля подземного мира, – перебил Фавн.

Что он такое говорит? Его слова напугали Офелию сильнее, чем ночь, и это странное место, и то, что она так далеко от теплой маминой постели. Мы мечтаем о магии, но истинная магия – это очень страшно.

– Нет! Нет! – повторила девочка. – Меня зовут Офелия. Моя мама – швея, а папа был портным. Честное слово!

Фавн уверенно покачал рогатой головой. Офелия чувствовала его нетерпение, но на покрытом узорами лице отражалось и затаенное веселье.

– Чепуха, ваше высочество! – Он нацелил на нее когтистый палец. – Вы родились не из человеческого чрева. Вы рождены луной.

Феи дружно закивали. Лунный луч пробился в колодец, словно подтверждая слова Фавна, и крылья фей засеребрились в его свете.

– Посмотрите на свое левое плечо, – сказал Фавн. – Вы увидите знак, что все так и есть, как я говорю.

Офелия посмотрела себе на левое плечо, не решаясь сдвинуть кофту и обнажить кожу. Она сама не знала, чего боится больше – что Фавн солгал или что он сказал правду.

Принцесса!

– Ваш настоящий отец велел нам открыть врата по всему свету, чтобы вы могли вернуться домой. Эти врата – последние.

Фавн обвел рукой помещение, где они стояли.

– Но прежде чем впустить вас в его царство, мы должны вас испытать и убедиться, что ваша сущность осталась прежней, что вы не превратились в смертную. Для этого… – Он снова сунул руку в торбу. – Вы должны выполнить три задания, прежде чем наступит полнолуние.

Он вытащил из торбы книгу – такую большую, что непонятно, как она там помещалась. Переплет у книги был из темно-коричневой кожи.

– Это Книга судеб, – сказал Фавн, отдавая книгу Офелии.

Узор у него на лбу двигался и перетекал, как рисунки ветра и волн на песке.

– Откройте ее, когда никого не будет рядом…

Затем он дал ей небольшой мешочек. Офелия встряхнула мешочек, и что-то внутри забренчало, но Фавн ничего не объяснил, только смотрел своими светло-голубыми глазами.

– Книга покажет будущее, – сказал он, вновь отступая в тень. – И что нужно сделать.

Офелия с трудом удерживала тяжелую книгу в руках. Чуть не выронила, пока открыла.

Страницы в книге были совершенно чистые.

– Здесь пусто! – сказала Офелия.

Но Фавн уже исчез, и феи тоже. Остались только ночное небо над головой и рисунок лабиринта под ногами.

7
Зубы острее бритвы

Бритва Видаля была чудо, а не бритва – блестящее лезвие острей, чем волчьи зубы, рукоятка из слоновой кости, сталь произведена в Германии. Видаль взял эту бритву с витрины разграбленного магазина в Барселоне. Первоклассный был магазин, там продавались отменного качества товары для джентльменов: дорожные несессеры, наборы для бритья, курительные трубки, авторучки и черепаховые расчески. Но Видаль относился к своей бритве не как к простому бритвенному приспособлению. Это было орудие, позволяющее человеку кусать и кромсать. Бритва для своего хозяина – словно острый зуб или коготь.

Люди так уязвимы, у них нет ни мохнатой шкуры, ни чешуи, чтобы защитить мягкую плоть. Поэтому Видаль каждое утро с великим старанием превращал себя в опасного зверя. Пока бритва проходилась по его щекам и подбородку, острота ее становилась частью владельца. Видалю нравилось представлять, что с каждым движением его сердце делается железным. Он любил смотреть, как лезвие дарит лицу блеск и порядок, которых недостает проклятому захолустью, куда его отправили в ссылку. Он не успокоится, пока мерзкий лес не станет таким же, как чисто выбритое лицо в зеркале, когда бритва закончит свою работу.

Порядок. Сила. И красивый металлический блеск. Да, все это он утвердит здесь. Острые лезвия с легкостью режут деревья и людей.

Приведя в порядок лицо, следовало, разумеется, начистить сапоги. Отполировать их так, чтобы блестели, отражая солнечные лучи. «Смерть!» – шептала сапожная кожа в своей сияющей черноте, и, вдыхая дым первой утренней сигареты, Видаль воображал, как грохот марширующих сапог приятно смешается с музыкой включенного спозаранку патефона. Веселенькая музыка, которую слушал Видаль, странно противоречила бритве и сапогам. Она выдавала, что для него жестокость и смерть – всего-навсего танец.

Когда Видаль наводил окончательный лоск на сапоги, Мерседес принесла ему кофе и хлеб.

Она невольно задержала взгляд на двух тощих кроликах, лежащих на столе рядом с карманными часами, которые слугам было строжайше запрещено трогать. На кухне все утро сплетничали о том, что Видаль сделал с браконьерами – а ведь они просто старались прокормить семью. Отец и сын. Мерседес взяла с подноса жестяную кружку с кофе и поставила ее рядом с кроликами. Такая жестокость… Слишком много она здесь видела жестокости. Иногда ей казалось, что все это налипло на ее сердце, словно плесень.

– Мерседес!

Когда Видаль звал ее по имени, это всегда звучало угрожающе, хотя он говорил негромко, будто кот, прячущий когти под бархатной шерсткой.

– Приготовь этих кроликов к завтрашнему обеду.

Она взяла их, осмотрела чахлые тушки.

– Слишком мелкие, что с них приготовишь?

Где сейчас те больные девочки, которым несли этих кроликов?

Во дворе какой-то солдат показывал другим, как старик просил пощадить его сына, и с хохотом рассказывал, как Видаль застрелил обоих. Неужели они такие безжалостные от рождения, все эти солдаты, которые рубят, жгут и убивают? Когда-то они были детьми, вот как Офелия. Страшно за нее. Девочка слишком невинна для здешних мест, а мать слабая, не сможет дочку защитить. Она из тех женщин, что ищут силы в мужчинах, а не в собственной душе.

– Ну что ж, – сказал Видаль. – Тогда потуши их, и с окорочков мясо в дело пойдет.

– Слушаю, сеньор.

Мерседес заставила себя смотреть ему в глаза.

Она не опустила взгляда, когда Видаль встал, хоть и боялась, что он увидит ненависть в ее глазах. Но отведенный взгляд он примет за признак вины и страха, а это намного опасней. Вина разбудит в нем подозрения, а почуяв страх, он войдет во вкус.

– Кофе пережженный. – Видаль всегда норовил встать к ней вплотную. – Сама попробуй!

Мерседес взяла черную жестяную кружку левой рукой – в правой она держала кроликов. Мертвые зверьки. Скоро и ты, Мерседес, будешь такой же мертвой, шепнуло сердце. Если станешь и дальше делать то, что делаешь.

Видаль наблюдал за ней.

– Мерседес, ты должна проверять такие вещи. Ты же домоправительница.

Он положил ей на плечо руку, такую гладкую и чистую. Потом повел ладонью вниз по ее рукаву. Мерседес хотелось, чтобы платье было более плотным. Сквозь заношенную ткань она чувствовала его пальцы.

– Как пожелаете, сеньор.