3
Всего лишь мертвец

Носильщики опустили паланкин у одной из корабельных мачт. Лиса не могла оторвать взгляд от него. Она хорошо помнила илистый пруд, в котором они с Джекобом очутились, спасаясь бегством, когда Шестнадцатая гнала их, как кроликов. Ты не успеешь, лисья сестра. Как она растопырила смертоносные пальцы. Словно кошка, предвкушающая, как вонзит в мышь когти. Думала ли тогда Лиса, что вскоре они последуют за посланной Игроком убийцей в надежде узнать, как им защититься от него? Нет. И все же чутье по-прежнему подсказывало Лисе: они правильно поступили, поднявшись на этот паром.

Джекоб стоял с Уиллом, облокотившись на поручни, хотя при виде волн у него начиналась морская болезнь. Доверял ли он брату, несмотря на то что тот путешествует с Шестнадцатой и Бастардом? Они разговаривали с тех пор, как отчалил паром. Рассказал ли Джекоб Уиллу, как Джон Бесшабашный сбежал на украденном у царя ковре-самолете? Признался ли Уиллу, какую боль испытал, когда его вновь использовали и бросили в беде? Нет, Джекобу было трудно говорить об этой боли, и оба брата то и дело замолкали, будто у них язык не поворачивался произнести слишком многое. Не сообщила ли Шестнадцатая Уиллу по секрету что-нибудь важное об Игроке, что могло бы им помочь? Рассказал ли Джекоб брату, что они должны отдать ольховому эльфу своего первенца? Нет. Он никогда не говорит о том, чего боится, но разве и она сама не такая же?

За ясной лунной ночью наступило хмурое холодное утро. Над волнами висели клочья тумана, и Хонгук давно уже скрылся из виду. «Южная Корея, – ответил Джекоб, когда Лиса спросила его, как называется это древнее королевство в его мире. – Еще одна страна, которую я впервые посещаю за зеркалами. Твой мир я знаю намного лучше своего».

Как только они отплыли, один из матросов взобрался на мачту, но подзорную трубу направил не на линию горизонта, а на волны. Лисе не пришлось долго гадать, что он с таким озабоченным видом высматривает в воде.

– Фунаюрэй-и-и!^[1]

Лисе было любопытно, какое существо вызвало такой ужас, что пассажиры тут же отпрянули от поручней. Но из утренней дымки вынырнула всего лишь рыбачья лодка, и впередсмотрящий дал отбой. Похоже, переправа из Хонгука в Нихон считалась делом опасным. Впередсмотрящий еще не раз объявлял тревогу, но им не встречалось ничего опаснее косяка летучих рыб, а ронины при всех криках с мачты оставались настолько невозмутимыми, что Лиса уже смотрела только на них, когда матросу опять мерещилось что-то ужасающее. «Самая опасная тварь сидит там, в паланкине!» – захотелось ей наконец крикнуть дозорному на мачте, и, даже когда вдалеке из волн поднялось серебристое туловище гигантского морского змея и его красота заставила большинство пассажиров забыть о страхе, Лисе чудилось только серебро, в которое ее некогда превратил брат Шестнадцатой.

Морской змей, извиваясь, поплыл прочь, не обращая на корабль никакого внимания, и носильщики паланкина отходили от ужаса, выстроившись в очередь к старику, на носу корабля наливавшему пассажирам горячий суп по распоряжению капитана. Предоставлялся удобный случай, а Лиса только этого и ждала.

Полог паланкина смотрелся дорого лишь издали. Шелк был не очень чистым и местами прохудился. «А те, кто из стекла, что-нибудь едят?» – спрашивала себя Лиса, медленно приближаясь к паланкину. Она помнила взгляд Шестнадцатой – без всякого сочувствия к страху жертвы, почти насмешливый. Серебряный кинжал Игрока… Какое из краденых лиц она явила Уиллу или он влюбился во все? Лиса остановилась на достаточном удалении от паланкина, ровно там, где сидящая не могла дотронуться до нее.

– Лиса. Пришла, чтобы насладиться моим несчастьем?

Разумеется, она узнала Лису, ведь лица – это ее конек.

– Зачем мне это? Я слышала, мы теперь на одной стороне. Хотя верится с трудом. Я не забыла, кто тебя создал.

Рука отдернула полог настолько, чтобы Лиса могла заглянуть внутрь. Лицо Шестнадцатой было из дерева и стекла. На щеках и затылке наросла древесная кора.

– Тот, кто меня создал, сотворил со мной и все это. Левая рука у меня деревянная, а брат мертв.

Брат… У тебя нет братьев, – хотела сказать Лиса. Но кто определит, что значит это слово? К двум собственным старшим братьям она испытывала отвращение, хотя у них была одна мать.

Уилл заметил, что Лиса стоит у паланкина. Оставаясь рядом с братом, он не спускал с нее глаз.

Лиса, спроси ее!

– Игрок все еще в другом мире или тоже вернулся, как тот ольховый эльф, о котором ты рассказывала Уиллу?

Ответить Шестнадцатая не успела. Впередсмотрящий закричал вновь, но на этот раз он указывал не в море, а на палубу. Рядом с грот-мачтой постепенно вырисовывался человеческий силуэт, – казалось, такую форму, сгущаясь, принимал поднимающийся от воды туман. Даже матросы в ужасе отшатнулись, и один из них едва не свалился за борт.

Бастард словно понимал, что это за явление. Растолкав всех стоящих между ним и Уиллом, он выхватил саблю и заслонил брата Джекоба собой. Но никакое оружие не могло нанести вреда молодому, бледнее тумана красавцу, который внезапно оказался у мачты. На нем были тюрбан и туника, какие носили в глубокой древности.

– Почему все кричат? – спросила Шестнадцатая.

– Это всего лишь призрак. – Лисе встречалось слишком много мертвецов, чтобы они настораживали ее больше, чем живые люди. Не шелохнулись и ронины, но лица их застыли в благоговении – перед смертью и теми, кто возвращается из ее царства.

Бастард оказался прав, заслонив Уилла. Не обращая внимания ни на кого, кроме брата Джекоба, призрак медленно приближался к нему – беззвучным, невесомым шагом. Джекоб, как и гоил, обнажил саблю, но в помощи Уилл не нуждался. Отодвинув Бастарда, он неподвижно ждал призрак. Нефрит проявился совершенно естественно: так на солнце кожу покрывает загар. И на каменеющем лице Уилла не было заметно и тени страха. Только вина. И боль.

– Как тебе мир без моей темной госпожи, палач фей? – Призрачный юноша остановился перед Уиллом. Казалось, что слова слетали не с его губ. Эти слова, пропитанные солью и влагой, будто шептал ветер, и сотканы они были из гнева.

– Скажи тем, для кого ты ее убил, что она не забыта! И услышь обещание Хитиры: никогда больше в твоей жизни не будет радости, потому что я буду ждать тебя в твоих снах.

Лиса встала рядом с Джекобом, и призрак окинул ее внимательным взглядом, смысла которого она не понимала. Нить на ее запястье сделалась прохладной, как роса, тогда как гнев на прозрачном лице юноши сменился улыбкой. Склонившись перед Лисой так низко, что она едва не ответила на поклон, мертвец со вздохом растворился в воздухе. Вместо него появился черный мотылек размером с ладонь Лиски с белыми, как череп, пятнышками на потрепанных крыльях, и, вспорхнув прочь, затерялся в парусах.

Нефрит на коже Уилла исчез так же быстро, как и появился, а гоил настолько грубо прикрикнул на всех, кто в замешательстве по-прежнему глазел на него, что они, понизив голос, продолжили обсуждать происшедшее на другом конце парома. Понял ли кто-нибудь из них, кого имел в виду мертвец, говоря о своей темной госпоже? Вероятно, нет.

Ронины наблюдали за появлением призрака с той же невозмутимостью, с какой выслушивали сигналы тревоги впередсмотрящего, но преображение Уилла явно впечатлило их гораздо сильнее. Они не выпускали его из виду и, похоже, задавались вопросом, в каком родстве он с гоилом. А кем теперь считает себя сам Уилл – гоилом или человеком?

Бастард не воспринимал призраков с таким же бесстрастием, как ронины. Саблю в ножны он возвращал нетвердой рукой.

– Полагаю, ты узнал его?

Уилл кивнул.

Как тебе мир без моей темной госпожи, палач фей?

Развернувшись, он пошел к паланкину, словно там его ждала единственная опора.

Джекоб прислонился спиной к поручням. Он уже сильно страдал от морской болезни. Он ненавидел путешествовать на кораблях, но его бледность была явно связана и с появлением мертвеца.

– Чей это был призрак? – спросил он у Бастарда. – Выкладывай уже. У тебя же прямо язык чешется рассказать.

Бастард сунул что-то в рот. Он тоже избегал смотреть на волны. По слухам, гоилы выращивали какие-то грибы, смягчающие водобоязнь.

– Этот-то? Да кучер Темной Феи. Кажется, при жизни он был ей любовником. Он пытался ее защитить, но твой брат хорошо прицелился.

Лиса закрыла глаза. От нити на запястье ее по-прежнему знобило, как на морозе, и на какой-то миг ей почудилось, что в грудь вонзается стрела арбалета. Темная не нашла способ спастись, потому что до последнего доверяла Уиллу? Ее кучер, наверное, знал ответ. Как же холодно!

Ветер крепчал, словно призрак, исчезнув, оставил им свой гнев, и Джекоб ругался последними словами, когда корабль нырял носом в волны. «Проклятье, Лиса! – говорил его взгляд. – Я не хотел в Нихон».

– Я думал, мотыльки умерли вместе с Темной, – сказал он.

Они были ее смертоносными спутниками и вроде бы душами ее мертвых возлюбленных.

– Может, кучер был ее любимчиком и она еще успела снабдить его какой-то защитой, перед тем как твой брат… – Бастард изобразил человека, стреляющего из арбалета.

Джекоб поискал взглядом Лису, будто она могла уберечь его от видений, вызванных пантомимой гоила. Лиса не рассказала ему, что видения часто посещают и ее, с тех пор как она подобрала нить, которую нашла рядом с мертвой Феей. Видения подкарауливали в зацветших прудах и ручьях, даже в порту, в грязной воде, омывавшей паромный причал. Лиса видела не только кончину Феи. Иногда – озеро с лилиями и остров, где Темная жила со своими сестрами, пока не оставила их ради Кмена. Кмен. Порой вода показывала Лисе короля гоилов так явственно, что она оборачивалась, ища его. Почему Лиса не рассказывала Джекобу об этих видениях? И о том, что иногда будто бы чувствует стрелу арбалета в груди? Потому что знала, что он скажет. Лиса, выбрось золотую нить! Но она не могла просто взять и выбросить ее. Она водила пальцами по нити, пока Джекоб с Бастардом спорили о том, как им защитить Уилла от призрака. Она часто ловила себя на том, что водит по золотой нити пальцами. Она ощущала в ней жизнь, красоту, силу и любовь. Прежде всего любовь. И порой Лисе казалось – за это Джекоб наверняка поднял бы ее на смех, – будто нить защищает то, что оставила после себя Темная Фея: всю любовь на свете, и ту, что есть у них с Джекобом, тоже.

С мачты что-то прокричал впередсмотрящий, но на этот раз в голосе его слышалось облегчение. На горизонте показались несколько островов. Они вырастали в море, похожие на ожерелье из зеленого нефрита.

Лисьи острова. Лису переполняли любопытство и надежда, но не оставляло и предчувствие надвигающейся опасности.