Потом время прошло. Я закончил школу. В медицинский институт я не пошёл. Уехал из нашего маленького украинского городка в большой русский город. Поступил в университет на физический факультет. Имена великих физиков – Эйнштейн, Ландау, Нильс Бор – привлекали меня больше, чем светила медицинских наук.

Место в студенческом общежитии мне не досталось, поскольку хорошо известный советский дефицит ощущался абсолютно везде. Общежитие давали лишь остро нуждающимся студентам. Я же не очень нуждался в комнате студенческого общежития с четырьмя кроватями. Проживал у своей тёти в гораздо более комфортабельных условиях, хотя и под неусыпным надзором.

Мои сокурсники, обитающие в общежитии, наслаждались жизнью в полной мере. Праздновали и отмечали всё, что только можно было праздновать и отмечать. Знакомились с девушками. Вступали в беспорядочные половые связи, посещали кожно-венерологический диспансер, пропускали занятия, заваливали сессии, вылетали из университета. Восстанавливались и вылетали опять. Мне же приходилось лишь вовремя сдавать зачёты и учиться на пятёрки.

При таком поведении и хроническом отсутствии на физическом факультете симпатичных лиц слабого пола, мне приходилось лишь кусать губы и завидовать моим продвинутым товарищам из общаги. Впрочем, всё это продолжалось не до бесконечности. Телефон в уютной квартире моей тёти начал изредка позванивать, а тётя, слыша в трубке голоса каких-то девушек, начала потихоньку беспокоиться. Ей очень не хотелось, чтобы меня "окрутила" какая-нибудь шалава. Поэтому время от времени тётя начинала знакомить меня с хорошими девочками из приличных семей. Я не возражал. Ну кому не хотелось бы познакомиться, а там, гляди, и жениться на симпатичной девушке. Тем более, что приличность семьи гарантировалась. К сожалению, как физик-математик, я очень скоро вывел эмпирический закон. Симпатичность девушки всегда была обратно-пропорциональна приличности семьи. Ну, а после знакомства с одной «очень хорошей девушкой из очень приличной семьи», родители которой обещали подарить на свадьбу Волгу, от дальнейших знакомств я начал отказываться.

Так что после всех коллизий со знакомствами я приобрёл небольшой житейский опыт. Как говорят в Америке, да и, впрочем, по всему миру, – «бесплатных завтраков не бывает". Так что, перефразируя эту пословицу на случай коитуса, описанного в БМЭ, следует сказать, что за удовольствие надо либо платить, либо расплачиваться.

Ну вот, собственно, такая вот, не самая ужасная, но ситуация. Так что я потихоньку смирился с мыслью, что никаких связей, никакого коитуса на горизонте не предвидится.

И текло себе время потихоньку дальше и дальше до одного, по жизни незначительного момента, когда у меня заболел зуб. Событие, как вы понимаете, неприятное. Так что пришлось, пропустив утренние занятия, выстаивать очередь в зубной поликлинике за талончиком, глотать анальгин и сразу же после занятий отправляться на процедуру зубного врачевания.

С детства я боялся двух имён. Первое имя – Варвара, перед которым я особенно трепетал. Из детских книг я помнил некую уродливую и страшную Варвару, грозу детей, стоящую с ухватом возле печи. Второе страшное имя было Степан. Несмотря на доброго милиционера дядю Стёпу, помогающего всем и вся, вид высоченного милиционера вызывал у меня почти животный ужас. И так уж получилось, что зубной доктор, к которому я был прикреплён, носил сразу два этих имени. Моим зубным врачом оказалась высокая, мощная, грудастая тётка средних лет с именем-отчеством Варвара Степановна.

Вначале приняла она меня не очень приветливо, грубо приказав сесть и открыть рот. Потом долго охала и негодовала по поводу того, что я не соблюдаю гигиену рта и довёл себя чёрт знает до чего. Мой зуб был приговорён, и единственным способом избавить меня от мучений было удаление. Сначала Варвара Степановна попыталась удалить зуб просто так. Но потом, увидев мои мучения, сжалилась и вколола дефицитный новокаин, заметив при этом, что поступает не по инструкции, а исключительно по доброте сердца. Потом уже, пока я сидел с окровавленными ватками во рту, она выписала талончик на лечение очередного зуба и предупредила, что лечить кариес следует непременно, если я не хочу расстаться с десятком прочих зубов. Ходил я к Варваре Степановне долго, едва ли не целый семестр. Принимала она меня хорошо, точно старого знакомого, что так, собственно, и было. Пыталась лечить меня нежно, без боли, что, впрочем, было практически невозможно. Иногда, заметив, как я трепыхаюсь в кресле и не даю ей аккуратно выпилить бормашиной очередное отверстие, Варвара Степановна наваливалась на меня своим мощным бюстом, вдавливая в кресло. Чувствуя важность момента, я тихонько затихал, давая Варваре Степановне качественно закончить работу. Потихоньку зубы мои излечивались, обрастая пломбами. Я же таскал Варваре Степановне конфеты, не зная, каким иным способом выразить благодарность.

Наконец, работа была закончена. Точнее, почти закончена. Варвара Степановна объявила мне, что всё практически сделано, но осталась самая малость, которую она доделать не успела. К тому же она уезжает в отпуск, но может всё доделать сегодня же у себя дома. Меня же она грозно предупредила, что закончить надо обязательно, иначе вся работа пойдёт насмарку.

Так что тем же вечером я направился по адресу, выданному мне Варварой Степановной. В голове время от времени появлялась мыслишка "а вдруг", сопровождающаяся всяческими видениями. Впрочем, эти видения я гнал от себя, логически полагая, что столь доброе и сердечное отношение ко мне, безусловно, связано с коробками конфет, которыми я снабжал свою спасительницу.

Варвара Степановна, открывшая дверь своей однокомнатной квартиры, предстала передо мной в ярком китайском халате с драконами. На кухне, как я заметил, был накрыт стол, стояла бутылка «Столичной». Я подумал, что Варвара Степановна кого-то ждёт.

"Скорее всего, это домашнее лечение закончится в течение получаса», – решил я.

Однако Варвара Степановна выдала мне домашние тапочки и предложила пройти на кухню перекусить. В этот момент видение вернулось. В том, что произойдёт дальше, я больше не сомневался.

Пока я ещё сидел на краешке стула, стесняясь новой обстановки. Но Варвара Степановна налила по рюмке, сообщив при этом, что водка – это лучший наркоз и лучшее средство, чтобы освоиться в непривычной обстановке.

Здесь, по всем правилам эротического жанра, следует затянуть возбуждающую песнь на тему "Соски её бархатных грудей набухли как почки на деревьях. Он ощутил свою твердеющую плоть. Они бросились в объятья друг к другу. Их уста слились в бесконечном поцелуе. Подхватив на руки, он понес её…" Так вот, эту лабуду я писать не намерен.

Во-первых, на Прозе. ру наберётся видимо-невидимо эротических произведений, писанных сексуально озабоченными пенсионерами и юными психопатками, ожидающими прибытия красавца-принца на крыльях любви.

Во-вторых, всё это было уже давно, и, кроме того, детали ужина и прочего стёрлись 40-градусным наркозом.

Ну, а в-третьих, подхватить роскошное стокилограммовое тело Варвары Степановны на руки, учитывая то, что она была на полголовы выше меня, физически не представляло никакой возможности.

Единственное, что я помню, это охватившее меня волнение. За неимением практического опыта я судорожно перелистывал в голове страницы Большой Медицинской Энциклопедии, пытаясь вспомнить нахождение того самого латинского места, а также пытаясь вычислить, нужно ли Варваре Степановне максимально расставлять ноги, либо же в соответствии с рекомендациями БМЭ следует держать их на ширине плеч. Впрочем, на моё счастье, все технические детали наших постельных приключений более опытная Варвара Степановна взяла на себя. Я лишь исполнял приказы моего знающего командира.

Через какое-то время, уже за полночь, вновь перелистав в голове статейку из БМЭ, я вдруг с ужасом понял, что мы нарушили абсолютно все заповеди этой статьи, оказавшись при этом последними извращенцами. Даже если отвлечься от Морального Кодекса Строителя Коммунизма, наши действия обязаны были быть проштампованы клеймом "извращенцы". Тут вам и сознательно продолженный и многократный коитус, и развратные игры в непонятных позициях. Явная педофилия ко мне со стороны Варвары Степановны, и геронтофилия с моей стороны к ней. Не знаю насчёт некрофилии, но, судя по всему, она тоже присутствовала в наших отношениях. Одно то, что Варвара Степановна громко и истошно орала: "Ой, Иосик, помираю…" – должно было перевесить весы советского правосудия в сторону обвинительного приговора.

На следующий день в шесть тридцать утра Варвара Степановна подняла меня с постели. Наскоро напоив меня на кухне чаем со вчерашними бутербродами, она пояснила, что вообще-то она "не такая…" и всё, что случилось, следует забыть.

"Нет у нас с тобой будущего, Иосик», – пояснила Варвара Степановна, сказав по секрету, что, наверное, она скоро выйдет замуж, поскольку есть тут один хороший человек с достатком, который уже давно обхаживает её. Ну а то, что было вчера, то это вроде как её последний "девишник". Я кивал, молча соглашаясь с доводами Варвары Степановны. Уже возле входной двери как-то враз растерявшая свою привлекательность Варвара Степановна смахнула навернувшуюся слезу и словно выдохнула: "Люблю я тебя, Иосик. С первого дня, что тебя увидала. Будь я помоложе…" После чего вытолкнула меня за дверь.

Вскоре я сидел в аудитории на очередной лекции по теоретической физике. Сосредоточиться на квантах и уравнении Шредингера я был не в состоянии. В голове прокручивался вчерашний день, точнее, ночь. Профессор стучал по доске мелом, с жаром выписывая какие-то уравнения. Мысли же мои витали где-то в другом месте. И вдруг я испугался. По голове словно грохнула мысль. А вдруг всё это записывалось и прослушивалось! Они же всегда говорят: "У нас везде уши! " А вдруг всё это серьёзно. Зачем-то же указана в Большой Медицинской Энциклопедии эта статья уголовного кодекса. Не зря же здесь сажают – неизвестно кого, неизвестно за что.

Однако испуг через секунду растворился. На смену пришло смешное видение. Я представил себе милицейского следователя. Непременно женщину, габаритами с Варвару Степановну, проводящую со мной в постели следственный эксперимент.

Я не выдержал и рассмеялся вслух. Достаточно громко, чтобы сидящие рядом со мной студенты, оторвавшись от конспектов, с удивлением посмотрели в мою сторону. Я сделал вид, что просто закашлялся. Кашлянул пару раз. Ребята вернулись к своим конспектам. Я ещё раз взглянул на доску. Профессор уже закончил вывод и доказательство уравнения Шредингера.

"Чепуха это всё, – лишь подумал я, – скучно, неинтересно, бессмысленно, бездоказательно. И вообще, в этой жизни надо что-то менять…"

По закону жанра, в конце рассказа следует сказать, что все персонажи вымышлены. Так что не подумайте чего… Ну и я тоже скажу. Все персонажи почти что вымышлены, кроме одного и самого главного – Большой Медицинской Энциклопедии.