Часть 1
Чтобы вы жили в интересное время

Глава 1

Я лежал на любимом продавленном диване, задрав свои длинные ноги на спинку, и пролистывал очередную книгу. Выцветшая когда-то черная футболка с физиономией Курта Кобейна, синее трико самого затрапезного вида и китайские тапочки… Все вполне сочеталось со стареньким, видавшим виды поцарапанным планшетом. Нет, конечно, можно приобрести себе в компьютерном салоне что-то поновее, помощнее и явно более красивое. Но привычка к старым, давно ставшим привычными вещам не оставляла обновкам ни одного шанса. Тем более, вернувшись недавно из очередной командировки, я не был настроен в ближайшее время покидать не только квартиру, но и, собственно, облюбованный диван.

С экрана плазменного телевизора, висевшего на стене напротив, что-то вещала очередная крашеная блондинка: шел выпуск новостей. Вот только что именно опять стряслось в безумном внешнем мире, для меня так и оставалось тайной – звук был выключен. Но и тишины в комнате не наблюдалось. Мягко говоря. На столе, отблескивавшем прямо за диваном темным матовым лаком, стоял раскрытый ноутбук. Подсоединенные к нему мощные колонки исторгали рев тяжелого рока, заставлявшего вибрировать даже штукатурку на потолке. Хрипели басы, но необходимость настройки проигрывателя меня нисколько не беспокоила. Музыка – всего лишь фон, который мозг едва ли вообще замечал.

Да и книга Лоис Буджолд, страницы которой регулярно мелькали на экране планшета, не могла претендовать на полное и безоговорочное внимание. Собственно, я и так прекрасно знал ее всю, до последней строчки, поскольку читал как минимум дюжину раз. И ничего странного в этом не видел. По моей собственной классификации, произведение принадлежало к «разряду» классики фантастического жанра. Я уже давно наслаждался не столько сюжетом, сколько слогом автора (и хорошего переводчика) и грандиозностью ее задумки, изяществом воплощения идеи. И то, что далеко не все разделяли мою любовь к этой книге, не делало ее менее интересной.

Ощущение покоя, практически нирваны, не прервал даже низкий звук сотового телефона. Виброрежим заставил аппарат немного поерзать по гладкой, полированной поверхности стола, но я даже руки к нему не протянул. Экран в последний раз подмигнул надписью «Имеются пропущенные звонки» и погас. Судя по настойчивости неизвестного абонента, явно ненадолго. Телефон, видавшая виды «Нокия» с широким экраном, был включен час назад и за столь короткое время уже трижды добивался внимания к себе. И это удивительно само по себе. По идее, никто вообще не должен знать, что я вернусь сегодня. Еще утром сам об этом не подозревал, и, если бы не подвернувшаяся оказия с транспортом, двери своей квартиры в пригороде Питера я открыл бы только завтра. Даже отцу, отставному военному, не сообщил о прибытии. Знал, что тут же последует приказ бросать все дела и приезжать. Противостоять напору бывшего полковника даже теперь, после его выхода на пенсию, было непросто.

От лениво текущих размышлений о личности несостоявшегося собеседника меня отвлек собственный организм. Недвусмысленно напомнивший: стоявшая возле дивана полулитровая кружка для чая опустела не сама по себе. Два раза. А если кому-то все же лень вставать, то водичка дырочку все одно найдет. Столь категоричное предупреждение проигнорировать оказалось уже никак невозможно, так что пришлось с кряхтением подниматься. Шевелиться лень было уже давно, и тело несколько затекло.

Посетив место для размышлений и выйдя на кухню, нажал кнопку включения на электрочайнике. Раз место в организме освободилось, его можно было наполнить снова. Мысли же приняли более упорядоченный вид и принялись виться вокруг так некстати появившегося вопроса – кто же все-таки звонил.

Расточая аромат настоящего, а потому крепкого чая, кружка снова устроилась на своем месте у дивана, прямо под правой рукой. Вновь засветился экран планшета, однако телефон решил-таки помешать насладиться чтением. Несколько раз пискнув сигналом приема sms-сообщения, он недвусмысленно подмигнул и снова погас.

– Выключить его, что ли? Достал уже, самка собаки, хуже горькой редьки. Хотя…

Сообщение обещало предоставить больше информации для размышления, чем пропущенные звонки неизвестного абонента, и аппарат все же оказался в руках. Привычными движениями я набрал пароль, и мои брови от удивления поползли вверх. Вопрос о том, как звонивший узнал о моем приезде домой, снят. Естественно, что в соседней квартире играющую на всю громкость музыку слышно хорошо. Если уж в наших «панельках» слышно, как соседи огурцами хрустят… Но вот помешать Виктору Викентьевичу Третьякову, живущему этажом выше уже не один десяток лет, она вряд ли могла.

Работавший когда-то в одном из закрытых НИИ пенсионер вообще редко выходил из дома, занимаясь своей любимой наукой. Вечно погруженный в размышления, старик мог не услышать собеседника, стоящего прямо напротив него, а не то что музыку через бетонные перекрытия. И, сколько я себя помнил, никогда не жаловался ни на какой шум, сколько бы децибел не исторгали колонки.

Зато пришлось ломать голову над новой загадкой: что понадобилось отставному физику. Нет, отношения у нас сложились нормальные. И в гостях у него много раз сиживал, поболтать о науке да чайку попить я любитель. Да и само общение с Виктором Викентьевичем было делом интересным. Практически энциклопедические знания делали его весьма и весьма незаурядным собеседником. Одно в этой ситуации было плохо. Проигнорировать сообщение было нельзя, очень уж не хотелось обижать старика. И сделать вид, что никого нет дома – тоже не получится: Кипелов во всю мощь динамиков орал песню, теперь о леснике.

Бросив полный сожаления взгляд на исходящую паром кружку с любимым чаем, я принялся переодеваться. Потертые домашние джинсы, приличного вида футболка, новые носки – явно придется разуваться. Из-за минутного разговора старый ученый не добивался бы встречи так настойчиво. Можно, конечно, пойти и в чем был, тут-то подняться всего на один этаж. Но этого человека я уважал, и появляться перед ним в любимых, но застиранных «трениках» как-то не хотелось.

Недолгий подъем по лестнице закончился перед явно недавно окрашенной в утилитарный коричневый цвет, но старой, еще советской, дверью. Нажав на пластмассовую кнопку звонка, я приготовился к долгому ожиданию – пенсионер передвигался не то чтобы с трудом, но и не быстро. Однако не на сей раз. Хозяин квартиры, казалось, стоял прямо за дверью – настолько быстро он ее распахнул.

– А, Олежек, заходи, заходи. Небось, от чая тебя оторвал?

– Все-то вы знаете, Виктор Викентьевич, – я приветливо улыбнулся и прошел в квартиру, повинуясь жесту хозяина.

– И когда приехал и что делаю, все известно.

– Трудно не догадаться, что ты уже дома. Рев того, что вы, молодежь, называете музыкой, половина подъезда слышит. А про чай и гадать не нужно. Ты его в таких количествах поглощаешь, что мне, старику, страшно становится. И твою «сиротскую» кружечку я тоже видел, так что Нострадамус тут совсем не нужен. Пойдем на кухню, чем-то новеньким порадую. Знакомого в Китае хорошие люди угостили, он и поделился чуть-чуть. Ты такое вряд ли пробовал. Ну и поговорим заодно.

В маленькой кухоньке, не больше шести «квадратов», как всегда чисто и опрятно, хотя я знал точно – женщин в этом доме нет уже лет десять. С тех пор как старый ученый овдовел. Сам же я имел исконно холостяцкую привычку – мыть посуду перед едой, а не после. Но аккуратистов всегда уважал как человек, сам к такому подвигу заведомо не способный.

Усевшись на свое излюбленное с юности место – между холодильником и столом, – я с удовольствием начал наблюдать за священнодействием приготовления чая. Праздной болтовни, по нашему общему мнению, эта процедура не терпела, так что в помещении на несколько минут установилась тишина, прерываемая лишь тонким звяканьем фарфоровой посуды и сиплым дыханием хозяина квартиры.

Вскоре по дому поплыл аромат свежезаваренного чая, и явно не того, что продается в магазине за углом. Несколько минут мы оба наслаждались напитком, а потом пенсионер решительно отставил чашку и откинулся на спинку обитого кожей стула.

– Все еще читаешь фантастику?

Удивленный столь необычным началом разговора, я лишь молча кивнул.

– Тогда эта история как раз для тебя. В том смысле, что тебе будет легче воспринять такую информацию. Ты готов услышать нечто, что вполне может перевернуть представление о мире?

– Прекращайте уже интриговать, Виктор Викентьевич, – я заинтересованно уставился на него и оперся спиной о тихонько вибрирующий холодильник, баюкая в руках чашку с ароматным напитком.

– От вас я готов услышать все что угодно. Как раз вы любовью к фантастическим историям не отличаетесь.

Старик неожиданно молодо ухмыльнулся, подмигнул и тоже взял в руки чай.

– Только об этом разговоре, я тебя прошу, пока никому не говори. Ни о его сути, ни о том, что он вообще состоялся. Договорились?

– Вы же знаете, – я неопределенно пожал плечами, – в излишней болтливости я пока замечен не был.

– Так то замечен, – подколол собеседник, и мы негромко рассмеялись старой как мир шутке.

– В последние годы перед развалом Союза, – старый физик вновь стал серьезен, – наш отдел в институте занимался так называемыми спонтанными волновыми проявлениями. Проще говоря, в некоторых местах на Земле приборы фиксировали некие электромагнитные аномалии. Я говорю некие, потому что исследованы они тогда толком так и не были. Встречались крайне редко, мы знали лишь о трех таких местах на территории Советского Союза, причем два из них – в труднодоступной местности. На Крайнем Севере и на Памире, высоко в горах Таджикистана. Да и засечь их не так-то легко. Возникали эти явления, назовем их так, лишь эпизодически, нерегулярно. И для засечки нашей аппаратурой необходимо было оказаться не только в определенном месте, но и в нужный момент. Сам понимаешь, что подобные совпадения как минимум редки.

– Да и ресурсов в отделе имелось не так чтобы и богато, – немного помолчав, продолжил он рассказ. – Мы же не могли предъявить руководству института что-то общественно или научно полезное, какой-то «выхлоп» от исследований. Вот и вели их больше вопреки системе, только по бюрократической инерции, финансировавшей проект, чем благодаря ей. А потом всем и вовсе стало не до того. Институт быстро развалили, сотрудников разогнали, здания приватизировали. Очередной торговый центр построили. Кто-то, как я, ушел на пенсию. Некоторые подались в предприниматели. Да везде так было, сам знаешь. Сам видел человека, закончившего кроме новосибирского политехнического «плехановку» в Москве. Трусами женскими на рынке торговал.

Я задумчиво кивнул и отхлебнул чая. Чем занимался Виктор Викентьевич, в подробностях до сего дня слышать не доводилось. Не то чтобы эта тема считалась все эти годы запретной, просто на нее негласно было наложено некое табу. А потому разговор становился уже как минимум интересным.

– Так вот. Только три человека из нашего отдела продолжили заниматься разработкой этой темы на голом энтузиазме. В свободное, так сказать, время. И двое из нас тогда осели не здесь, а в Горно-Алтайске, именно по той причине, что там находится самая легкодоступная из известных нам волновых аномалий. Ну, не прямо в самом городе, но относительно недалеко, на территории нынешнего Каракольского природного парка «Уч-Энмек». Двое, в том числе и я, вели больше теоретическую работу.

– Мне выпало работать поближе к «цивилизации», все-таки там небольшой городок, а не научный центр. А Игорь Обойников осуществлял непосредственный съем информации на месте. Третий же наш товарищ, Александр Ивакин, в начале 2000-х годов, когда, собственно, и образовался парк, устроился туда лесником. Он работал с измерительной и контрольной аппаратурой, которую мы установили на месте. Сам понимаешь, у него был свободный доступ в место проведения исследований, а также возможность ограничить таковой у всех праздношатающихся по лесам. Сейчас там работает его сын: Сан Саныч умер с год назад. Понятно, что работа продвигалась черепашьими темпами и велась, по сути дела, из чистого упрямства.

Третьяков на несколько секунд прервал свое повествование, хрипло переводя дух и отхлебывая чай.

– Так вот. Существовало множество гипотез, так или иначе объясняющих электромагнитные процессы, что мы наблюдали. И как и большинство научных предположений вообще, – старик усмехнулся явно своим мыслям, – все они базировались больше на догадках, чем на фактах. У нас имелись наши записи, данные о характере изредка регистрируемых в этом месте излучений. Но вот точного понимания того, что же там в конце концов происходит, так и не пришло. Помогла чистая случайность. Сын Саныча, Егор, как-то в очередной раз поехал осматривать аппаратуру. Он тогда уже был лесником, частенько подменяя у приборов ушедшего на пенсию отца. И, как нередко это бывало, по приезде обнаружил, что один узел не работает.

Рассказывая, старик все время делал паузы – годы сказывались, и одышка его мучила все больше и больше не только на подъездной лестнице, но и во время долгого разговора.

– Все наше оборудование, по сути, было собрано на коленке из тех запчастей, что мы смогли достать. Купить, выпросить у знакомых радиоэлектронщиков или, уж извини за откровенность, украсть при увольнении из института. Сама идея этих исследований интересовала Егора мало, пользы никакой он не видел, однако отцу и двум его друзьям отказать не мог. Вот и мотался изредка, проверяя абсолютно не нужную ему технику. Он и стал, можно сказать, первооткрывателем.

Виктор Викентьевич неожиданно пронзительным взглядом посмотрел мне прямо в глаза:

– Если бы то, что мы там открыли, стало достоянием так называемой широкой общественности, мне бы, наверное, и Нобелевской премии не пожалели. А Россия как страна перестала бы существовать очень быстро. Сам помнишь, как еще десяток лет назад мы даже не продавали, а просто сдавали американцам все, что было можно. И что нельзя – тоже. Да и сейчас этот процесс замедлился просто потому, что продавать стало нечего – все, что есть, уже давно чье-то. Ради такого лакомого куска нас бы смяли полностью. Поэтому мы молчали. И продолжали свои исследования.

– И что же он там обнаружил, неужто древний клад или летающую тарелку? – Несмотря на полушутливый тон, я мысленно подобрался, понимая, что собеседник вплотную подошел к самой важной части разговора.

– Приехал Егор на место в расстроенных чувствах, дома что-то не ладилось. И, вытащив сгоревший блок, в сердцах изо всех сил запустил им в сторону опушки леса. Тот пролетел метров десять и… исчез. Просто растворился в воздухе, словно его никогда и не было. Егор настолько опешил от увиденного, что на несколько минут просто обалдел. Это его собственные слова.