Глава II
Маленький комедиант

ДОМ, В КОТОРОМ волею судьбы Матвей сделался управляющим (это бывает редко для безграмотного мужика), находился в аристократической части Петербурга и принадлежал одному видному общественному деятелю, Павлу Михайловичу Бухтоярову.

Сперва Матвей, как водится, приехав из деревни, поступил в подручные к своему земляку в этом же доме. Не прошло и года, как он сам сделался старшим дворником, а потом даже управляющим.

Этот молодой и красивый, очень похожий на своего младшего брата Ивана парень оказался очень ловким и сметливым. На него заглядывались молодые горничные и кухарки. Мягкий, вкрадчивый, он так и лез в душу любого человека, кто имел с ним дело. Он мог подладиться к господам, находя различные предлоги, получить с них на чай. Насчет срывки, он был первый мастер на это дело. Ни один легковой извозчик не станет около подъезда дома, не заплатив ему пошлины в виде пятачка.

Старший дворник Петр Никонов, у которого Дементьев служил в подручных, был заурядный человек, служивший хозяину так, как Бог на душу положит…

Дело он свое исправлял добросовестно, пользуясь обычными доходами с квартир, был и этим доволен, за «на чаем» не гонялся, ни перед кем не увивался, никому не кланялся, не обращал как пожилой человек на себя внимания горничных и кухарок, был одинаково со всеми уважителен и держал себя степенно. Извозчики стояли, где им было угодно, никем не гонимые, и татары свободно входили во двор, крича свое: «Халат, халат!» Вот почему он и недолюбливал своего подручного, видя в нем претендента на свое место.

– Вот что, Матвей, – сказал однажды Никонов, сидя за обедом. – Не пора ли, братец, тебе в деревню? Теперича весна начинается, а брату твоему, Ивану, помощь нужна, одному не управиться ему с хозяйством-то.

– Я не поеду в деревню, – твердо сказал Матвей, смекнув, к чему клонит старший.

– Не поедешь, ладно, дело твое, а я на твое место Митрия поставить хочу.

– Да что вы, Петр Никоныч, за что на меня гневиться изволите? – воскликнул Матвей. – Кажись, я свое дело в исправности веду и ни в чем я не причинен…

– Как ни в чем? Уж я прямо тебе скажу, без запятых, что таких людей страсть терпеть не могу. С горничными да куфарками якшаешься, да мне, впрочем, на это наплевать, а то главное, что зря на меня мораль наводить начал.

– Да что вы, Петр Никоныч, да неужто я…

– Молчи, черт! – рассердился Никоныч. – Савельич зря говорить не будет… На мое место, вишь, захотел, чертова кукла, нет, не с твоим рылом!

Матвей покраснел. Швейцар Савельич действительно утром слыхал, как он, подметая парадную лестницу, разговорился с горничной из девятого номера, с курносой Дашуткой.

До слуха его донеслись с третьего этажа следующие слова:

– Коли теперь, Дашенька, вы не хотите обращать на меня вашего благосклонного внимания, то обратите опосля.

– Почему это? – спросила Даша.

– Не скажу покуда, – сказал Дементьев, – потому что евто секрет!

– Секрет? Вот оно что… Нет, вы мне скажите!

– Ну, могу-с… Если вам, к примеру, сказать, тогда весь дом узнает, и тогда мне плохо придется.

– Ну скажите, – просительно заговорила горничная. – Я никому не скажу, тоже в секрете держать буду.

И она так близко подвинулась к красивому парню, что он обнял ее за талью и коснулся губами ее щеки.

– Не смейте! – сказала она, отклонив свою голову. – Секрета сказать не хочет, а сам целоваться лезет!

«Гм… В этих делах амурных ему здорово везет!» – подумал Савельич, сидя на своем стуле.

– Ну хорошо, скажу, коли вы меня сами поцелуете! – сказал Матвей, вновь привлекая к себе Дашутку.

– Ну ладно.

– Задаточек с вас.

– Ишь, какой хитрый!

– Ну ладно. Так слушайте: старшего нашего скоро побоку.

– Ну!

– Верно вам говорю, Дашенька.

– За что же его отказать хотят?

– Дело хозяйское, ну и подстройка под него есть маленькая, подковырка значит.

– С вашей стороны?

– Что вы! Я не такой человек, чтобы кому неприятное делать, а хозяин заметил, что за стариком блохи водятся.

– Вот оно что. А кого заместо него ставят?

– Меня!

– Вот как! Поздравляю. Тогда вы мне, наверно, браслетку купите?

– Беспременно.

– Прощай, меня зовут! – спохватилась горничная.

– А что вы мне обещали?

– Обещанного три года ждут.

– Хитрая вы! Ну, я тоже не упущу своего!

Раздался звук поцелуя, и швейцар вскочил со своего стула.

– Тут нужно одно из двух: или целоваться, или лестницу подметать! – крикнул он.

Горничная ахнула и юркнула в свою квартиру, а Дементьев с испугом схватился за щетку и принялся за дело.

Этот инцидент был передан Савельичем Никонову, который и решил немедленно избавиться от своего подручного.

На другой день Матвей был уволен.

Кроме полученного жалованья, у него было сбережено немало «чайных» денег, так как он был мужик аккуратный и запасливый. Поселившись неподалеку, Матвей ловко повел интригу против Петра Никонова, в чем много способствовали бегавшие к нему влюбленные горничные. На бедного Никонова посыпались разные неприятности и подвохи. Наконец все это надоело ему, и старик, плюнув на все, взял у домовладельца расчет и перешел на другое, заранее рекомендованное ему место.

Понадобился новый старший дворник, о чем Дементьев прекрасно знал. На следующее утро по уходе Никонова Матвей пошел поджидать выхода барина, который аккуратно в десять часов выходил на службу.

– Ну что, как? – спросил его Савельич.

– Какие наши дела, знамо, не важные, – ответил Матвей.

– Никак пришел на место проситься?

– Отчего бы и не так. Кажись, у меня было все в опрятности.

Швейцар ехидно усмехнулся.

– Еще бы! – сказал он. – Всем угодил: и Дашенькам, и Машенькам, и Дунечкам.

Дементьев тоже усмехнулся.

– На этот счет охулки на руку не положим, – ответил он.

– Ну ладно, ступай, нам не жалко.

Павел Михайлович Бухтояров, держа под мышкой портфель, медленно сходил по ступеням лестницы. Пока швейцар отворял ему дверь, Дементьев, чтобы угодить домовладельцу, бросился нанимать извозчика.

– Не оставьте, ваше скородие, вашею милостью! – сказал он, сняв шапку и низко кланяясь.

– А отчего тебя отказал Никонов? – спросил барин.

Матвей слегка смешался от этого неожиданного вопроса.

– Видит Бог и добрые люди, – сказал он, – что я честно и исправно исполнял свои обязанности, все мною довольны были. А отказал это он меня сам не знает за что, – управлюсь, говорит.

– Ну ладно, иди и скажи управляющему, что я тебя принимаю в старшие дворники.

Хозяин уехал, а Матвей, не чувствуя под собой ног, бросился чуть не бегом в контору.

Управляющий был там и, увидя входившего Дементьева, хмуро и сердито взглянул на него.

В душе он терпеть не мог этого балованного красавца, отлично понимая, из-за чего Никонов, человек вообще хороший и строго честный, должен был покинуть свое место.

– Здравия желаем, Павел Иванович, – кланялся Матвей, стоя у порога конторы.

– Что тебе? – послышался суровый вопрос.

– К вашей милости объявиться.

– Как это объявиться?

– Барин определили меня к себе старшим дворником и приказали объявиться.

– Гм… старшим! Я тут, братец, ничего не знаю, сам мне ничего не говорил.

– Это верно-с… Извольте спросить у свицара.

– Ладно! Приходи после четырех часов, когда сам обедать будет.

– Слушаю-с.

– Упросился, сволочь этакая, – проворчал управляющий, после того, когда новоиспеченный «старший» вышел из конторы. – Ну ладно, не долго тут поцарствуешь!

Он и предполагать не мог, что долго или коротко, но Дементьев сживет его самого.

Прошло после этого года полтора.

В продолжение этого времени «маленький комендант», как шутя называли жильцы этого дома Дементьева, повел дело на чистоту. Повсюду: на дворе, на лестницах, на чердаке и везде, куда мог проникнуть хозяйский глаз, царила образцовая чистота и порядок. Управляющий Бухтоярова совал свой нос повсюду, чтобы привязаться за что-нибудь к ненавистному дворнику, но ничего такого не находил. Дементьев был вполне безупречен. Но зато не легко было его подручным. Сам он почти ничего не делал, и вся забота его состояла в том, чтобы исправно получать с квартир доходы и изобретать средство для получения «на чай», беззастенчиво облагая этим налогом извозчиков, татар, тряпичников, зеленщиков, мясников и чуть ли не кошек и собак. Подручным (их было трое) платил он мало, но работать заставлял много, почему они подолгу у него не заживались, так как это были большею частью люди без места и рады были работать из-за куска хлеба, пока не отыщется какое-нибудь дело.

Павел Михайлович был им очень доволен и в конце концов пришел к такому заключению, что управляющий ему почти и не нужен, так как Матвей Дементьев сам может вести новые книги, если выпишет из деревни своего брата, хорошо грамотного человека.

Оно так и случилось. Вкравшись в доверие хозяина, хитрый и пронырливый мужик, который давно вырабатывал план постепенного его ограбления, справедливо рассудил, что один в поле не воин, то есть грабить без помощников несподручно, а найти по подобным делам товарища сложно да и опасно, а чего лучше кого-нибудь из своих. И выбор пал на Ивана.

Тут только он одного не сообразил! Иван и он, Матвей, были совершенно разные люди, несмотря на наружное сходство. Матвей был естественный плут и чисто иезуитского характера, между тем Иван был безупречной честности.

Глава III
Таинственный жилец

МИНОВАВ СТАНЦИЮ КОАПИНО, поезд начал подходить к Петербургу. Марьюшка, давно уже переставшая плакать, не отрывала глаз от окна, мимо которого то и дело мелькали стоявшие на пути запасные вагоны, маневрирующие поезда, всевозможные постройки, а вдали уже был виден огромный город с дымящимися заводскими и фабричными трубами.

– Это и есть Питер? – спросила она.

– Да, это Питер, – ответил муж.

Она припомнила провинциальные города, красиво раскинувшиеся по берегам рек, белея своими зданиями и сверкая на солнце куполами и крестами своих церквей. Но тут перед ее глазами было что-то такое громадное, мрачное, тонущее в сером тумане.

– Какой он некрасивый, – сказала она.

– Это только отсюда так кажется, – сказал Иван. – А внутри он красивей даже Москвы. Один только Невский прошпект, по которому мы поедем, чего стоит. Дома все агромадные, взглянуть – шапка валится, рек сколько, страсть, и все широкие!

– А как мы там найдем Матвея?

– Я ему посылал телеграмму еще из Москвы, пущай идет встречать. Наверно, сам встречать будет.

Поезд начал уменьшать ход. Пассажиры поднялись с мест и схватились за свои узлы и чемоданы. Вот показалась и платформа, на которой толпилась ожидающая публика.

– Вон брат Матвей! – сказал Иван, показывая на солидную фигуру, напоминающую если не купца, то зажиточного торговца. – Ишь как раздобрел, его и не узнать.

– Да он ли это, Ваня? Больно уж на господина смахивает.

– Еще бы и не смахивать, коли этакое место занимает. Погоди, и нас, серых, пообтешет, и мы такие будем.

Поезд остановился, и все начали выходить из вагона.

Матвей шел навстречу брату и его жене с распростертыми объятьями.

Оба они были поразительно похожи друг на друга, отличаясь только свойствами одежды, так как Матвей был одет богато, сообразно званию управляющего, между тем как Иван был одет просто, по-деревенски, хотя и прилично.

– Однако же и женка у тебя, – сказал Матвей, не бывший на свадьбе брата, – писаная красавица.

Марьюшка густо покраснела. Она в первый раз услышала похвалу своей красоте. Там, в Подозерье, после выхода ее замуж на нее мало кто обращал внимание.

– Для вас и квартиру я подобрал хорошую, две комнаты и кухня, вам обоим ладно будет.

– Спасибо, братец Матвей, куда нам такая большая! Нам и в уголку и то ладно было бы.

– Зачем? Дом ведь у нас большой, квартир не перечесть, хватит и вам. Ну, идемте.

Около вокзала их ожидало хозяйское ландо с кучером Евстигнеем.

– Ну, садитесь! – сказал Матвей, указывая на экипаж. – Барин наш добрый и вот чем сподобил…

– На таких мы отродясь не езживали, – сказал Иван. – Ишь тут как просторно! Садись, жена.

Все трое уселись, и ландо, шурша резиновыми шинами, покатилось вдоль Невского проспекта.

– Коли ты так поведешь дело, как я, то годика через три мы и не в таких ландах ездить будем, – говорил Матвей. – Только делай все по-моему. Ты, кажется, прежде выпивать был мастер?

– Да, но этого мастерства я и посейчас не оставляю, – сознался Иван.

– Напрасно. У нас надо держать себя в струне. Оно действительно, отчего же и не выпить, выпиваю и я, но только чувствия не терять и чтоб ни в одном глазе. Тут тебя в кажинную минуту хозяин может потребовать днем и особенно ночью, когда господа из тиятера приезжают. Вот тут и напейся как следует. В праздники-то еще туда-сюда, можно еще, потому что сами хозяева понимают, что мы все одинаково грешны.

– Значит, у вас будет очень трудно?

– Да, нелегко, зато прибыльно. Впрочем, я сам приучу тебя как действовать, а будешь меня слушать, и все пойдет как по маслу. Вот и Большая Морская, сейчас мы будем дома.

Матвей, предполагая видеть в брате деятельного помощника в своих замыслах, решил подкупить его своей заботой о нем и вниманием, поэтому небольшая квартира, предназначенная для мужа и жены, была обставлена совсем не по-крестьянски. Вообще в ней было чрезвычайно просто и уютно, что понравилось Марьюшке.

– А и хорошо же здесь! – сказала она.

– Вот ваша спальня, – указывал Матвей на комнаты. – А тут приемная, где людей будет принимать можно, особенно по делам. Младшие дворники в особой комнатке живут. Их двое. Ну, хозяюшка, распоряжайтесь в своем новом хозяйстве. Вот вам самоварчик, посуда разная… С собою вы не привезли?

Марьюшка что-то вспомнила, ужаснулась и руками даже взмахнула.

– Ах! Беда ведь у нас! – воскликнула она.

– Что такое? – озабоченно спросил Иван.

– А вещи наши в особенный вагон были отправлены! Мы-то об них и забыли.

– Багаж ваш в целости, была бы хфитанция в порядке, а завтра вы можете получить, только малость за полежалое заплотите, – успокоил ее Матвей.

Приехали с вокзала в девять часов утра, и до приезда хозяина со службы управляющий ознакомил нового дворника с квартирохозяевами.

– Вот наш новый дворник, – рекомендовал Матвей своего брата, очень довольный тем, что производил повсюду эффект.

Действительно все обитатели и обитательницы квартир таращили глаза от удивления, видя замечательное сходство между управляющим и дворником. Оба одинаково одетые – в пиджаках, в блестящих сапогах, красивые, с темно-русыми вьющимися волосами, короткими бородами, со свежими здоровыми лицами, одинаково высокие и плечистые производили эффект довольно приятный.

– Теперь положительно можно запутаться, – сказала жена Павла Михайловича, когда оба явились к ней первой, как к супруге домовладельца. – И не разберешь, который из вас Матвей и который…

– Иван, – дополнил Матвей. – Но, сударыня, промеж нас есть и большая разница.

– Какая?

– Такая-с: брат Иван женат, а я холост.

– А, в этом-то! – улыбнулась хозяйка. – Говорят, Иван, и жена у тебя красавица, вот я не видала ее еще. Пришли ее к нам, может быть, и для нее у нас найдется дело.

– Благодарим покорно, – поклонился Иван, они хотели было уйти, но хозяйка остановила их.

– Погодите! – сказала она. – Ты, Матвей, знаешь, кто живет в тридцать шестом номере?

– Прописался купеческим сыном Григорьем Михайловым Ковалевым.

– Он не говорил, чем занимается?

– Сказал, что адвокатскими делами. Прошения пишет, по судам ходит.

– Больше ничего?

– Кто его знает, сударыня, ночь дома не бывает, приходит под утро, спит до первого часу, потом уходит и возвращается утром.

– Это странно… Какая же адвокатура по ночам… Вы оба последите за ним хорошенько. Платит за квартиру исправно?

– Постоянно вперед, сударыня, копеечка в копеечку.

– Странно… – повторила хозяйка. – Живет совершенно один, никто к нему не ходит, занимает большую квартиру, прислуги никакой не держит, по ночам работает, и если он там что делает, Бог его знает, днем спит. И рожа-то у него какая-то подозрительная. Уж не попросить ли его выехать, что ли?

– Без причины будто неудобно, – сказал Матвей.

– Причина всегда может найтись. Допустим, что квартира нам самим нужна для чего-нибудь, отдать ему неустойку, и Бог с ним, пускай переезжает. Да не мешает посмотреть, нет ли у него какого-нибудь склада возмутительной пропаганды или чего-нибудь такого противозаконного. На всякий случай, не мешает заявить полиции.

– Слушаюсь.

– Теперь можете идти… Как тебя зовут, Иван, что ли?

– Так точно.

– Скажи твоей жене, пусть зайдет.

– Покорно благодарим.

– Жильца-то надо теперь навестить, он дрыхнет еще, – сказал Матвей, взглянув на часы после того, как они покинули хозяйскую квартиру. – Странно, что живет совсем один и никого к себе не пущает.

– Пожалуй, и нас не пустит, – сказал Иван.

– Нас не пустить не имеет права. А если не пустит, то мы сейчас и в участок заявим, что он за личность такая!

– Но ведь он прописан и личность свою предъявил.

– Эх, брат, не знаешь ты здешнего питерского народа! Шалыган какой-нибудь али там мазурик какой прописывается сразу на нескольких квартирах; в одной он Иван Иваныч, чиновник, в другой Сидор Поликарпов, потому что у него не один пачпорт, а несколько. Вот ты тут и учти. Вот и тридцать шестой номер. Заперто изнутри, значит, спит еще. Теперь половина первого, – взглянув на часы, произнес Матвей и дернул за рукоятку звонка.

За дверями послышался кашель и затем шлепанье туфель.

– Кто там? – послышался грубый голос.

– Это я-с, управляющий!

– Сейчас.

Отворил дверь высокий человек, средних лет, одетый в халат и туфли на босу ногу. Он посмотрел мрачно, несмотря на то что ничего уродливого в его лице не было.

Он посторонился, чтобы дать дорогу пришедшим, и затем затворил дверь, глядя с недоумением на этих двух похожих друг на друга людей. Они пошли в небольшую кухню, в которой топилась плита и на ней кипело что-то в небольшом котелке. У окна был обыкновенный кухонный стол и около него две табуретки, на столе находились чайник и стакан с только что налитым горячим чаем. Тут же лежали намасленная чухонским маслом булка, само масло, свернутое в бумаге, недопитая сороковка и большая рюмка, два яйца и с фунт колбасы.

– Позвольте вам представить нового дворника, – сказал Матвей, кивая головой на брата.

– А… новый дворник, – произнес Ковалев, смотря то на одного, то на другого. – Это интересно!

– Чем интересно, позвольте спросить?

– Такое сходство, черт возьми. Редко бывают такие случаи, чтобы дворник так походил на управляющего.

– Мы родные братья, – сказал Матвей.

– А, братья! Но и родные братья не всегда походят друг на друга… Наверно, и водку пьете совершенно одинаково?

Братья с улыбкой переглянулись между собой.