***

Трудин с женою вышли из парка и пошли к автомобилю, припаркованному на расстоянии километра.

Путь пролегал вдоль новостроек, возведённых в ущерб здравому смыслу. Первая высотка нелепо смотрелась в отведённом для её строительства узком пространстве. Вторая – новодел, напоминающий московские сталинские высотки. Эта вершина инженерной мысли в городе Б. стремилась затмить все достопримечательности разом.

Непривыкший долго молчать, Трудин обратил внимание на строительство здания, должного стать точной копией тут до него стоявшего.

– Чем плох был сей дом? Одну его часть занимал музей, другую – школа. У центрального входа стоял памятник Ленину. Здание, вроде, всё-таки восстанавливают, но за эти деньги можно построить с десяток ему подобных.

А за какие проступки пришлось пострадать памяти о Ленине? Для чего, вместо него, установили скульптурную композицию в честь переселенцев, решивших переехать в край сто и сто пятьдесят лет назад.

Тогда бы и проспект Ленина сразу переименовали в проспект Переселенцев. Благо, как раз тут и пересекается с проспектом Строителей. За одно и Советскую улицу переименуют.

– Успокоишься ты? Хватит высказывать недовольство. Делается? Уже хорошо! Сейчас ещё вспомнишь реконструкцию кинотеатра «Первоапрельского», где возвели совсем другое строение. Да, я говорю про торговый центр «Первоапрельский».

Ни ума ни фантазии, согласна. И меня берёт злость за учинённую наглость. Были обмануты мои ожидания.

Помню, зареклась ходить в торговый центр. Однако, годы шли, и я стала туда часто наведываться за покупками.

Что до памяти… Забыла! Ну, был кинотеатр. Не стало. Обратно ничего не вернёшь. Ко мне пришло смирение. Я забыла обо всех одолевающих сомнениях.

– А вот я поныне продолжаю негодовать. Когда-то там можно было проявлять фотографии. Других воспоминаний у меня с ним не связано. И отношение к нему спокойное.

Похоже, всё это происходило до вступления в сознательную жизнь.

Как говорит мама – это было давно и не правда.

– Как хорошо, что ты хоть в чём-то способен придерживаться рамок приличия и не выпячивать своё эго.

Ты и с потерей парка смиришься. Запасись для того терпением. В случае строительства высотки, вместо восстановления посадок, ты будешь одним из первых в числе желающих приобрести квартиру.

Спорить с суждением рано. Нужно запастись терпением и ждать.

Или планируешь поднять людей для выражения возмущения? Заниматься таким ты не станешь – такова моя твёрдая уверенность.

Сформировать и утвердить общественное мнение тебе по силам, только реализация хромает. Никто не желает слушать подобных тебе. И правильно делают.

Всех сотрясателей воздуха не переслушаешь. Ежели пытаться им угодить, скорее запутаешься.

Особенно учитывая, насколько сильно разнятся точки зрения людей, готовых бороться, пока их требования не будут выполнены. Беда в одном – они редко полностью совпадают в представлениях о должном быть.

Обязательно существуют нюансы, которых предусмотреть невозможно. Проще говоря, всем не угодишь.

Это особенно верно в отношении молчащего большинства, к которому принадлежишь и ты.

Напомни, как часто посещаешь выборы?

– Зачем их посещать? Кого выберут – заранее известно. В нашем государстве народ почти никогда не выбирал руководителей, то случалось вне его воли.

Обязан быть избран кто-то определённый, его и изберут, подогнав нужное количество голосов. Такого мнения я всегда придерживался. Поэтому: голосовать – время терять. Есть уверенность, итоговые проценты становятся известными до начала выборов.

Вот и спрашиваю: зачем посещать?

– И этот человек совсем недавно смел укорять других в отсутствии у них совести!

По мне – требуется проявлять гражданскую ответственность, отдавая голос за кандидата или решение, наиболее мне близкое.

Я непременно соглашусь поддержать инициативу по сбережению ресурсов государства, особенно возобновляемых. Поддержу и меры по наведению порядка в стране, чтобы граждане наконец научились сознательности.

Таким образом, я могу проявить активность, тем добившись мне желаемого.

А вот по вине подобных тебе, в большинстве игнорирующих выборы, но продолжающих негодовать от с ними творимого… Всё продолжит оставаться худо.

Не думал ли ты, какова твоя личная вина в вырубке парка? Именно ты являешься прямым виновником, чьё молчание постоянно приводит к катастрофе.

Может хватит противоречий? Ты молчи, но вырази гражданскую позицию анонимно.

– Не найти нам сегодня общего мнения. Или ты мне специально противоречишь? Прямо всё принимаешь в штыки, о чём я не поведу речь. Давай тогда обсудим это, пока совсем не разругались.

Оно хорошо, что мы привыкли обговаривать наши суждения, так лучше понимая происходящее.

Мне приходится с тобою соглашаться, понимая правильность твоей позиции. Одно мне мешает: душа требует протеста. Не могу смотреть на человеческое свинство.

И вот ты мне говоришь, уподобляя свинье и меня. Оказалось, я ничем не лучше прочих. И во мне есть изъян, наличие которого должно портить обо мне впечатление. Вынужден с этим согласиться.

Моя главная проблема – я являюсь соглашателем. К чему ни веди, я останусь при своём мнении, соглашаясь со всем, мне так неугодным. Воспринимаю за данность присущего мне характера.

Ты прекрасно знаешь – о своих мыслях я редко распространяюсь при посторонних. Этакий представитель большинства, недовольного происходящим, вечно сетующим и ничего не делающим, в том числе и необходимого.

– Борись! В тебе комплекс ущербности. Безусловно, он – есть благо. Государству нужны соглашатели. Они – серая масса. Безликая. От них ничего не зависит. Это их, как бы, устраивает.

А вот представь: подобные тебе начнут говорить о недовольстве, предпринимать действия для претворения в жизнь ими желаемого. Рухнет тогда всё! Хорошо, ежели страна устоит, не развалившись на части.

Не так сложно додумать, по какому принципу это произойдёт. Кажется, побуждающими мотивами станут национальные и территориальные интересы. Но зачем? От этого ничего не изменится. И тогда серая масса не увидит изменений. Всё останется прежним, кроме людей у власти: точно таких же, какие были до них.

Не раз думала о перспективах человечества, излишне заигравшегося в политику национальных интересов.

Человечество спорит о пустом, забыв про общий принцип – само на себе паразитирует, собой же питаясь. Тем добиваясь благополучия отдельных членов, вполне похожих на деятеля, вырубившего Смарагдовый парк.

Так вот, стоит подобным тебе заявить о праве серой массы на честь и достоинство – грозит произведением в умах людей революции.

Представь, ты во весь голос заявишь о желаемом. Сперва тебя поднимут на смех. Скажут: выискался искатель правды, ничтожность вящая с поганым языком. И заклюют тебя, не сумевшего за себя постоять.

Нужен яркий пример такого борца? Иисус Христос. Вот человек – пострадавший за убеждения. Решение о его казни принял не поставленный правителем над Иудеей, а сами иудеи, испугавшись излишне благих помыслов.

Получается, нужно пасть жертвой обстоятельств, дабы механизм запустился.

Ты на это готов? Или собачники с курильщиками того не стоят?

Нужен резонанс – всем полагается задуматься о реализации твоих убеждений.

Ещё раз вспомни Христа, при жизни ничего не добившегося, зато по его смерти были запущены процессы, зримые в современном обществе. Ведь гуманизм и правда шествует по планете.

Надеюсь, человечество сумеет выжить, преодолев злой рок гуманизма, превратно понимаемый. Всему суждено изменяться от первоначального замысла.

Как бы твои идеи не привели к уничтожению табачных плантаций и всех собачьих пород.

– Своими рассуждениями ставишь меня в тупик. Проще замолчать, боясь открыть рот.

Отчего другие позволяют себе вольности, а я такого права лишён?

Пока получается, единственное моё право – молча соглашаться абсолютно со всем.

Не кажется тебе странным придерживаться именно такой жизненной позиции?

Может ты и права. В конечном счёте, всё таким и является.

Я стараюсь выражать недовольство, на самом деле значения не имеющим. В меня плюют, я утираюсь и улыбаюсь в ответ, чтобы позже разразиться гневом, стоит мне оказаться в стороне. Мне такого не хочется. Быть выше этого – не имею желания. Я действительно опасаюсь последствий. Как тогда быть?

Продолжать созерцать общество, подвергающееся разрушению? Или принять вариант: нет никакого разрушения?

Наоборот, человек становится сильнее, стоит абстрагироваться от повседневности. Этак вспомнишь Ницше, с его идеями о сверхчеловеке. Тогда как быть?

Поддержать Ницше? Признать в каждом право на им творимое? До добра это не доведёт У нас итак в стране анархия, прикрываемая будто существованием государства.

– Ты ещё не заблудился в разности рассуждений за столь краткий срок? Тобой какие только мысли не владели, вплоть до самых противоположных. Каждый раз ты оказываешься человеком мгновения.

Тебя нечто способно беспокоить, когда оно становится близким. Стоит убрать раздражающее обстоятельство, и словно ничего не беспокоит.

Задумайся тогда над ещё одним предложением: откажись видеть и слышать окружающее. В идеале, конечно, желательно онеметь. Разве не станет лучше? Ничего ужасающего не происходит, раздражает невозможность простейших действий. Из чувств тебе доступными останутся осязание и обоняние.

Думается, какой степени уродливости не будь объект общения, как от него не воняй – тебе будет приятно.

Можно вернуть слух – ничего он не изменит. Будешь рад слышать не столько человеческую речь, сколько звуки природы и, куда без них, миазмы городского шума.

Но нельзя возвращать зрение, поскольку весь негатив формируется при участии глаз. Замечаешь срубленные деревья, сразу негодуешь, хотя радости от их прежнего присутствия никогда не выражал. И про всё прочее молчал, пока неким деятелям не вздумалось внести изменения.

Получается, тебя беспокоит нарушенный баланс в восприятии. Этакая форма консерватизма, способная взывать к недопустимости любых перемен, в том числе и к лучшему.

– Согласен провести эксперимент. Возьми меня за руку и веди, ничего не сообщая, кроме возникающих неровностей и преград, способных нанести мне вред.

Вот закрываю глаза, мои уши остаются открытыми. Смогу вдыхать и осязать. Отказываюсь лишь от зрения.

Вот стараюсь сделать первый шаг… Мне страшно! Переполняюсь от неуверенности. Слышу быстрое передвижение, это должен быть ребёнок на самокате.

Какие же страхи одолевают меня? Прежде боялся поступков взрослых, понимал осознанность ими делаемого. Того же – в отношении детей – сказать не могу. Дети подобны вихрю, понять ход их мысли невозможно. Они легко кинутся мне под ноги, сшибут меня, может того не заметив. А я сейчас слеп, перед детьми особенно беспомощен.

Об одном могу думать – о детях. С ними нужно говорить, чтобы они научились понимать нужды слепых. Это – поразительная мысль! Дети должны внимательно относиться к жизни, словно они окружены слепыми людьми, подобными мне.

Действительно, ребёнок вырастает, привыкнув думать, будто мир наполнен людьми, способными понимать, тогда как все люди слепы… постоянно перекладывающие ответственность на других, кого считают зрячим по умолчанию.

Теперь – бреду слепой, воспитанный в слепоте, привыкший полагаться на других. Я совершенно беспомощен.

Забудем о детях, идём дальше.

Ты излишне крепко меня удерживаешь за руку. Отпусти. Я должен идти сам.

Всё-таки страшно. Мне непонятно, каких ориентиров придерживаться.

Хорошо, возьми за руку снова, веди в нужном направлении.