Глава 2

Ресторан. Мало публики, уже поздно, официанты скучают. Женька за столиком справа в компании Распутина и его уныло пьянствующей свиты. За столиком слева Первый имажинист и Второй имажинист. За столиком в тёмном углу Яков (18 лет).

– Ты узнаёшь ту даму в перьях? Ту, рядом с Распутиным, – говорит Первый имажинист.

– Да, я сразу её вспомнил. Это же было лет пять-шесть назад? Да, нам тогда жрать было нечего, и мы с улицы забрели на какой-то дурацкий приём в купеческом доме. И там эта милая девочка пела гусарскую песню. Женя? Да, Женечка Андреева.

– Теперь она графиня Шаховская.

– А! Граф женился на деньгах?

– И приобрёл огромные проблёмы.

– Ты знаешь про неё?

Первый имажинист, заметно смутившись:

– Читаю газеты. Училась пению в Италии, наскучило. Вернулась и увлеклась автомобилями. Сама копается в моторах, участвует в гонках, ставит рекорды скорости. Фехтует, боксирует и ещё чёрт знает, чем занимается. Муж её не видит, дома она не бывает. Вот, теперь это: Распутин её новое увлечение.

– Странная графиня.

– Она явно не гналась за титулом. Родители постарались выпихнуть замуж, думали угомониться.

– Конечно, зачем ей титул с такими деньжищами!

– Нет, не в деньгах дело. Она…

– Дело всегда в деньгах.

– Нет.

– Да.

– Нет.

– Да – да.

– В ней есть что-то созвучное эпохе, может быть именно то, что мы ищем в своих стихах.

– О, брат, да ты заинтригован. Напиши про неё поэму! Нет, правда: вот если бы ты стихи про неё писал, какой взял бы образ? Нарисуй её одним единственным словом!

Первый имажинист размышляет, а Женька встаёт из-за стола и идёт к имажинистам.

– Она улётная, – говорит Первый имажинист, глядя на Женьку.

Женька подходит.

– Господа поэты!

Имажинисты встают и раскланиваются. Распутин падает бородой в ботвинью и засыпает. Женька бесцеремонно усаживается за стол к имажинистам. К ней подскакивает официант, но она небрежным жестом отсылает его.

– Я вижу, что прошли те времена, когда вы бутерброды таскали со столов в чужих домах, – ехидно говорит Женька.

Первый имажинист стремительно краснеет, а Второй имажинист с ещё большим ехидством отвечает Женьке:

– Да, у нас недавно вышел совместный сборник, получили изрядный гонорар. А у вас я вижу, тоже прошли времена, когда вас маменька от гостей прогоняла. Вы я вижу, нынче в прекрасной компании.

Он кивает на Распутина и его свиту, которая суетиться вокруг старца, оттирая ему бороду. Женька рассеянно смотрит на них, как будто не понимая, что это за люди и почему она с ними.

– Мы не с того начали, – говорит Женька имажинистам. – Я рада за вас. И я рада вас видеть. А эти мне ужасно надоели. Говорят, у вас намечается литературная дуэль с Маяковским? Это так интересно.

– Да, – говорит Первый имажинист. – Маяковский предлагал назвать это английским словом «батл», но мы решили придерживаться традиций.

– Батл? Чудовищно интересно. Вы меня приглашаете?

– Да! – Первый имажинист подпрыгивает на стуле от восторга.

– Да, Евгения Михайловна, обязательно приходите, – Второй имажинист более сдержан.

– Я приду. Я может быть, даже выступлю. Я ведь и сама немного сочиняю. Вернее, перевожу. Вот, например, из Элюара:

 
Из одиночества вдруг вылезла химера,
Закрыла тугой сиськой жизни мразь,
И распустив косу, заманчивой шпалерой,
Со мной играла в подлинную страсть.
И постепенно, в разжиревшей форме
Я растворился телом и душой.
Гниенье и упадок стали нормой,
Я примирился с грязью и войной.
Теперь я у химеры бесформенной в плену.
Могу ли говорить, что равнодушья сердцем не приму?
 

Женька выжидательно смотрит на поэтов, Второй имажинист отворачивается, а Первый имажинист говорит:

– Очень темпераментно.

– Манерно, Евгения Михайловна, манерно. Декадентов начитались, а они уже не в моде, – говорит Второй имажинист.

– Вам тоже не понравилось? – спрашивает Женька у Первого имажиниста.

– Уж очень вольный перевод, Евгения Михайловна. Я ведь помню этот текст. Там у Элюара: «Смогу ли сказать, что сердцем я против глупых причуд, рождённых одиночеством?». А про химеру там, извините, ничего нет.

Женька лишь презрительно усмехается.

В ресторан заходят Полицейский и Городовой. С ними ещё несколько полицейских в штатском, они держат руки в карманах, карманы оттопыриваются. Городовой показывает пальцем на Якова:

– Так вот он, ваше благородие. Точь-в-точь, как на фотографии. Он.

– Не тычь в него, дурья башка, – шепчет Полицейский и хватает Городового за рукав, но поздно – Яков их заметил и выхватил браунинг.

Полицейские в штатском тоже достают оружие. Яков опрокидывает стол и, прячась за столешницу, начинает пальбу. Ошалевшая публика в панике разбегается из-за столов, Женька визжит от восторга. Полицейский орёт:

– Не стрелять! Не стрелять!!

Но все стреляют. Городовой упал на четвереньки, вынул из ножен саблю. Он саблей показывает полицейским в штатском, что надо подкрадываться с двух сторон.

Распутин прячется под стол и кричит:

– Эсеры! Эсеры меня убивать пришли!!

Яков, перезаряжая браунинг:

– Кому ты нужен, старый козёл.

Яков лихорадочно озирается, замечает Женьку, которая, встав на цыпочки, показывает ему: «Оглянись, оглянись!». Яков оглядывается и замечает позади себя окно, задёрнутое плотной портьерой.

Яков стреляет из браунинга, срывает портеру, выпрыгивает в окно.

– Я узнала его. Это же мальчик с грязной посудой! – восхищённо шепчет Женька.

***

Канцелярия, полумрак. Большой стол с телефонными аппаратами. Человек в военном мундире и Человек в партикулярном костюме негромко беседуют.

Человек в военном мундире:

– Война дело решённое, вопрос лишь в том, как скоро мы в неё ввяжемся.

Человек в партикулярном костюме:

– И на чьей стороне.

Человек в военном мундире:

– Это как раз не вызывает сомнений. Его Императорское Величество будет верен союзническому долгу.

Человек в партикулярном костюме:

– Но кайзер его дядя! Они дружны…

Человек в военном мундире:

– Поверьте, когда загрохочут пушки, о родственных чувствах придётся забыть.

Человек в партикулярном костюме:

– Пушки это да, пушки это аргумент. А у нас много пушек?

Человек в военном мундире:

– Смею вас заверить, вполне достаточно. И пушек, и винтовок, и даже аэропланов.

Человек в партикулярном костюме:

– Аэропланов? Разве они имеют какое-то значение на театре военных действий?

Человек в военном мундире, усмехаясь:

– Сразу видно, что вы человек не военный. За аэропланами большое будущее. Как и за подводными лодками. Поверьте мне: в грядущих войнах баталии развернуться не только на суше и на море, но и в воздухе, и под водой.

– И под землёй, и под землёй ! – весело шутит Человек в партикулярном костюме, но осекается под взглядом Человека в военном мундире.

– Коли прикажут Его Императорское Величество, то и под землёй, – очень серьёзно произносит Человек в военном мундире. – И под землёй, и над Луной, и в самоём Солнце, коли потребуется. Смею вас уверить.

***

Гараж. Стол, на столе самовар. За столом, уронив голову на руки, спит Механик. У откинутого капота автомобиля Женька. Она с упоением копается в моторе, закатав рукава нарядного платья, руки по локоть в мазуте. Входит Яков.

– Евгения! Евгения Михайловна!

Женька стремительно оборачивается:

– Ты?

– Хотел вас поблагодарить.

Женька, вытирая руки ветошью:

– Ну так благодари.

Яков, смущённо:

– Я… Крайне признателен. Вы, можно сказать, спасли меня.

– Ну так и говори.

– Да. Вы спасли меня. Благодарю вас.

– Почему тебя ловит полиция? Ты разбойник?

– Я революционер.

– Вот дурачок. На тебе конфетку.

Женька берёт со стола конфету и протягивает Якову. Он стремительно выходит. Просыпается Механик:

– Евгения Михайловна, вы бы хоть фартук надели, право слово.

Глава 3

Авиашоу. Человек с киноаппаратом настраивает киноаппарат. Много публики, много аэропланов. Очень шумно: треск моров, гул толпы и ещё оркестр. Раймонда де Ларош летает на аэроплане. Публика стоит, задрав головы вверх. Человек с киноаппаратом снимает. Женька, расталкивая публику, пробирается к ограждению.

– Это Раймонда де Ларош! – кричит Женька.

Она аплодирует, свистит, хохочет, ведёт себя малоприлично. Её замечает Певец:

– Евгения Михайловна! Идите к нам, отсюда лучше видно.

Женька пробирается к Певцу, рядом стоит Репортёр.

– Кто такая эта Раймонда? – спрашивает Певец.

– Как же вы не знаете? Это известная французская авитресса, – восклицает Женька.

– Ну да. А ещё она пассия знаменитого французского авиаконструктора и летчика Габриэля Вуазена, – говорит Репортёр.

– Ах, как бы и я так хотела! – кричит Женька.

– То есть? Сойтись с Вуазеном? – нейтральным тоном интересуется Репортёр, а Певец морщится от его сальности.

– Да нет же, – совсем не смутившись, отвечает Женька. – Я бы хотела летать. Да, теперь я точно знаю, чего мне не хватало всю жизнь. Летать.

Раймонда де Ларош пилотирует неуклюжий биплан. Она аккуратно набирает высоту, делает плавный разворот над полем, машет публике шарфиком.

– Только она неправильно всё делает, – говорит Женька. – Она же в воздухе, там же нет колеи, там свободно можно влево-вправо и вверх, и вниз! Как птица!! А она всё ровненько, да ровненько… Надо вот так! Вж-ж-ж, вж-ж-жжж…

Женька руками показывает, как надо. Репортёр с интересом наблюдает за пируэтами, которые выписывают Женькины ладошки и спрашивает:

– Вы слышали про поручика Нестерова?

– Нет.

– Поинтересуйтесь.

Раймонда де Ларош совершает посадку. К ней бегут с цветами. К ней бежит Человек с киноаппаратом. К ней устремляется Женька. Раймонда де Ларош ловко ускользает от толпы, скрывается в ангаре. Люди в кожаных комбинезонах оттесняют толпу. Женька, сильно подобрав юбку (это «хромающая» юбка Поля Пуаре), бегом огибает ангар, пробирается внутрь.

***

Ангар. Раймонда де Ларош перед зеркалом стирает с лица моторную копоть.

– Hé, Madame! (Эй, мадам!) – тихонько зовёт её Женька.

Раймонда де Ларош стремительно оборачивается:

– Oh! Vous m'avez fait peur.… (Ой! Вы меня напугали…)

– Mais peut-on vous faire peur? (Но разве вас можно напугать?)

– Et comment. Je suis une lâche effrayante. J'ai particulièrement peur des souris. Et les araignées! (Ещё как. Я жуткая трусиха. Особенно боюсь мышей. И пауков!)

– Madame, mais voler? Est-ce effrayant? (Мадам, но летать? Это страшно?)

– C’est genial! (Это восхитительно!)

– Je le pensais, je le savais! Apprenez-moi. (Я так и думала, я так и знала! Научите меня.)

Раймонда де Ларош смотрит на Женьку с интересом, Женька смотрит на Раймонду де Ларош вызывающе.

– Vous voulez voler. Mais ce n'est pas facile. Et notamment pour une femme. Après tout, vous devrez porter un pantalon. C'est suffisant pour que les gens vous désapprouvent. (Вы хотите летать. Но это непросто. Особенно женщине. Ведь вам придётся носить штаны. Этого достаточно, чтобы на вас глядели неодобрительно.)

Конец ознакомительного фрагмента.