– То есть, она типа Мата Хари, – брякнул Урляев. – Решила нам своих же продать.

– Она типа Колобка, – сказала Наташенька. Кикимора ей явно не нравилась.

– Я никого не продаю! – возмутилась Маша. – Вы сами запёрлись на территорию моего народа, старейшины приказали страже мозги вам выжечь, а я блок поставила. Меня теперь сильно накажут.

– А с чего ты добрая такая? – спросил Маусс.

– У меня свой интерес.

– А с чего ты откровенная такая?

– Люди тени не могут лгать, – сказала Маша.

– И в чём твой интерес?

– У нас война с людьми… – она произнесла что-то на пределе слышимости, но у нас заложило уши. – Ну, с другим племенем. Мы проигрываем, а наш род старше и лишь мы достойны греть разум в тепле дыхания Матери Недр. Дайте нам оружие, мы победим, а вы спокойно уйдёте. А меня не накажут.

– Им нужны частотные генераторы, – пояснил я. – Они с их помощью смогут провести ментальную атаку на своих противников.

– А мы сможем? – быстро спросил Маусс. – Провести атаку.

– Сможете, – сказала Маша. – Но я не скажу, какие для этого нужны частотные характеристики.

– И где нам поблизости алмазами разжиться, тоже не скажешь?

Маша энергично отрицательно помотала головой, и «конский хвост» хлестнул по её хрупким плечам.

– Нельзя вам здесь ничем разживаться, – сказала она. – Сунетесь дальше – конец вам, даже я не помогу.

– Мы посовещаемся с коллективом и вынесем решение, – утробно произнёс Маусс.

Вот это мне не понравилось. Он должен был крыть матом, грохать кулаками по столу и брызгать слюной. Должен был торговаться, требовать алмазы в обмен на генераторы. Требовать беспрепятственный проход по маршруту экспедиции Центрального Геологического Управления Академии Научной Теологии. Потому что вообще на наших глазах создавался прецедент – никогда ещё кикиморы не вмешивались в работу геологов. Вместо этого капитан попросту выпроваживал нас с Машей из кладовки. Что-то нехорошее задумал Маусс.

– Пойдём отсюда, Маша, – сказал я. – Никто тебе здесь не поможет.

Мы вернулись ко мне в каюту, и я сразу начал стягивать с кикиморы рубашку, но она вырвалась и строго сказала:

– Не сейчас.

– А когда?

– Как только ты добудешь оружие для моего народа.

– Но ты пойми, не могу же я с геохода промышленные генераторы снять.

– А ты придумай что-нибудь, – капризно сказала Маша. – Нам очень нужны эти излучатели, очень. На тебя вся надежда. Я тебя специально выбрала.

– Да? А почему именно меня? Не капитана, не Урляева, не Наташку, в конце концов, а именно меня?

– Ты самый красивый, – застенчиво сказала Маша.

– Скажешь тоже, – совершенно искренне возмутился я. Красавцем я себя никогда не считал. Умный – это про меня, да. Мужественный, конечно. Специалист классный. Но уж точно не красавец.

Но кикимора сказала:

– Ты же толстый.

– Ну и что? – обиделся я.

– Значит ты добрый, – как тупому пояснила Маша. Как будто это было нечто само собой разумеющееся.

– Погоди, что-то я запутался. Добрый потому что красивый или добрый, потому что толстый?

– Толстый значит красивый, красивый значит добрый.

Мне всё стало понятно.

– Ну, предположим, – сказал я. – Но чем я смогу тебе помочь, всё равно ума не приложу.

– В обмен на алмазы твой командир согласится отдать нам излучатели?

– А сколько алмазов? – как можно равнодушнее спросил я.

– Мешок. Большой мешок. Вот такой.

– Лучше бы конечно месторождение, но и мешок сгодится.

– Тогда пойдём со мной, к нам. Ты на алтаре Матери Недр поклянёшься, что не обманешь.

Принести клятву языческому идолу за всего лишь безбедную старость?! Да легко. Уже в кессоне, натягивая скафандр, я спросил:

– Маша, а ты-то как у нас без скафандра обходишься? Ведь для тебя атмосфера «Соляриса» как для меня открытый космос.

– У нас скафандров не бывает. Меня закрывает… ну, типа энергетическое поле.

Мне снова всё стало понятно. Типа.

5

Когда мы пролезли в дыру, обнаруженную Наташенькой, то оказались под куполом гораздо большим, чем грот, выжженный плазмой «Соляриса». Это было гигантское пространство ограниченное сверху хрустальным сводом, и даже через шлем скафандра я слышал мелодичный небесный звон. Густой воздух слоился радугой, переливался оттенками красного. Мы шли не спеша к источнику мягкого багрового сияния в центре этого волшебного места.

– Это алтарь Матери Недр, – сказала Маша, указывая на мерцающее пирамидальное возвышение из розового алмаза. – А это пастбища людей тени.

Маша повела рукой, обводя бескрайние поля бледно-багровой травы, на которых паслись стада рыжих слепых коров. Линия горизонта загибалась к хрустальному своду и терялась в розовой дымке. Постукивала водяная мельница на ручье из жидкого олова. Курилась дымком небольшая кузница. Жужжали медные пчёлы, собирая янтарный мёд. Неподалёку гончар шустро разминал свинцовый ком. Жнецы вязали снопы рубиновых злаков, пастухи дудели в асбестовые флейты и пощёлкивали бичами, доярки гремели слюдяными вёдрами, дети выстраивались в очередь за парным молоком.

– Молоко, творог и сыр. Мёд. Немного пшеницы, – сказала Маша. – Это наша основная еда. Всегда её не хватало, теперь совсем стало мало, поэтому война за пастбища.

– Точно как у нас, – ответил я. – Просто вместо молока счёт в банке, а вместо войны доносы в КоГноБез.

А к нам уже топала по красноватой травке делегация кикимор. Или кикиморов? Короче, кикиморских мужиков. Голые, худющие, письки тонкие болтаются. Умора, одним словом. Первый кикимор подойдя, поднял в приветствии тощую руку. Другие остановились поодаль, настороженно посматривая.

– Это Вася, – представила Маша. – Наш Верховный Стратег.

– Боря, – сказал я и тоже помахал ручкой. – Очень приятно.

Но Вася, не обращая на меня внимания, сразу зашептал на ухо Маше что-то едва слышное, шипящее и булькающее.

– Меня хотят казнить, – сказала Маша.

– Чего ж сразу и казнить? – удивился я. Строго тут у них оказывается.

– Да твой визит ещё на меня повесить решили, а это по совокупности – кирдык! Но Вася мне поможет, потянет время.

– Почему?

– Он же умный, стратег. Он понимает, что победа на войне важнее наказания одной еретички.

– А я подумал, он тебя любит.

– Ну, – смутилась Маша, – мы единомышленники.

К нам тем временем приблизился ещё один кикимор, постарше, с козлиной бородкой и дикарскими татуировками по всему телу. Земляне себя так в двадцать первом веке уродовали. Начал этот бородач на Васю наезжать, даже за руку схватил. Бормотал по-ихнему, по-кикиморски, но и без перевода было понятно, что не одобряет он меня, Машу и Васино с Машей сюсюканье.

– Коля, самый главный у нас, – пояснила Маша. – Типа генеральный директор акционерного общества. Очень строгий.

– И контрольный пакет акций у него? – спросил я.

– У него, – вздохнула Маша.

– Видно, что ушлый, – сказал я.

Коля между тем продолжал чего-то сердито шипеть, руками размахивать, Вася пытался возражать, а я украдкой озирался.

Свободные от дискуссии кикиморы на нас внимания почти не обращали, занимались своими делами. Жали, сеяли, возделывали в поте лица своего. Двигались степенно, без суеты, детвора не шалила, бабы не скандалили, пьяных было не видать. Складывалось впечатление благолепия и гармонии.

– Расклад такой, – снова заговорила Маша. – Меня казнить не будут, пока ты оборудование не предоставишь. Твоим друзьям временно ничего не будет, но уйти не смогут, путь вашей лодке стражей везде перекрыт. Тебе большой мешок алмазов будет, как я обещала. Давай скорей на алтаре клянись, что генераторы припрёшь.

И тут Коля сам ко мне обратился:

– Кляныс, чито нэ обманыш. Своим богом кляныс ы Матыръю нэдров тоже покляныс. А эсли обманэш, пилядь буду и над зымлёй тыба найду ы показню.

Ну, поклялся я, короче. А что было делать?

7

Когда я вернулся, мои друзья устанавливали вокруг «Соляриса» фугасные заряды.

– На всякий случай, – жёстко сказал Маусс.

– Очень своевременная предосторожность, – одобрил я.

– Ты где был? – подозрительно спросил Урляев.

– Гулять ходил, – ответил я.

– А где кикимора? – спросила Наташенька.

– В каюте у меня сидит, – зачем-то соврал я.

Экипаж закончил работу и отправился ужинать, селёдку с лапшой доедать, а я полез в Сеть, выискивая всю имеющуюся информацию о кикиморах. Её было мало. Первое поселение обнаружил Маусс, случайно, в ходе обычной проходки на предмет касситерита. От предложения разместить у них нашу миссию кикиморы уклонились, от культурного обмена отказались категорически. Этнографическую экспедицию не пустили на порог. Выражали протест по поводу работы подземных лодок в ареале обитания. Да кто же их, низкотехнологичных, слушать будет? И тут я наткнулся на забавный текст за авторством некоего Ораториева.

Ораториев, как выяснилось, являлся фигурой знаковой, для некоторых был кумиром, для большинства – эдаким интеллектуальным скоморохом. Его эссе «Нужны ли они им?», «Догонит ли улитка черепаху?» и «Обречены ли города на геостационарной орбите?» стали культовыми в определённых кругах. Имел статус легального диссидента, регулярно выплачивал штраф за антирелигиозные высказывания в публичных местах, пропагандировал эвтаназию. Наверняка был сексотом КоГноБеза, ну а кто им не был в наше время?

Тезисы его меморандума сводились к необходимости самого пристально внимания к проблеме изучения кикимор. Он ратовал за скорейшее установление дипломатических и культурных связей, торговых отношений и глобального внедрения агентуры. После этого переходил к неожиданному выводу о неизбежности войны с кикиморами, а после и вовсе призывал к тотальному геноциду. Собственно его сочинение и называлось: «Мы их или они нас?».

В дверь каюты постучали. Странно, капитан обычно вламывался без стука, Наташенька тихонько скребла ноготками, если наведывалась с визитом, а Урляев ко мне не заходил. Я открыл. На пороге в полном составе застыл экипаж «Соляриса». Маусс держал в руке пистолет, а Урляев сжимал разделочный нож. Наташенька изящно придерживала на плече бухту полимерного буксировочного троса.

– Где твоя красавица? – спросил Сашка.

– Вы что задумали? – ответил я вопросом, шагнув назад.

– Не психуй, Пухлик, – проворковала Наташенька. – Мы её не больно зарежем.

– Шли бы вы карстом, – сказал я.

– А с чего ты так завёлся? Она же не человек и даже не животное. Не поймёшь чё! За неё срок не дадут, а бабла срубим немеряно, все кредиты закроем, – сказал Урляев.

– Ты представляешь, сколько за её потроха Анатомический Музей отвалит? – сказал Маусс.

– Да вы, друзья, охуели, – сказал я и захлопнул дверь каюты.

Я заклинил замок, для верности привалил дверь ящиками с образцами и заказал экстренную аварийную телепортацию.

8

Ораториев потчевал меня чёрной икрой, какими—то хитрыми тефтелями, жульеном из марсианских грибов и красным чаем с натуральным мёдом. Нехило живут легальные диссиденты. Мёд нынче двадцать пять рублей кило, а про грибы я даже не знаю, где и за какие деньги их купить можно.

– Так вы прочитали мою статью? – спросил Ораториев.

– Да. Мне показалось, что вы единственный кто уделяет проблеме кикимор должное внимание.

– Я предпочитаю называть их люди тени. Как они сами себя называют.

Он смотрел на меня чуть насмешливо, говорил уважительно и ждал когда я уйду. Надо было его как-то зацепить, и я попробовал:

– Странно с ними всё.

– Что странно?

– Ну, человечество готовилось к встрече с инопланетянами. Искало инопланетян и боялось инопланетян. Написали кучу книжек и наснимали кучу фильмов. А разумная жизнь обнаружилась в недрах планеты. Новая раса, самобытная культура, использующая психокинетику и экстрасенсорику. И всем по фигу!

– Вы зрите в корень, мой юный друг! – высокопарно воскликнул Ораториев и я подумал, что он всё же на редкость неприятный тип. – Феноменальное равнодушие нашей цивилизации само по себе заслуживает отдельного исследования.