Посмотрев в его глаза, Гера возмущенно передёрнула плечами. «Я чувствую себя уличной женщиной, которой уплатили вперёд за то, чтобы она переспала с невинным мальчиком!» – с отвращением подумала дочь Крона. Она готова была выбежать вон из залы и умчаться прочь с ненавистного ей пира. Но тут богиня взглянула на ложе Амфитриты и заскрипела зубами от бешенства. Её похотливый муженёк и негодная потаскушка лежали в объятиях друг друга и ворковали, как два влюблённых голубка! Одной рукой Зевс слегка сжимал пальчики соседки, а другая, потянувшаяся за кубком, застыла, не достигнув цели, на её обнажённой груди. Их губы почти что сливались в поцелуе, и ноздри Зевса, жадно вдыхавшего запах волос Амфитриты, подрагивали от возбуждения. Когда виночерпий протянул Гере кубок, она с трудом подавила желание швырнуть его в голову прелюбодейке. Но вместо этого она судорожно облизала сухие губы, и, не слушая заздравных речей, несколькими большими глотками выпила всё своё вино. Затем, повернувшись к Иксиону, она спросила без обиняков:

– Я тебе нравлюсь?

Физиономия принца расплылась в довольной улыбке и сделалась от этого ещё глупее.

– Я безмерно восхищаюсь тобой, царица! – напыщенно произнёс он. – Твои лучистые глаза, твои коралловые зубы, твои чудесные ланиты, – всё это сводит меня с ума! Жду не дождусь той минуты, когда смогу доказать тебе силу моих чувств.

«Это означает, – сказала себе Гера, – что он готов запустить руку под мой подол». Выпитое вино неожиданно ударило в голову, в ушах зашумело. Пиршественная зала поплыла перед ней плавными кругами. Стараясь унять головокружение, богиня сжала ладонями виски и закрыла глаза. «Боже! Какой болван! – подумала она о сыне Флегия. – Сама царица богов решилась подарить ему свою любовь, а он сыпет плоскими комплиментами, словно я какая-нибудь тупоголовая погонщица мулов».

Между тем царь заметил, что гости устали от застолья и не прочь немного передохнуть. Возвысив голос, он предложил желающим пройти в сад или в приготовленные для них покои. Его приглашение оказалось очень кстати.

– Мне как-то не по себе, Иксион, – промолвила Гера. – Проводи меня в опочивальню и… что это ты говорил о своих чувствах?

Принц соскочил с ложа, галантно подал богине руку и повёл её прочь из зала. Выходя, Гера оглянулась и увидела, как Зевс с Амфитритой скрылись в противоположных дверях. Вид этой милой парочки всколыхнул в её душе мучительную ревность.

– Что ж, – пробормотала Гера, – клянусь Стиксом, я готова была пощадить Зевса, но он в очередной раз пренебрёг мною. Тем хуже для него!

Следует сказать, что упрёки Геры были справедливы лишь отчасти. Отправляясь на пир и приглашая с собой жену, Зевс вовсе не думал с кем-либо флиртовать. (Да это было бы и не разумно в его положении!) Выпить пару-другую кубков хмельного вина и поговорить по душам с Герой, – вот и всё, что он предполагал сделать. Однако игра в фанты спутала Громовержцу все планы. Оказавшись за одним столиком с Амфитритой, он не мог не податься обаянию этой эффектной и весьма темпераментной богини. А она, по своему обыкновению, не преминула испытать на царе богов силу своих колдовских чар.

Выйдя из пиршественной залы, Зевс тотчас обнял свою спутницу, но она ловко выскользнула из его рук и быстро взбежала вверх по лестнице. Громовержец хотел уже броситься следом, но тут появился раб с факелом.

– Твои покои, о величайший, прямо по коридору, – объявил он подобострастно кланяясь.

– Очень хорошо! – внушительно промолвил сын Крона. – Но как нам быть с царицей?

– Прошу тебя, дорогой деверь, не беспокойся обо мне, – улыбаясь и словно подразнивая его, отвечала Амфитрита.

Она стояла на верхней площадке лестницы, облокотившись на перила и слегка покачивая в воздухе очаровательной босой ножкой. Багровые отблески горящего факела плясали на её точёных плечах и на смуглой, по девичьи крепкой груди, на которой, подобно маленькому бутону розы, алел очаровательный сосок. Короткий, спускавшийся мелкими складками эпомис, обрисовывал чувственные бёдра. Восхищенный Зевс глядел на невестку снизу вверх, раздувая от нетерпения ноздри, словно горячий жеребец, почувствовавший запах любимой кобылы.

– Я обязательно навещу тебя, царица, – пообещал он.

– Не знаю, сумею ли я развлечь тебя, деверь, – скромно потупив шаловливые глаза, промолвила Амфитрита. – Однако могу предложить тебе партию в кости.

– Это ты замечательно придумала! – согласился Зевс.

На этом они расстались, но ненадолго. Отделавшись от слуги, Зевс, прыгая, как школьник, через две ступеньки, взбежал на верхний этаж и с замирающим сердцем толкнул дверь амфитритовых покоев. Дочка Нерея сидела, подобрав ноги, на высоком ложе и держала в руках золотой стаканчик-басин. На коленях её лежала доска-абакс с поблёскивавшими на ней изумрудными (под цвет глаз) костями. По обе стороны от ложа возвышались два массивных серебряных лампадария. На каждом висело четыре или пять ярко горевших масляных ламп. Потоки света заливали комнату, не оставляя в ней ни одного укромного уголка. Между тем, ставни были сняты, и любой, кто находился сейчас в противоположном крыле дворца (все окна выходили во внутренний двор), мог видеть происходящее в комнате так же хорошо, как будто сидел прямо на подоконнике. Более неподходящей обстановки для тайного любовного свидания трудно было вообразить.

– Что это значит, моя милая? – удивился Громовержец.

– Я хотела сыграть в кости и, как видишь, жду тебя с нетерпением.

Озадаченный Зевс присел на краешек ложа. Амфитрита ссыпала изумруды в басин, встряхнула несколько раз и спросила:

– Итак, деверь, на что мы будем играть?

– На желание! – предложил Громовержец.

Амфитрита скорчила гримаску.

– Это слишком скучно! Мужские желания известны мне наперечёт – все всегда стремится к одному и тому же, и одно есть вечная цель всего остального! У меня родилась идея получше. Каждый раз во время пира мы, женщины, соблазняем вас, играя в фанты. Одна обнажит до бедра свою ножку, другая – плечико, третья – грудь. Вы смотрите и млеете от удовольствия, а мы, бедняжки, как всегда, остаёмся ни с чем. Давай переменим правила и сыграем на равных, и пусть мой эпомис встанет на кон против твоего гиматиона!

Зевс от души рассмеялся.

– И ты всерьёз веришь, что это будет лучше?

– Да, ведь тот, кому повезёт, получит больше, чем просто одежду, а у проигравшего отнимется только кусок ткани.

– Я согласен!

Положив перед деверем абакс, Амфитрита бросила на него кости.

– Десять! – воскликнул Зевс.

– Слишком мало для победы! – с сожалением заметила царица. – Теперь твоя очередь.

Сын Крона долго сотрясал басин и наконец высыпал его содержимое.

– Четырнадцать!

 Амфитрита медленно поднялась на ложе и расстегнула вторую застёжку. Тяжёлая ткань с шуршанием скользнула вниз с её плеч, груди, бёдер и ворохом собралась вокруг ступней. Богиня шагнула в сторону, ловко подцепила эпомис носком ноги и бросила его Зевсу.

– Держи свой выигрыш, деверь!

Чтобы он мог лучше оценить её красоту, дочь Нерея встала возле лампадария и заложила руки за голову. Право, ей нечего было стыдится своей наготы! Такой ладной, безупречно сложенной фигурки Зевс не видел уже давно. Желание, одолевавшее его весь вечер, вспыхнуло с новой силой.

– Ты прелестна, богиня! – воскликнул он в упоении. – Дай вкусить твоей любви, и проси у меня взамен всё, чего пожелаешь.

– Так я могу отыграться? – спросила Амфитрита. – Спасибо, деверь, это очень любезно с твоей стороны. Вот только что мне поставить? Ты так обобрал меня, что не оставил даже клочка материи!

Богиня как будто задумалась на мгновение, но потом махнула рукой и сказала:

– Снявши голову, по волосам не плачут, а тому, кто проиграл оправу от бриллианта, впору бросить на кон сам бриллиант. Что ты скажешь, деверь, если я предложу саму себя?

– Я принимаю твою ставку! – в упоении воскликнул Зевс.

– И во сколько ты меня оценишь? – лукаво поинтересовалась она.

– Будем снова играть на твой эпомис!

Амфитрита удивилась, словно он, не подумав, произнёс ужасную нелепость.

– Играть на эпомис? Ну, уж нет! – заявила она. – Где это видано, чтобы шкурка от граната стоила столько же, сколько сам очищенный гранат? Я скорее вернусь в зал голой, чем пойду на такое унижение.

– Хорошо, хорошо – поспешно согласился Зевс. – Готов прибавить свой гиматион. Итак: две одежды против одного твоего тела.

– Прибавь ещё желание! – напомнила Амфитрита. – Ты ведь только что обещал исполнить любую мою просьбу. Или ты передумал?

– Нет! Я никогда не отказываюсь от данного слова!

Амфитрита опустилась на колени и взяла кости.

– Тогда я бросаю?

– Давай!

Изумруды высыпались на абак и подкатились к его приподнятому краю. Семнадцать!

– Теперь мне повезло больше, – заметил богиня. – Но всё решит твой бросок.

Зевс, не глядя, сгрёб кости в басин и тотчас высыпал их обратно.

– Шесть! – крикнула Амфитрита. – Всего лишь шесть! Теперь твоя очередь стоять голышом.

Игра есть игра: если удача от тебя отвернулась, приходится платить! Зевс размотал гиматион и предстал перед Амфитритой во всём своём мужском великолепии. Взглянув на Громовержца, богиня вскрикнула и в изумлении всплеснула руками.

– Ах, деверь! – сказала она растроганно, – и это чудо предназначалось мне? Честное слово, я начинаю жалеть, что выиграла. Если когда-нибудь судьба опять сведёт нас вместе – тебя, меня и его – мы составим славное трио. Но сегодня, увы, не наш день.

Амфитрита подхватила одежду – свою и Зевса – выскочила за дверь, захлопнула её перед носом незадачливого кавалера и повернула ключ.

– Послушай, милый, – шепнула она сквозь щель, – вот моё желание: оставайся в этой комнате, пока тебя не выпустят, и ничего (слышишь, ничего!) не предпринимай. А если тебе станет скучно – посмотри в окно! Это зрелище тебя развлечёт.

Богиня быстро облачилась в свой эпомис, оставила у входа в комнату плащ Громовержца, напустила на себя равнодушный вид и как ни в чём не бывало спустилась в пиршественную залу. Отыскав здесь глазами Прометея, она незаметно кивнула ему головой.

Между тем, Зевс был ужасно раздосадован тем, как нелепо завершилось его приключение. Конечно, ему ничего не стоило снести напрочь дубовую дверь, вместе с её шипами и притолокой (также легко он мог разнести и саму каменную стену), но тогда его могли обвинить в нарушении данного слова. Положение выходило глупее некуда: вместо упоительных любовных утех он был обречён торчать голым в окне на потеху всей дворцовой челяди! Сын Крона уныло плюхнулся на ложе, рассеяно взглянул в окно и остолбенел… То, что он увидел, потрясло его настолько, что он даже думать забыл об Амфитрите. И было с чего! Прямо напротив, на том же этаже, но в соседнем крыле дворца, Зевс увидел свою жену в обществе какого-то чужого мужчины. Признаться, из-за волнений последнего часа он совсем позабыл о её существовании. Но, как оказалось, Гера нисколько не тяготилась его отсутствием. Стоя в освещённой ночником комнате, она не торопясь раздевалась перед большим настенным зеркалом. Онемевший от изумления супруг следил издалека за каждым её движением. Вот она расстегнула золотую застёжку, скреплявшую пеплос, сняла его с плеч, расправила и повесила на спинку стоявшего рядом кресла. Потом, также спокойно и невозмутимо Гера развязала пояс и обратилась с каким-то вопросом к неизвестному, стоявшему у дверей в глубине комнаты.

В то же мгновение таинственный совратитель подошёл к его жене, взял её ладонь и порывисто прижал к губам. Это был Иксион! Юноша заметно нервничал. Оно и понятно – происходившее с ним едва ли можно было назвать невинным флиртом! Принц снова скрылся в тёмном углу, а богиня не спеша извлекла булавки хитона, провела рукой по волосам и развязала скреплявшую их ленту. Во всех её движениях не было ничего, что говорило бы о волнении или душевном трепете. Сколько раз, засыпая в своей спальне на Олимпе, Зевс видел те же размеренные, неторопливые движения тонких пальцев, снимающих кольца, извлекающих из ушей серёжки, расплетающих косы. Сколько раз он наблюдал эту ниспадавшую волну белокурых волос, сколько раз провожал глазами ткань хитона, соскальзывающую на пол с её нагого тела. Когда-то очень давно эта картина волновала Громовержца до безумия, но обыденность семейной жизни притупила остроту желания. Он перестал воспринимать Геру как женщину. Прохладная матовая кожа её бёдер, рыжеватый треугольник курчавых волос внизу живота, тонкий неуловимый аромат, исходивший от белых, полных грудей, не будили в его сердце давно угасшего жара. Случалось, он даже засыпал, не дождавшись, пока Гера окончит свой вечерний туалет!

Так бывало, и не раз, в их дворце на Олимпе. Но, увидев, как его скромная, стыдливая жена проделывает то же самое здесь, в чужом доме, перед чужим мужчиной, Зевс был повергнут в настоящий шок. Неужели его Гера, в чьей верности он никогда ни мгновения не сомневался, сейчас, прямо на его глазах, буднично и спокойно отдастся негодяю Иксиону, этому мальчишке, с которым знакома всего несколько часов? Зевсу показалось, что он бредит или одержим кошмаром.

А Гера даже не смотрела в его сторону! Она наклонила голову и что-то сказала своему спутнику. Нечестивый мальчишка, который успел уже избавиться от одежды, подошёл к богине и обнял её. Она же откинулась назад, прислонилась спиной к стене и застыла перед ним с блаженной улыбкой на губах. Иксион сначала истово исцеловал щёки и плечи возлюбленной. Потом, приподнимая одну за другой тяжёлые груди, он принялся ласкать языком её соски. Наконец принц припал ртом к её сокровенному бутону и застыл так, стоя на коленях…

 …Зевсу, который взирал на эту картину с большого расстояния, казалось, что он наблюдает страстное свидание любовников. Но, перенесись Громовержец в комнату напротив и подслушай происходивший тут разговор, он мог бы воочию убедиться в том, что видимость вещей далеко не всегда соответствует их сути.

Когда Гера оказалась в предназначенном ей покое и увидела в окне игру, которой Зевс беззаботно предавался в обществе Амфитриты, она так разозлилась, что тотчас успокоилась. Сомнения, донимавшие её в течение целого дня, рассеялись и исчезли в один миг, как исчезает под первыми солнечными лучами туманная дымка на дне горной долины. Дочь Крона вдруг ощутила себя великой распутницей, и это чувство захватило её своей новизной. Зато с Иксионом случилось прямо противоположное. Заметив в окне Зевса, вперившего в него свой грозный сумрачный взгляд, разглядев каменные желваки, ходившие под скулами Громовержца, он вострепетал великим трепетом и едва не пошёл на попятный.