Глава 4
Сингулярность

Нас было семнадцать человек на шести машинах и бывалый пес Цезарь, рвущийся реабилитировать себя после проявленного у квартиры Рубинчика малодушия. До появления отрядов специального назначения, которые сейчас вызывают для захвата особо опасных преступников, оставалось еще несколько лет, и на задержания обыкновенно выезжала группа захвата из оперативных сотрудников, вооруженных только табельными «ПМ», без бронежилетов, касок и пуленепробиваемых щитов, но с решимостью дать бой любой банде головорезов. Правда, и головорезы в те времена вооружались преимущественно финками и обрезами охотничьих ружей, изредка имея в арсенале гуляющие по стране со времен войны «ТТ», «наганы» и те же «ПМ», раздобытые преступным и нередко кровавым путем – или же трофейные немецкие пистолеты, как у «вежливых людей». Впрочем, будь у предполагаемых разбойников даже автоматы Калашникова, это бы ничего не изменило ни в составе нашей группы, ни в ее оснащении.

В машине с закрытыми окнами сгустилась та особая, влажная и пахучая духота, какая всегда бывает в тесных помещениях, куда набилось несколько взрослых мужчин, но на этот раз к запахам табака, пота, оружейного масла, кожи, бензина и одеколона примешивался отчетливый дух псины: Цезарь сидел на заднем сиденье, втиснувшись волосатым поджарым задом между Шамранским и участковым Куницей, и шумно дышал мне в ухо.

Я взялся за рацию.

– Саша, что там у вас?

– Сидят, в салоне темно.

– Зубровин?

– То же самое, габариты выключены, двигатель заглушен. Похоже, никуда ехать не собираются.

– Вася?

– Я, товарищ капитан!

Я вздохнул.

– Вася, я знаю, что это ты. Доложи обстановку.

– В тринадцатой скандал, кажется, опять Свистунов с дружками…

– Старшина Ишков! – прорычал Куница, перегнувшись с сиденья. – По делу!

– Все тихо, товарищ лейтенант… и товарищ капитан.

– Добро.

Через пару минут рация снова ожила.

– Товарищ капитан, – голос полковника Макарова был натянутым, строгим и немного торжественным, как на партсобрании, – товарищ начальник уголовного розыска интересуется обстановкой.

– Передайте товарищу генерал-лейтенанту, что обстановка не изменилась, – ответил я. – Ждем.

Масштаб события достиг пугающих величин. Впрочем, это было неудивительно: предстояло не просто задержать каких-то уличных грабителей, нет – планировался захват членов банды неуловимых и дерзких «вежливых людей», и их арест должен был не только поставить точку в череде громких налетов, о которых руководству уголовного розыска напоминали на каждом совещании в главке, но и очистить от подозрений честь милицейского мундира, утерев нос комитетским выскочкам. Правду о том, что те, на чье задержание мы выдвинулись таким серьезным составом, не имеют к прославленным налетчикам ни малейшего отношения, знал только я, и от этого мне было не по себе.

– Уверен, Витя? – спросил меня Макаров, когда я едва ли не ворвался к нему в кабинет для согласования операции.

– Так точно, товарищ полковник, – ответил я, не моргнув глазом. – Уверен.

– Ну, тогда действуй. Я буду в оперативном центре, наблюдать за ходом событий.

И добавил, чуть не выбив у меня слезу:

– Надеюсь на тебя.

Я поспешил выйти из кабинета, но у самых дверей он меня окликнул:

– А как тебе удалось их вычислить?

– Работаем, Иван Юрьевич, – скромно ответил я и ретировался.

А теперь вот еще и генерал-лейтенант. Я старался не думать о том, что скажу и как буду объясняться, когда «артистку» и «американца» доставят в управление: все, что у меня было против них в рамках моей компетенции, – это подтвержденное одним сомнительным свидетелем присутствие на месте гибели Рубинчика, смерть которого однозначно квалифицирована как самоубийство. Оставалась смутная надежда на то, что от серьезных неприятностей сможет прикрыть Кардинал, но даже если нет, отступать я не собирался. То, каким изощренным и неведомым способом были убиты Трусан, Капитонов и Боря, меня волновало в еще меньшей степени: если бы эти трое были изрешечены автоматными очередями, я бы, наверное, еще задумался о риске, которому подвергаю себя и товарищей; но смерть, вестниками которой была таинственная пара, выглядела настолько противоестественно и дико, что я не ощущал реальной опасности. Так, верно, никогда не видевший огнестрельного оружия дикарь без страха бежит с копьем на винтовку.

Куница позвонил в десять часов вечера в понедельник, и было большой удачей, что я допоздна задержался на работе. Такого быстрого результата я не ожидал и даже не сразу понял, кто и зачем звонит.

– Они здесь, товарищ капитан! – прозвучал в трубке чей-то возбужденный голос.

– Кто они? Кто говорит?

– Это лейтенант Куница, участковый с Круштейна, – он говорил почему-то шепотом и частил, словно с передовой. – Они здесь, двое, с вашей ориентировки.

Их заметил помощник участкового Вася Ишков, не спеша обходивший квартал и уже собравшийся идти домой – обратил внимание на автомобиль, припаркованный во дворе, чуть дальше пивного ларька, как раз напротив выступа дома с окнами на три стороны. Легковые машины нечасто появлялись в этих дворах, тем более такие, как роскошная новая «семерка» цвета ночного неба со сверкающей решеткой радиатора и хромированными молдингами по бокам. Вася засмотрелся, сбавил шаг, а потом увидел в неверном отсвете фонаря мужчину и женщину, неподвижно сидевших в салоне. Он подумал было, что пара уединилась здесь для дел деликатного свойства, а потом пригляделся получше – и узнал.

– Куница, вызывай дежурную опергруппу из района, жди, наблюдай и сам не лезь на рожон. Мы скоро будем.

Сборы заняли несколько минут. От моего отдела со мной отправились Отари Гвичия и Рома Белов: первый – отличный стрелок, принимавший участие в ликвидации Короленкова, второй – мастер руля, водитель-профессионал. От второго отдела присоединился Игорь Пукконен, дежуривший в этот вечер, и я был рад, что он с нами: никто не знал, как пойдет дело, и его знаменитая выдержка и хладнокровие могли пригодиться в решающую минуту. Шестой отдел обеспечил ударную силу, центр нападения – братьев-близнецов Бодровых, приглашенных звезд любой группы захвата, рядом с которыми давешний светловолосый атлант на страже дверей кафе «Три звезды» выглядел бы как мирный студент-первокурсник. Мастера спорта по классической борьбе, оба за два метра ростом, с лицами берсерков и почти наголо подстриженными бугристыми головами, они одним видом могли парализовать сопротивление самых лютых злодеев. В довершение я взял с собой Шамранского с Цезарем, формирование непобедимой армады было закончено, и мы полетели в ночь на двух машинах: старой «копейке», на которой я недавно катался в гости к Леночке с Левиным, и новой, специально подготовленной «Волге» с Ромой Беловым за рулем.

Местные оперативники прибыли раньше и ждали нас неподалеку во главе с самим начальником районного уголовного розыска майором Зубровиным. Его явно выдернули по тревоге, когда он отдыхал в уюте домашнего очага, ибо одет майор был в тренировочные штаны и застиранную майку с наброшенным поверх нее пиджаком, а пахло от него, как от человека, который только что принял первую, самую радостную и желанную рюмку перед горячим ужином.

– Со мной еще трое, – сообщил он. – Один – в машине на Красной, на случай если эти вдруг на ту сторону решили бы прорваться. И двое здесь, вот: Миша и Саша.

Миша был высок, худ, нескладен и неказист, чего не скажешь о Саше: густые светлые волосы, модная короткая стрижка, спортивная фигура, крепкое рукопожатие, в общем, превосходство над Мишей по всем статьям являлось очевидным, кроме того, что Саша была девушкой – явление для уголовного розыска и сейчас довольно редкое, а тогда практически уникальное.

– Где Куница? – спросил я.

– Перекрывает ворота вместе с помощником, – пояснил Зубровин. – Я распорядился до вашего приезда. Три выхода из квартала на Красную и два – на канал, закрываем и запираем цепями. Им теперь из двора один путь, мимо нас.

Запыхавшийся Куница, весь перемазанный маслом и ржавчиной, появился через несколько минут и обрадовался мне как родному, будто пехотинец – кавалерийскому командиру, прибывшему на выручку в трудный момент. За ним следом неторопливо шел его помощник Ишков, совсем молодой паренек, мечтательно-серьезным выражением лица и подростковой фигурой похожий на мальчишку, уговорившего красноармейцев принять его в отряд трубачом. Из раздутого кармана его форменного кителя торчал кулек с ирисками «Золотой ключик».

Мы собрались вокруг «Волги», и Куница разложил на теплом капоте план квартала. Зубровин зажег карманный фонарь. От площади слышался шум проезжающих редких автомобилей, как замедляющееся дыхание засыпающего города. Было тихо, и даже дым почти растворился в неподвижном вечернем воздухе, будто пожары далеко на окраинах затаили дыхание. Черная вода в канале стала ровной, как толстое зеркало, и в ней отражались яркие синие фонари и темные силуэты старинных зданий Новой Голландии.

– Предположительно, базой преступников является одна из двух квартир, расположенных вот здесь и вот здесь. – Я показал на плане апартаменты ЛЕНАЭРОПРОЕКТ и НИИ робототехники. – Наша задача: дождаться, когда подозреваемые начнут движение, и осуществить задержание у входа в квартиру.

– Их только двое, – заметил Пукконен. – Что с остальными?

– Возможно, прибудут позже. Или уже находятся на квартире. Теперь обсудим тактику и дислокацию.

Машину районного уголовного розыска решили оставить на Красной улице на тот случай, если злодеям все-таки удастся как-то открыть или протаранить ворота.

– Там у меня такой парень, Сема, он за рулем – сам Нельсон Пике^[14], – сообщил Зубровин. – Никого не упустит.

Местные оперативники на правах хозяев земли выдвинулись в передовой дозор: майор, под видом подгулявшего ханыги, – на лавочку напротив пивного ларька, Миша и Саша в образе романтически настроенной пары – в парадную рядом с автомобилем подозреваемых, откуда должны были вести наблюдение из окна лестничной клетки. Васю Ишкова я отправил в короткую галерею между домами рядом с жуткой парадной, где располагалась квартира для командированных робототехников. Остальные ждали сигнала в машинах.

– Как только они выйдут, фиксируем направление движения и скрытно выдвигаемся следом. Основная группа задержания: я, Бодровы, Шамранский, Куница, Миша и Саша. Отари с Зубровиным остаются контролировать их автомобиль, Рома и Игорь – в наших машинах на случай, если мы допустим прорыв. Не представляю, как такое возможно, но лучше перестраховаться.

Мы поставили автомобили по двум сторонам от въезда во двор, разошлись и стали ждать. Ожидание скрашивал в основном Куница:

– Товарищ капитан, а если они уезжать соберутся?

– Возьмем на выезде из двора.

– А если так и будут сидеть, никуда не поедут и не пойдут, мы что, тоже всю ночь их караулить будем?

– Да, сколько понадобится.

– Товарищ капитан, вот странно, что среди «вежливых» женщина, да?

– У местного угрозыска тоже Саша.

– Да вот я и говорю, странно.

Через полчаса по рации нам сообщили, что для помощи на случай непредвиденных ситуаций прибыли два экипажа ППС, скрытно занявших позиции на Красной улице и на набережной рядом с площадью Труда. Еще через сорок минут Макаров вышел на связь и сказал, что все оперативные службы города приведены в состояние повышенной готовности. Ну а вот теперь еще выясняется, что в оперативный центр прибыл сам начальник уголовного розыска Ленинграда, чтобы лично следить за ходом операции. Немного подождем, и дойдет до самого начальника ГУВД.

Но до генерал-майора дело дойти не успело.

Ожила рация, и сквозь шипение помех послышался спокойный голос Саши:

– У нас движение.

И через секунду:

– Вышли из машины, направляются в сторону «робототехников». Вася, внимание!

– Есть внимание.

Я быстро переключил канал и произнес скороговоркой, уже распахивая дверцу автомобиля:

– Товарищ полковник, начинаем операцию! Повторяю, начинаем операцию!

Макаров что-то сказал в ответ, но я его уже не услышал.

Мы выскочили из машин и устремились вперед быстрым шагом, почти сразу же перейдя на ровный бег, словно атакующий взвод. С лавочки напротив ларька поднимался Зубровин, поправляя кобуру под расстегнутым пиджаком, с ним поравнялся Гвичия, и они направились к «семерке», блестевшей в ночном свете, как драгоценный агат. Ухнула дверь, из парадной выскочили Миша и Саша и присоединились к нам. Темные подворотни гулким эхом откликнулись на топот наших шагов. Ритмично дышали Бодровы, пыхтел где-то сзади Куница, Цезарь азартно сипел, роняя слюни и натягивая поводок. Мы пробежали через дворы и свернули направо. В окне галереи за пыльным стеклом маячила бледная физиономия Васи Ишкова: он беззвучно, точно рыба в аквариуме, раскрывал рот и показывал пальцем на двери парадной.

– Саша, Миша – внизу, страхуете, Бодровы – вперед, Шамранский – вторым, Куница – замыкаешь.

Мы протиснулись через покосившуюся дверь в теплый смрадный сумрак парадной. Наверху неразборчиво что-то бубнил мужской бас, а потом донесся мощный удар и треск безжалостно сломанной дверной притолоки. Мы взлетели на третий этаж и на мгновение остановились. Я высунулся из-за спин замерших Бодровых и одним взглядом окинул открывшуюся мизансцену: дверь квартиры выбита внутрь, щепки торчат из косяка на месте вылетевших петель, «американец» держит за горло тоненькую рыжую девушку с большими голубыми глазами, из-за плеча которой выглядывает Савва Ильинский с удивительным для ситуации выражением спокойного любопытства на лице. «Артистка» стояла на узкой лестничной клетке, развернувшись вполоборота к дверям, но, услышав наши шаги, обернулась. На ней было бордовое платье и крупные красные бусы на шее. Она весело подмигнула мне как старому знакомому и сказала:

– Привет!

– Стоять, милиция! – заорал я.

Братья Бодровы с ревом рванули вперед. Шамранский едва не упал, увлекаемый бросившимся в атаку оскалившимся Цезарем. Я выхватил пистолет, сзади что-то заголосил Куница, рыжая девица ловко вывернулась из рук «американца», а «артистка» подняла палец к губам, сложила их, как для поцелуя, и притронулась другой рукой к бусам за мгновение до того, как Бодровы должны были сокрушить и ее, и ее напарника, и девушку, и Ильинского, и остатки двери. Я успел увидеть Цезаря, вырвавшего наконец поводок из рук Шамранского и распластавшегося в хищном прыжке, а потом на площадке вдруг словно мгновенно надулся и лопнул огромный зеленоватый пузырь.

Обрушилась тьма. Лампочка под потолком взорвалась с треском. В ушах зазвенело, как если бы включился тонкий, противный зуммер. На секунду я ослеп и оглох, а когда снова обрел возможность слышать, в квартире что-то трещало и билось с фарфоровым звоном, а скатившийся кубарем по лестнице лейтенант Куница катался по узкой грязной площадке этажом ниже, истошно крича:

– Горю! Горю! Горю!