Здесь окончательно ломается и без того чрезвычайно зыбкая грань – едва заметная, как осенняя паутина на стеблях сухой травы, что лишь блеснет серебристой нитью в лучах заходящего солнца и тут же словно бы тает, сорванная легчайшим дуновением ветра, – та грань, которая последней чертой отделяет в нашей истории удивительное от совершенно уже фантастического. Впрочем, что есть фантастическое? Как метко заметил Савва Гаврилович Ильинский, фантастическое есть то, чего мы не встречаем по дороге с работы домой. Немного утрированное, как и всякая метафора, но очень точное определение. Наш разум старательно оберегает душу от лишних тревог и волнений, следуя проверенным тропам, опробованным решениям, знакомым маршрутам, не обращая внимания и не замечая того, что может нарушить давно сложившуюся картину мира, пусть и несовершенную – что с того? – зато спокойную и привычную. Многим трудно даются и самые простые изменения житейского уклада, что уж говорить про готовность взглянуть на действительность под совершенно другим углом. Нет уж, увольте. Но и у тех из нас, кто считает свое сознание гибким, а разум – открытым к новому и необычайному, есть свои пределы принятия, идет ли речь о так называемой мистике или о науке, которая, по моему глубокому убеждению, есть лишь социально приемлемая форма магии. Внутренняя алхимия, трансмутация, обожение несовершенной человеческой природы? Звучит неплохо. Древние