Глава 2

Майор Генрих Шорц был доволен работой последних подготовленных им ягдкоманд, особенно номер пять, под началом дерзкого командира Вепра. Когда-то подобный своеобразный эксперимент по борьбе с партизанами, утвержденный фельдмаршалом Кейтелем, давал уже положительные результаты. Всего одна группа Вепра за два месяца уничтожила две специальные советские группы РДГ, две партизанские группы подрывников, трех партизанских связных, двое из которых согласились работать на них. Другие группы тоже имели неплохие результаты, но не такие успешные, как у этого Вепра, или, как называл про себя Шорц – «Вильдшвайна».

Он любил «обкатывать» в своем лексиконе казавшиеся ему редкими славянские слова. «Вепр» означало на белорусском «кабан», потому и произнес его несколько раз: «Вепр, Вепр».

«Действия нынешних ягдкоманд дают очень неплохие результаты», – размышлял Шорц, мысленно уже составляя служебную записку в Берлин в канцелярию Кейтеля с докладом о последних успехах.

Правда, если говорить точно, этот «эксперимент» уже частично был обкатан немцами во Франции и Польше. Но здесь он приобретал особую важность, имея своими объектами засланные в тыл хорошо подготовленные советские группы РДГ, активизированные в последнее время на восточном направлении. Действия ягдкоманд подмачивали советскую систему партизанского и диверсионного сопротивления, размах которого казался им, немцам, недавно – «исторически неправдоподобным». Хотя нечто похожее наблюдалось когда-то на Западной Украине с их националистическим подпольем. Но там это подполье через определенные каналы часто контролировалось немцами, и не имели они такой поддержки у населения. Здесь же, на Востоке, это «внутреннее сопротивление», называемое «партизанским движением», приобретало угрожающие масштабы. Недаром генерал Гудериан пожаловался Гитлеру.

– Русские варвары – есть фанатики в своем варварском деле, – сухо ответил тогда Гитлер. – Поэтому они и должны быть уничтожены как нация в этом нашем историческом походе.

А вызвав Кейтеля, приказал ему немедленно заняться вопросом усиления борьбы с партизанами и группами РДГ.

В приложении к служебной записке Шорц предлагал свой новый план расширения специальной школы абвера для дополнительной подготовки ягдкоманд и включения в них людей абвера.

– Игра ведь стоит свеч! – произнес русское изречение на языке оригинала Шорц, тщательно продумывая содержание записки.

Но, зная русских, он был уверен, что рано или поздно они разгадают суть его «эксперимента», как разгадали его на Западной Украине, и тогда ягдкоманды станут объектом уже русской охоты.

– Но пока мяч на нашей стороне.

В 1940 году майор Шорц был внезапно срочно отозван из Тирасполя в Берлин, где помогал гестапо в развертывании специального самостоятельного разведывательного оберпункта, которым руководил капитан Херен Робертс. И тут же направлен в местечко Сулеловек, что близ Варшавы, где организовывался «Восточный абвер (Заграница) ОКВ», или так называемый в определенных военных кругах – отдельный орган – «Штаб „Вилли“», по своей структуре во многом копировавший сам абвер, но не только для разведывательной, а больше диверсионной и террористической деятельности в будущем походе на Восток. Ставилась срочная задача по формированию групп для такой деятельности и, естественно, поиска соответствующих людей.

Основным контингентом должны стать (а впоследствии и стали) поляки, которых сейчас в этих группах почти половина. Тридцать процентов составляли украинские националисты, остальное: белорусы, литовцы, латыши, эстонцы. На русских белогвардейцев и эмигрантов приходилось менее двадцати процентов. Основной возраст членов группы – тридцать-сорок лет.

Там же, в Варшаве, Генрих познакомился с Ломакиным Гавриилом Гаврииловичем, бывшим офицером царской армии, выдававшим себя за царского полковника, служившего теперь референтом германского генерального штаба. Фактически он занимался вербовкой белорусов, украинцев и русских в отряды «Вилли» под знаком борьбы с большевизмом. Познакомился Шорц в Варшаве и с лидером правой белорусской эмиграции Фабианом Акинчицем, который вел теперь вербовку военнопленных белорусов в немецких лагерях после известных последних военных компаний не в пользу русских.

Одним из объектов, для которого готовили несколько спецгрупп Шорца, был строящийся советский аэродром в районе Старой Лонжи (Западная Белоруссия), а также частей РККА, разворачивающихся в местечке Замбрув.

Запомнилось Шорцу выступление в штабе «Вилли» на специальном совещании одного из офицеров Объединенного штаба связи (ОШС), занимавшегося под общим руководством Германа Гесса координацией действий германских спецслужб на восточном направлении, включающего все семь ведомств Германии.

Офицер штаба с упоением рассказывал о развернутой в Советском Союзе большой чистке командного состава Красной Армии и даже в самом НКВД. «Все это проходило под флагом борьбы с выдуманным Советами неким „правотроцкистским блоком“, якобы желающим изменить существующий строй в СССР». Была зачитана и секретная телеграмма Сталина от 10 января 1939 года, в которой ЦК ВКП(б) разъясняет, что «применение физических действий в практике НКВД было с разрешения ЦК ВКП(б)».

«Только сейчас три тысячи этих мнимых „шпионов“ находятся в гомельской тюрьме НКВД! – рассказывал с масляной ухмылкой на лице офицер ОШС. – И среди них – бывшие комиссары НКВД! – Вот поле вашей вербовочной деятельности, – заключил в конце выступления офицер ОШС. – Если даже они и будут отпущены на свободу, разве не сохранят обиду на Советы?»

Впоследствии, Генрих, вспоминая эти слова офицера ОШС, только криво улыбался. Получилось наоборот: выпущенные или реабилитированные граждане СССР оказались в большей степени идеологически стойкими, нежели другие граждане страны. И это оставалось для всех большой загадкой.

Сутью же своего нового «эксперимента» Шорц считал внедрение в группу Вепра опытного агента абвера Гроша, присутствие которого позволит значительно расширить оперативные возможности. Выход этой команды на советскую группу РДГ со специальным заданием Москвы давал шанс блеснуть Генриху своим «экспериментом в эксперименте» и, естественно, получить соответствующее вознаграждение. А может, даже повышение в должности.

Глава 3

Генка и Жорка, запрятав в мешки (предварительно напихав в них жесткой прошлогодней травы) немецкий автомат и три рожка патронов к нему, а еще пистолет и две немецкие гранаты, направлялись домой кустарником от Зубовского леса. Но это были еще не все их трофеи! Ребята оставили в новом схроне три немецких карабина, ящик патронов, а также немецкий переносной радиоприемник. Все это они случайно обнаружили под кучей валежника на краю поляны недалеко от воронок давней бомбежки аэродрома.

У них не было сомнения, что кто-то специально принес такой арсенал оружия сюда, запрятав под валежник, подыскивая момент, чтобы забрать. Потому боялись, что их может «тот неизвестный» здесь внезапно выследить и задержать. Хорошо, если человек связан с партизанами. А если это предатель, как Савка из деревни Лещи, что занес за немецкие марки собранное оружие полицаям. Жаль было потерять такие отличные трофеи! Ребята решили рискнуть и забрать все это. Всегда брали с собой небольшую саперную лопату, найденную ранее на бывшем поле боя под Александрией. И хотя им пришлось изрядно попотеть, выкапывая в еловом чмуряку (зарослях) новый тайник, зато было сделано, с их точки зрения, – «большущее и важнейшее дело». Правда, один схрон у ребят уже был на бывшем колхозном скотном дворе в сарае, где раньше размещались колхозные бычки, а теперь дед Трофим иногда прятал здесь трех коней, чудом не угнанных на восток. Там, в стойле под кормушкой, и был сделан их первый тайник.

На окраине ольховых кустов, недалеко от пустого скотного двора, ребята присели в засидке, ожидая, пока в деревне люди сосредоточатся в своих дворах на вечерних заботах, главной из которых было кормление скота. Чтобы потом незаметно двинуть в свое укромное место.

И, как назло, к скотному двору сейчас шел Жоркин дед Трофим.

– Знаем, чего его сюда понесло, – недовольно улыбнулся Жорка. – Деда думает, что никто в селе не знает, где он прячет коней. Знают люди.

– Кулак твой дед – прихватил сразу трех коней! – шмыгнул носом Генка.

– Какой кулак? Просто он первым увидел их в лесу, наверное, сбежали во время бомбежки, – сконфузился Жорка. – Многие знают, но все делают вид, что и духом не ведают того. А вот доглядать коней не каждому хочется.

– Но зато клянчат у деда: «Дай, дедусь, коня бульбочку посадить!» И потом уже для них не кулак, а добрейший человек.

– Это точно, – подтвердил Жорка. – Яйца гусиные и утиные даже ему за коней несут. Но дедусю, главное, – сенце подавай!.. А как он любит Рябого!

– Рябой – тягун известный! – понимающе морщил нос Генка. – Ему плуг, что игрушка, прет один – только успевай за ним ходить! А вот говорили люди: его в детские годы волк так покачал в ночном, что шрам на стегне с руку мерой оставил, хотя он уже тогда зубы волку добре посчитал!

– Этот может! – согласился Жорка. – Дед говорит, что надо коня одного только оставить, а то на трех сеном не запасешься на зиму. А какого – не решил еще. Этой зимой для прокорма колхозный стог сена на луке остался еще колхозом уготовленный, а дальше что?

– Гляди, гляди! – вдруг дернул Генка Жорку за рукав. – За дедом по чмураку у сараев двое хлопцев крадутся!

– Ага! И не наши, кажись, эти хлопцы?

– Гляди, за спинами у них то ли винтовки, то ли карабины! – зашипел Генка. – И чего они так за дедом тикуют? Неспроста это!

– Может, хотят подглядеть, где он прячет коней?

– А и то! Что захотели, хлопчики! Коников наших забрать? Не слабо! И кто они такие?

– А дед не дурачок, видно, заметил их. Ага, так вам старый чекист и покажет коней. Глянь, глянь! Пошел дед к кусту, будто помочиться, – едва не засмеялся во весь голос Жорка.

Но эти хлопцы вдруг выскочили из своего укрытия, что было за горой старого упревшего навоза, и стремительно бросились к Трофиму.

– Дед, здорово! – останавливаясь за два шага, произнес один из них в зимней крестьянской шапке-ушанке, с завязанными поверх «ушами», и солдатской красноармейской шинели без погон.

– Здорово, мужики, – не спеша, застегивая ширинку, ответил Трофим.

– Дед, мы к тебе, – заговорил второй, низкого роста, в серой поношенной фуфайке.

– Ну, и как-то оно? – ответил вопросом дед Трофим.

– Красным партизанам нужны твои кони. Врага надо крепко бить, а на конях оно получается ямчей, – улыбаясь, произнес второй.

– Врага надо бить, – согласился Трофим, – но и поле надо сеять. Опять же – кормить тех, кто бьет того ворага.

– Поле подождет! – вскрикнул каким-то женским визгливым голосом первый. – Поле можно лопатой вскопать.

– Эт, такой ты шустряк! – возмутился дед Трофим. – Ты много поле житное или ячменное лопатой копал?

– Бульбой засеешь, – грозно оскалился второй. – Так, дед, нам нечего долго с тобой размовлять! Давай коней, а не то – от имени военного часу к кусту этому и пришьем зараз!

И он начал снимать с плеча винтовку.

– Ты глянь, что творится! – стиснул кулаки Жорка. – Этак они деда Трофима и пришьют здесь?

– Не пришьют, – сказал Генка. – Давай, Жорка, автомат из мешка вытряхай. Стрельнем из его.

– Как? Ты что?! Это ж – партизаны!

– Какие это партизаны? Да мы поверх голов пальнем, посмотришь, как побегут!..

– Не, Гена – партизаны они-то наши! Может, дед Трофим и не правый в том. Ему свое, а партизанам – дело боевое.

– А вы, хлопцы, какие будете партизаны? Наши або сами по себе? – услышали они спокойный голос старика.

– Мы знаем, какие! А ты хлеб большевичкам растил, мясцом их свиным да говяжьим кормил, а они тебя оставили немцу и бегом под Москву, а там скоро и за Урал, – снял с плеча винтовку и второй.

– Я хлеб растил для все нашего народа, потому и в передовицах ходил, – голос деда Трофима звучал уверенно, спокойно, казалось, будто его совсем не пугают эти люди.

– О! Слышал, что говорит этот партизанец? – и Генка стал срочно вытрясать траву из своего меха, а вместе с ним и обнаруженный у Зубовского аэродрома автомат. – Мы поверх их голов пальнем всего разок.

– А-а! – тряхнул головой Жорка. – Это точно – не наши партизаны, а какие-то бандюги или самопромыслыя люди. Таких видели уже в лесу.