И вот уже альбомы из шкафа перекочевали на журнальный столик.

– Ну, значит, вот… Это я на хребте. Между Бурятией и Читинской областью. Природа там нереальная. Глупо звучит, но это так. Когда из нашей грязи, денег и прочего дерьма вдруг прорываешься туда… А озера какие! Вот, смотри, придорожный божок. Весь в веревках. И не лень же эти ленточки вязать. Ну выйди ты у себя во двор. Обмотай березу какую-нибудь вдоль и поперек и возрадуйся! Ан нет, люди не такие. Прут через тайгу. Гнус собою угощают, сапоги топят. Но дойдут, завяжут ленточку. Загадают. Да еще и монетку бросят.

Мужики там… Знаешь, настоящие такие, без элегантности, без лоска. У кого шрам, у кого ожог. Небритые. Ручищи… ну, как стамеской точеные… Но при этом неговорливые. Только важное. Про охоту. Про зверя. Про сенокос. И никакой злобы или бахвальства. Ты с ними по-честному – и они с тобой по-людски. Староверов там много. Может быть, и поэтому.

А это мы на Байкале. Вода чистая. А тучи налетели – почернела вся моментом. Как нефть. Аж страшно стало. Во, старик бурят. Мы его бензином взгрели и патронами, а он нас мясом накормил. И водкой. На кедровых орешках.

А вот еще. Это уже севернее. Ближе к БАМу. Тут мы с ребятами с Домны познакомились… Серьезные тоже… Река у нас, мол, разлилась… Медведя, мол, видели… А потом в баню все поперлись. Выпили. Разговорились немного. Да, говорят, бывает тяжеловато, но не бежать же.

А вот на Алтае. Мамонтовский район… Снова озера… Ты уже засыпаешь, по-моему…

– Есть немного. Перемерзла видимо. Опяять же…

Замерла. Передернула плечами. Поправила волосы.

– А я только в Турции была. Нам шефиня три путевки отстегнула от щедрот своих…

– А я вот не был. Больше все по-советски отдыхаю. Или антисоветски. Ну и как тебе?

– Знаешь, отели хорошие. Не фонтан, но чисто. Море там… Наши везде пьяные. Турки эти с их вонючим наташизмом… Вроде отдых как отдых. Но бесит: все готовое, все принесут. Какой-то отдых строгого режима. Похож на цукаты. И сладко. И фрукты. А на самом деле… Прости, конечно, пукнешь на пляже – уже несутся, вдруг что хотела белая госпожа… И такое за тремя слоями прикрытое хамство и злоба. Но больше чем турки наши бесят. Все их это вшитое в подкорку мудачество наружу лезет. В общем, отдохнула хорошо. Но больше не хочу. Спасибо. И да – спать хочу.

– Ясно с тобой все. Давай такси вызову.

– Давай. Любови я вам, граф, не обещала, а расставаться нам уже пора…

– Интересная ты особа, Варвара.

– Да и вы, Глеб Рюрикович, не плохи. Вызови машину. А я пока посуду уберу.

…Зашуршал снег под колесами. Гудок. Желтая «Волга». Пора.

– Варя, пора.

Она всю посуду перемыла. Ох уж эти женщины. Но я рад. Что врать-то.

– У тебя на холодильнике фотография девушки…

– Это Светлана. Бывшая, как говорят. Долгая история.

– Вот и хорошо. Если к утру не разочаруешься, значит, будет о чем поговорить при следующей встрече.

– А ты? Не разочаруешься?

Водила начал сигналить.

– Скорее всего, да. Но не сразу. Ладно, мне пора. Спасибо.

Щелкнул язычком замок. Стало тихо. Пусто. Причем настолько, что даже не хотелось выпить. Зато вечер, безусловно, удался.

«И почему я, дурак, не убрал эту Светкину фотографию? Глеб, ты идиот… Ну да Бог с ним». Потер руки и уверенно и бесповоротно побрел чистить зубы и намывать прочее…

СВЕТЛАНА

Мы прожили вместе шесть лет.

Еще в институте на последнем курсе я работал в одном издательстве фотографом. Вечерком как-то пили водку по поводу дня рождения нашего редакционного товарища, дяди Федора. Был февраль. Один из тех мерзких периодов, когда безумно сыро и ветер пытается залезть во все штанины, воротники и рукава. Поэтому пили зло.

На следующий день я, едва проснувшись, побрел по улице. Был обед. Да, точно, был обед. Я был «ну очень со вчерашнего» и есть не хотелось. Сидеть в конторе – тоже. И с чего-то я решил, что прогулка по околоарктическому климату будет мне мила и крайне положительно отразится на моем самочувствии. Напялив пониже шапку, намотав на шею шарф (эдакий двухметровый удав-радуга, связанный мне на день рождения бывшей подругой из института), подняв воротник пальто, я шагнул в ветер и повелел своим ногам идти.

Проскочил я всего один квартал и осознал, что лучше мне не становится. А вот потряхивать начинало еще сильнее. И как кстати оказалась автобусная остановка с милым сердцу киоском.

Я заскочил внутрь. Стащил одеревеневшими пальцам с носа шарф и попытался улыбнуться продавщице. Как я понял по ее реакции, мое лицо полностью отражало меру страданий и их причину.

– Бутылочку пива, только не холодненького, светленького.

– Что, прямо так?

– Несомненно!

– У нас пить нельзя, хозяйка ругается.

– Да я и не собирался. В пакетик положите. В непрозрачный.

– Ленточку повязать?

– Спасибо, рассмешила. И пачку сигарет. «Кент», четверка.

Покончив с торгами и финансами, я на секунду представил, как мило и не торопясь доберусь до редакции, тихонько проскользну в курилку и там, на подоконнике, сидя прямо над батареей, выхлестаю с горла микстуру и закушу ее сигареточкой. И мир будет спасен. Божественно.

Я открыл дверь и сделал всего один шаг. И тут же нечто темное, сопровождаемое женским визгом, обрушилось на меня. Я инстинктивно отпустил пакет и подхватил на руки поклонницу ньютоновских яблочек.

«Блядь!» – хрустнул во весь голос пакет при ударе стеклянного об ледяное. «Блеа-а-ать» – отозвалось эхо во внутренней пустыне мозга. Планам спасения мира через отдельно взятого индивидуума пришел пиздец.

– Простите, извините, я не специально. Поскользнулось вот.

Темно-синий пуховик. Съехавший набок капюшон-труба. Опушка в инее…

– Спасибо. Я сначала подумал, что вы преднамеренно. А сейчас вижу – нет. Даже полегчало, – сухо выдал я, ставя объект на место. В смыслу на ноги.

Пиво вытекло из пакета и прихватилось на брусчатке желтым пятном в форме попавшего под каток осьминога. Наклонился, подхватил пакет с боем и отправил его в урну. Спи спокойно, дорогой спаситель…

– М-да… Здоровье мое теперь в непоправимой опасности…

– Ой, а вы из аптеки шли?

– Ну да. Типа того.

Поправила капюшон. Одернула куртку.

– Мне так… А может, я вам денег дам на лекарства? Что я говорю?… Скажите, как оно называлось – я сбегаю куплю.

– Не купите.

– Почему?

– Потому что это была вакцина от армянской коньячной лихорадки. Ее только под заказ делают.

Пауза. Жду реакции. А пока можно достать сигарету и закурить. Тем более повод явно есть…

– Пиво, что ли?

– Ага. Решил вот, понимаешь, в себя вернуться. А пришлось спасать вас. Супермену не до здоровья в такие моменты.

Она откинула капюшон и улыбнулась. Приятное лицо. Немного резкие черты. Скулы такие монгольские. Но очень мило. И глаза большие.

– Меня Света зовут. А вас?

– Ну так как за знакомство мы уже бутылочку раздавили давай на ты. Я Глеб. Фотограф. И теперь, видимо, трезвенник.

– А я через две остановки работаю, в обменнике. Кассиром.

– Рад безумно. Ты симпатичная.

– Знаю. Только неуклюжая немного.

– Это мы потом разберемся. С тебя пиво и встреча после работы.

– Можно.

– А парень твой ревновать не станет? Или муж там.

– Я не замужем и с парнем рассталась три месяца как.

– И ты вот так первому встречному все рассказываешь. А вдруг я – насильник. Или того хуже – коммивояжер?

Улыбнулась. И снова красиво.

– Супермены – они не такие. Вот мой автобус. До вечера!

Она резко сорвалась и залетела в салон.

«Хорошо как получилось. Она ничего. Надо будет созвониться… Твою-то мать!»

Одним рывком, чуть не разбив нос об стекло двери, я каким-то чудом протиснулся в автобус.

Светлана стояла через два человека впереди, спиной ко мне. Но протиснуться было нереально… На следующей остановке сзади ко мне прижалась еще парочка страждущих доехать сограждан. А вот и вторая остановка.

Какая-то древняя старуха с клетчатой китайской сумкой и тележкой с рюкзаком рванула на меня. Я спустился на ступеньку, подхватил бабкин скарб и вытащил его на улицу.

– Спасибо, сынок.

– Да ладно, мать, обращайся.

И тут из автобуса вышла она. А я стою, как дерево- идиот. Лыблюсь. В одной руке сумка, в другой – тележка, на плече старушка висит.

– Я тут подумал. Ты же неуклюжая. А вдруг поскользнешься. Упадешь… А я так не согласен, ты мне пиво должна…

Старуха забрала у меня такелаж и почесала дальше…

– Блин. Точно супермен. Вот мой обменник. Мне пора уже.

– Да я не возражаю. Только это… Номерочек дай. На всякий случай. Вдруг там вестибулярный аппарат опять пошатнется…

– Точно. Называй свой.

Она достала мобильный. Маякнула. Значит. точно хочет встретиться.

– Ну, тогда в семь?

– Давай в семь тридцать… Тут на повороте кафешка. Мы туда с девчонками ходим иногда. Там тепло и можно курить.

– Заметано.

И пошла. А я побежал. Нет. Стартанул через дворы, навстречу ветру. И побоку похмелье. Вечером у меня рандеву. Ну, давай, ветер, останови меня!

Я ворвался в редакцию. Сразу в курилку. Там стоял Трофимыч с Женей. Над чем-то посмеивались.

– Ты откуда такой одухотворенный и мокрый?

– Не сейчас. Тут такое дело. В общем…

– Сколько?

– А ты как догадался?

– Милый мой, я знаю, когда мальчик забегает с мороза с такими глазами в курилку. Ему нужны деньги. И тут два варианта. Либо ударил машину, либо ударился о секвойю с разбега, то есть влюбился. Машины у тебя, босота, нет. А на первое свидание без денег идти – моветон. Как зовут-то?

– Меня?

– Идиот. Ее!

– А… того… Светлана.

– Судя по тому, что ты произнес ее имя полностью – это серьезно. На вот. Но с отдачей. Через неделю. У нас тут не общество помощи при амурах. И с тебя рассказ о первом свидании с нимфой. Хочу знать, на кого пошли инвестиции…

– Спасибо, Трофимыч! Дай я тебя обниму.

– Ну уж, не хер. Иди к Симке, у нее там шабашка для тебя есть. Какую-то богадельню с танцами и блядьми открыли на двадцать шестом. Им надо антураж поснимать для рекламы. Глядишь, и отдашь поскорее.

Встретились мы с ней вечером. Посидели, потрепались. Она была наполовину татарка, наполовину украинка. Приятный голос с легкой картавостью, и очень ухоженные руки. Закончила финансовый. Снимала квартиру на пару с подругой.

Мы съехались через полтора месяца. Вернее, она переехала ко мне. И мир расцвел.

Мы мотались по городу до утра. Неделями не вылазили из кровати. И снова гуляли.

Так прошло самое светлое лето в моей жизни. Без преувеличения. Все просто радовало. Все.

Какие-то концерты. Выезды на природу. Встречи с друзьями. И ночи. Горячие, до покалывания в ступнях.

К осени мы были уже сформировавшейся парой. Притершейся. Монолитной. И весь мир затаенно следил за нами и оберегал.

Я начал неплохо зарабатывать. Шли заказы. А однажды мне перепал заказ интимного свойства. Не буду углубляться в подробности, но две респектабельные пары попросили поснимать их совместные увеселения. А тут как раз подвернулся вариант с двухкомнатной на третьем этаже в спальном районе. И хозяин готов был отдать с рассрочкой на полгода (квартира осталась ему от тетки, а в деньгах он не очень нуждался). В общем, денег, полученных за ту съемку, а, вернее, за молчание, хватило, чтобы заплатить сразу половину стоимости.

Квартиру я оформил втихаря от Светки. Мы свезли с хозяином оттуда все барахло. Я нанял работяг ободрать все обои и линолеумы. Добрые тетки за отдельную плату отмыли всю квартиру. А я закрепил на пустой кухне собственноручно мойку.

Светкин день рождения был четырнадцатого февраля. В тот самый придуманный праздник. Я приехал за ней на работу. Посадил ее в такси и повез. Она допытывала всю дорогу, куда мы едем. На что я лаконично ответил, что товарищ, мол, попросил полить цветы, заскочим на секунду, и в ресторан.

Мы зашли в пустую квартиру. «Хороший район, – сказала она. – Но здесь нет цветов. Здесь вообще ничего нет. Только одна коробка из-под телевизора в зале». «А может быть, они в коробке?» Света открыла ее. Там лежало пять роз, бутылка вина, плед, кусок сыра из супермаркета и два граненых стакана.

– Слушай. Это мило, конечно. Но непонятно. Ты так решил меня поздравить? Положив цветы в коробку?

– Вина давай выпьем.

– Ничего не понимаю. Я думала, мы посидим где-нибудь, потом прогуляемся по городу – погода-то, вон какая хорошая. А потом поедем домой…

– А я решил все сделать наоборот. Сначала мы поедем домой. Потом прогуляемся. А потом пойдем в ресторан или кафе там…

– Глеб, ты меня путаешь и пугаешь.

– Солнце мое солнечное. Светочка! Разве тебе не нравится здесь? Посмотри, какой вид из окна. А какая кухня! А спальня! А ванная одна чего стоит! Расстелим плед. Выпьем. Закусим. Подумаем, какие занавесочки повесить.

– В смысле? Я все, пас, открывай карты.

– Мы дома. Это наша квартира. Это наш зал, кухня. Спальня – наша. Не съемная. И даже вид с балкона – только наш.

Светка села на пол. Откупорила бутылку. Налила полный стакан вина и выпила его одним махом. И вдруг вся заметалась (я даже испугался, что ей в гузку угодила шаровая молния) и понеслась по квартире. Хлопала фрамугами окон, кричала что-то наподобие «А вот тут надо еще розеток!», «Смотри. Скворечник на дереве!», «А здесь вот гардеробную можно сделать!»… Весь этот пятиминутный марафон закончился тем, что она тихо зашла снова в зал, села рядом, заплакала и подарила мне поцелуй. Такой, знаете… Самый второй. Вот первый запоминаешь на всю жизнь, а второй помнишь до смерти…

И началась суета… Ремонт… Мы перепроверили на себе кучу строителей… Или они на нас… Светка носилась с какими-то безумными идеями. Но в итоге все устаканилось. Обзавелись имуществом для совместной жизни. Устроили новоселье. И даже мама приехала. Подарила сковородку и пинетки «А что? Вдруг внуки пойдут? Слава Богу, место есть теперь, где малым бегать». Мы обнимались и были… Да, черт возьми, счастливы!

Напротив нашей кровати стена была расписана полностью. Венеция. Лодки какие-то. Площадь. Голуби. Причем не похабно так, а-ля Арбат на скорую руку, а очень даже живенько.

За квартиру я расплатился. И, как оказалось, вовремя. В нашем издательстве поменялся собственник. Привел свою команду и порезал штат. Ну а что я скажу? Это их деньги…

Заказов стало меньше… Подрабатывал как мог. Но на жизнь хватало. Не голодали и позволили себе даже смотаться пару раз в Крым.

На одном из заказных выездов познакомился с парой чуваков из банка… То ли «Внешторгпромстройсбыт», то ли еще как то. Посидели. Попили. Спросил, можно ли устроить к ним Светку. Она давно уже изнывала от однообразия в своем валютном шапито. Вот как-то так и устроилась специалистом в отдел рефинансирования. Опять же диплом подтвердила.

Мы завели собаку. Продали нам его как сеттера, но когда щенок подрос, стало ясно, что интерфейс у него совершенно иной. Нестандартный. Имя дали ему «Гай», ибо он по детству гадил в коридоре и грыз тапки одновременно. Существо было веселое, до неприличия жизнерадостное и бодрячковое. Я каждый день с утра таскался с ним на улицу, причем, чем отвратительнее была погода, тем раньше у него возникала потребность справления естественных нужд. Я выходил во двор, Гай начинал наматывать круги, а я курил и спал одновременно.

А вот с детьми у нас не складывалось. Светка всячески оттягивала этот процесс. То у них отчет на носу, то еще какая-то херь по Чехову. Я не торопил. Молодые. Время есть.

Все начало меняться. Светка стала задерживаться на работе (срочные дела), приходить пьяной (день рождения у начальника департамента). Начались длительные командировки. Сначала по стране, а потом и в Европу. И она приезжала и рассказывала об успешных людях, о том, что я себя не могу реализовать, о новых возможностях. А на вопрос «Так когда мы детей-то заведем?» отвечала «Ты совсем меня не слышишь». Вскоре начались скандалы. И она улетала снова. А я, лежа в холодной кровати, пялился на черно-белую Венецию. И ждал.

Она улетела. В Лондон, на месяц. Редко отвечала на письма и звонки. Ужасно уставала. Мне звонила мама и слышала только, что « у нас все просто замечательно». Гай начал часто скулить. Терял равновесие. Я отвел его к ветеринару, нашли опухоль. Врач вышел в коридор и просто, между делом, сказал: «Надо усыпить. Решать вам, но животное мучается. Надо». Я отписал Светке. Она ответила через два дня: «Привет. Очень жаль. У меня все хорошо. Не волнуйся».

Я выжрал бутылку водки. Просто так. Не понимал, почему ей настолько наплевать. В ее «жаль» не было места для жалости. Это был стандартный ответ. Будто не родное существо теряешь… Не знаю даже. Мебель.