Рыбы едят эму

Все это может показаться не связанным с религией, однако в действительности связь здесь самая прямая: мало что так влияет на религиозное мышление, как отношение ко времени. Но прежде, чем говорить об этом, давайте обратимся к одному австралийскому мифу, который покажет нам связь религии и географии на практике. Это красивая история любви, которую рассказывают в племени мункан, живущих на полуострове Кейп-Йорк на севере Австралии. Начинается она так:

✦✦✦

«Мин Дьинтан, рыба-коготь, была когда-то женщиной. Ее мужем был Йоукаиван, болотная рыба (а рыба-коготь – это речная рыба). Они пошли на запад. В Вутьомбино они сделали остановку. Потом опять пошли дальше на запад. Они вырезали соты с медом, завернули их в кору чайного дерева и, неся их, пошли дальше. Потом они убили копьем журавля.

– Давай остановимся здесь!

Они разводят костер, кладут на него обломок термитника, ощипывают журавля…»

Потом пара жарит журавля, идет дальше, снова останавливается, продолжает путь, убивает эму, останавливается, идет, убивает журавля – и так далее. Каждая их остановка, случай, когда они кого-то убивают, готовят еду, ложатся спать, снова отправляются в путь – все тщательно описывается в мифе, и каждый раз говорится о том, что «они идут» на запад, к морю, против ветра. Всего примерно на страницу мифа глаголы, связанные с перемещением, употребляются 14 раз. Наконец пара приходит в место назначения. Там они готовят себе еду и спят, но затем происходит нечто неожиданное.

«Потом жена встает. Ее муж, мужчина, все еще спит.

– Теперь вставай!

– Нет, я не могу!

– Вставай!

Без толку. Он лежит и лежит там».

Жена пытается разбудить мужа. Наконец он встает – и тут же садится. Его не держат ноги, он падает.

«– Ничего не получается! Я только падаю и падаю! Я тону, ухожу от тебя! Держи меня за руку или я утону совсем!

Он погружается все глубже в воду.

– Туда я ухожу!

– Мы уйдем вместе, – говорит его жена. – Вот сейчас уйдем вместе!

Там, между камнями, в ручье, они ушли под воду – они оба. Там, в Вутьомбино, они вместе ушли вниз, муж и жена. Это место между камнями называется Вутьомбино»^[23].

✦✦✦

Конечно, это история о происхождении двух рыб, в которых герои превращаются в конце мифа, и одновременно о преданной любви. Но в то же время большую часть истории (примерно две трети) занимает не превращение и не любовь, а длительное и детальное описание путешествия со всеми движениями и остановками. Оно тщательно привязано к реальной географии, начинается и заканчивается в конкретных местах. Во множестве других австралийских мифов мы встречаем такие же точные географические привязки – скажем, племя маунг рассказывает о путешествиях своих предков не абстрактно, а детально и конкретно: герой мифа подошел «к Инимейарвиламу в устье реки Кинг… переплыл на другой берег… отправился немного выше по течению реки в Анивунггалаинджун» и наконец, попутно превращаясь в крокодила, «поднялся в небо и присоединился к Млечному Пути»^[24]. Хотя в мифе, записанном во второй половине XX века, уже смешаны австралийские названия с английскими, он все равно детально воспроизводит географию родных для муанг мест и, конечно, звездное небо над их головами (австралийцы уделяют звездам много внимания, видя в них героев своих мифов и воспринимая небо как продолжение земли). Но эта географическая точность совершенно не сопровождается точностью темпоральной. Мы знаем, где происходят эти истории, но не знаем когда. Вернее, знаем – но этот ответ может счесть точным только абориген. Мифы австралийцев происходят во «времени сновидений».

Время сновидений

Сам термин «время сновидений» был выдуман англоязычными исследователями как попытка перевести слова «altjira» или «alcheringa» и несколько их соответствий из других языков. По мнению разных авторов, они могли переводиться и как «сновидение«, и как «нечто вечное, несотворенное», и как «загадка», и как «время вне времени», и как «время предков». Языки аборигенов отражают способ мышления настолько отличный от нашего, что адаптация их понятий к привычным для нас – задача непростая. Но понятие «время сновидений» давно уже устоялось в научной литературе, и судя по тому, что современные аборигены это словосочетание переняли и используют, оно не так уж плохо отражает первоначальную идею^[25].

«Время сновидений» – это период, в котором происходит действие мифов. Во «времени сновидений» мир приобретает свои нынешние очертания. По пустынной (или покрытой соленой водой), в общем, непригодной для жизни и никак не организованной земле, в некоторых мифах лишенной даже рельефа, бродят существа, которых австралийцы называют предками. Это не люди – люди, как мы помним, оставались своего рода заготовками, которые еще предстояло разрезать. Австралийская мифология не знает момента абсолютного начала, творения из ничего. Циклическое время, в котором живут аборигены, исключает образы начала и конца. Но все же оно допускает изменения окружающего мира.

Именно эти изменения и совершали предки, существа, блуждавшие по Австралии. Они придали форму людям и животным. Своими странствиями они определили рельеф, флору и фауну – тот мир, в котором живут австралийцы. В современных терминах мы могли бы сказать, что предки во «времени сновидений» создали австралийскую экосистему, но, конечно, аборигены не мыслили такими категориями.

Весь предыдущий абзац я написал, используя прошедшее время. Это естественно для человека современной западной культуры: мифы мы относим к прошлому. Историки могут спорить о том, когда именно произошла Троянская война, но всякому понятно, что она давно уже завершилась. Иван-царевич из русской народной сказки отправился в тридевятое царство не вчера или позавчера, а во времена царя Гороха, и даже звездные войны, современный миф, происходят «давным-давно в одной далекой галактике». Таково требование нашего исторического мышления: чудесному нет места в современности, оно должно быть отнесено к прошлому.

Древние народы видели историю не так. Они разделяли то, что религиоведы называют «сакральным» и «профанным» временем. Обычно человек живет в профанном, то есть обыкновенном, бытовом времени и пространстве. Но во время ритуалов он как бы перемещается во время и пространство сакральные, где мифы оживают, а люди могут прикоснуться к сверхъестественному.

Чем точнее представления культуры о времени, чем дальше она отошла от первобытного состояния, тем явственнее граница между сакральным и профанным. Современный католик ясно осознает, что облатка, которую он вкусил в церкви во время причастия, это Тело Христово. Однако крекер, которым тот же католик завтракает, это просто крекер. Казалось бы, и в той и в другой ситуации речь идет о съеденном кусочке хлеба. Но облатку делает священной ритуал: католик не просто съедает ее, но совершает это во время богослужения, погружаясь в сакральное время и пространство мифа. Он уподобляется апостолам во время Тайной вечери, и это превращает обычный хлеб в могущественный символ и священный объект. Даже у большинства примитивных культур (так этнографы называют племена, близкие к первобытности, – ничего оценочного в этом названии нет) барьер между сакральным и профанным может быть довольно четким, хотя обычно более размыт, чем в современной западной цивилизации^[26].

У австралийских аборигенов все иначе. Их время тождественно пространству и не может быть из него изъято, граница между профанным и сакральным из-за этого совершенно стирается: грубо говоря, до европейской колонизации все время и все пространство Австралии оставались сакральными. «Время сновидений», таким образом, не было для австралийцев прошлым. Да, когда-то давно предки ходили по континенту и определяли его географию. Но они, сказал бы нам абориген, делают это и сейчас и будут делать это всегда. Предки некогда сформировали нашу жизнь, но в то же время они вновь и вновь появляются среди нас, и перед рождением ребенка абориген всегда старался понять, какой из предков собирается вновь родиться в его семье. Указания на это искали в снах или окружающей среде: встречах с тем или иным животным, растением, объектом рельефа. Жившие прежде и рождающиеся снова предки одновременно присутствовали рядом с австралийцами, участвуя в обрядах знахарей или появляясь на небосклоне в виде звезд.

Представить этот мир западному человеку непросто: в нашем сознании все определяет принцип причинности, предполагающий, что одно событие может влиять на другие только в том случае, если они следуют за ним. Но в сознании австралийского аборигена причинно-следственная связь не действует и то, что мы бы назвали прошлым, настоящим и будущим, сливается в единое «время сновидений». Как замечательно написал Уильям Станнер, один из величайших исследователей культуры аборигенов, «One cannot “fix” The Dreaming in time: it was, and is, everywhen»^[27] («Никто не может закрепить Сновидения во времени: они были и есть…»). Слово «everywhen» обычно переводят как «всегда», но для сохранения духа Австралии лучше, наверное, использовать редкое слово «повсевременно».

А поскольку это время неразрывно связано с пространством, единственными точными координатами «времени сновидений» оказываются географические. Все вокруг австралийца – не только повсевременно, но и повсеместно – напоминает ему о предках и духах, мифах и сновидениях. Все пространство вокруг него – горы, кустарники, ручьи и тропы – становится сакральным. Эта равномерная и неизменная сакральность, разлитая в самом рельефе континента, означает, что главным объектом культа австралийцев, предметом их поклонения и почитания, их храмом и алтарем была сама Австралия.

Тропы песен

Храм требует ритуала, но каким он может быть в храме размером с целый континент? Австралийцы знали ответ на этот вопрос: их главными обрядами были странствия, настоящие или воображаемые. У полукочевой культуры это, наверное, было неизбежно, и все же значение путешествий в мифах и жизни австралийских аборигенов, вероятно, не имеет аналогов ни в одной культуре мира. Описывая разницу между аборигеном и белым колонистом, один из коренных австралийцев, собеседник Уильяма Станнера, сказал:

 
Белый не видит снов,
Он идет другим путем.
Белый, он идет иначе,
Он идет своей дорогой^[28].
 

Эта метафора пути есть и у других культур. Но у австралийцев за ней скрывается реальная практика. Ключевой и, наверное, самой известной составляющей их мира сновидений были дороги или, вернее, маршруты, пути странствий. На английском их называют songline (что на русский переводят как «пути песен» или «тропы песен»^[29]) или dreaming trek. (На русский язык никак вообще толком не переводится: «путь сновидений», «путь для сновидений»? Возможно, лучшим переводом было бы плохо звучащее словосочетание «снящийся путь».)

Что это за пути? Выше я уже упоминал, что, по мнению аборигенов, во «времени сновидений» предки создавали рельеф и жизнь Австралии. Тропы песен – это их маршруты и одновременно мифы об их странствиях.

Такой подход в привычных для нас культурах невозможен. Обычно мы имеем дело только с мифами, рассказывающими о маршрутах. Скажем, в Иерусалиме мы можем пройти по Виа Долороза (Via Dolorosa, «Путь скорби»), пути крестных мук Иисуса. Виа Долороза – пространство, в котором разворачивается миф, но само по себе оно мифом не является. Мифом является текст, в данном случае – текст Евангелия. Точно так же все мы знаем о странствиях евреев во главе с Моисеем по пустыне. Это один из важнейших мифов иудаизма, и маршрут движения беглецов из Египта детально, по пунктам расписан в 33-й главе библейской Книги Чисел. Но само пространство пустыни между Египтом и Израилем мифом не является.

В культуре австралийцев это не так: тропа песен – географический маршрут. Но это и путь в мире сновидений, и миф, который сам рассказывает свою историю. Урок мифологии одновременно оказывается уроком географии, и, когда австралийские матери поют песни своим детям, они подчас одновременно чертят на земле линии, рисуют своего рода карты мифов. Позже, когда уже взрослый абориген идет по заученному в детстве маршруту, миф сопровождает его на каждом шагу.

Вспомним историю о путешествии двух рыб. Оно постоянно прерывалось остановками, которые миф детально обозначал. Почему? Ответить на этот вопрос поможет один из ритуалов аранда, описанный известным исследователем Т. Штрелоу, а на русском проанализированный П. Л. Белковым, замечательным специалистом по культуре аборигенов.