Рука сама нашарила за пазухой висящий на нашейном шнурке медный ключик.
– Ох-хо-хо, сыночек… – Расстроенная хозяйка разглядывала черное пятно. – Надо же… И откуда? Ладно бы сыро в комнате было, но ведь сухо…
Если она хотела этими словами успокоить Якоба, то своей цели не добилась, тот занервничал еще больше. Плесень в сыром месте еще может быть случайностью, плесень в сухом – однозначно след Грибного Короля.
Хозяйка вздохнула еще раз. Штайнц расположен слишком близко к Чернолесью, чтобы она могла надеяться уговорить постояльца все-таки переночевать в комнате.
– Ладно, сыночек, пойдем, поищу другую комнатку для тебя…
Если бы Якоб выдвинул какие-нибудь другие претензии, она, конечно, устроила бы скандал и прогнала докучливого и привередливого юношу. Но не при таких обстоятельствах. Тут вообще бы без постояльцев не остаться, если кто-нибудь узнает, почему она прогоняет Якоба.
Они вышли из комнаты.
Кто-то, сидящий в зале трактира, удовлетворенно кивнул и щелкнул пальцами. Плесень исчезла.
Новая комната оказалась еще меньше предыдущей, хотя казалось, меньше некуда. Она была такой же по ширине, но короче в длину, видимо, рассчитанная на карликов с боязнью больших помещений. Но для Якоба подошла: на кровати он помещался, а длина его устраивала – сыновья старика Ганса высокими не были.
Якоб придирчиво осмотрел комнату, но плесени не нашел. Поблагодарил хозяйку, бросил котомку с вещами и решил пойти в зал, перекусить перед сном.
В зале было по-прежнему полутемно, народу немного. Три погонщика скота, тихо цедившие свое пиво, несколько крестьян и бродячих подмастерьев неопределенной профессиональной принадлежности. Еще кто-то незаметный сидел в самом углу.
– Что будет уважаемый? – к Якобу подскочила разносчица, видимо дочка хозяйки. Молоденькая, пухленькая, как раз во вкусе Якоба. Правда, неприятно напоминает проказливую Хильду, но что ж теперь, и на девушек не смотреть? Они все на Хильду похожи.
– Пиво… И мясо.
В очаге в углу зала потрескивал огонь, приятно пахло мясом и пивом, тихо разговаривали и стучали кружками посетители, сновала туда-сюда разносчицы, протирала стойку полотенцем хозяйка. Якоб оторвал зубами кусок сочного прожаренного мяса с шампура…
– Что за вонь!
В распахнутой двери стоял… стояло… стояла…
Девушка.
Или нет?
Вошедшая не походила ни на Хильду, вообще ни на одну знакомую Якобу женщину. И вообще на женщину не очень.
Девушка была худа, как будто ее не кормили последний месяц: узкие бедра, тонкие ноги, талия толщиной чуть ли не в руку. И при этом – большие груди.
И ярчайше-рыжие волосы, не пристойно спрятанные под чепчик, а огненной гривой разметавшиеся по плечам.
В зале наступила мертвая тишина.
Ладно внешность, болезни и не так обгладывают людей. Одежда.
Черная кожаная куртка, плотно обхватывающая те самые груди. Высокие сапоги на каблуках. И главное, штаны.
Ноги девушки были бесстыже одеты в черные кожаные штаны, так плотно облегавшие, что она казалась голой.
Народ замер. В таком виде на люди могла показаться только сумасшедшая.
Или дворянка.
Тут главное – не ошибиться.
Девушка зашагала к стойке, стуча каблуками сапог по доскам пола. И каблуки не широкие, устойчивые, а высокие, тонкие, как гвозди, блестящие сталью.
«Как она на них ходит? – озадачился Якоб. – Это ж все равно как акробат на ходулях на сельской ярмарке…»
Наверное, он слишком задумался и не успел отвести взгляд от сапог. Девушка, проходя мимо, резко повернулась:
– Ты чего на меня уставился? Ноги понравились?
По залу прошелестел облегченный вздох.
Не дворянка.
Если дворянина узнать легко – у него на бедре всегда висит шпага, то с дворянками сложнее. Попробуй отличи, высокородная обедневшая баронесса перед тобой или просто хамоватая крестьянка. Хотя на самом деле очень даже просто.
Дворянка никогда не обращает внимание на простолюдинов.
И уж тем более не станет обращать внимания на какие-то взгляды.
Для настоящей дворянки простолюдины все равно что животные. Многие из них преспокойно переодевались перед слугами, рассуждая: «Вы же не будете стесняться своей собаки или коня? Почему же к слугам нужно относиться, как к людям?»
– Ну? – рявкнула девушка, наклоняясь к Якобу. – Отвечай!
И еще одно. Дворянка не станет кричать, чтобы доказать свой статус. Он ей и так известен и доказательств не требует. Кричит только тот, кто не уверен.
– Понравились ноги? – издевательски спросила девушка, глядя прямо в глаза парню.
Странные глаза. Светло-сиреневые, прозрачные, ясные…
У людей таких не бывает.
– Нет, госпожа. – Якоб наклонил голову.
– Что? Тебе не понравились ноги? Хочешь сказать, у меня они некрасивые?!
– Нет, госпожа.
Остальные крестьяне оживленно шевелились, наблюдая округлые ягодицы девушки. Кто-то из тех, что помоложе, даже, судя по всему, намеревался подойти и познакомиться, чтобы лично убедиться в приятности и упругости выставленных напоказ округлостей. Насиловать, конечно, никто не станет, все-таки трактир и разбойничий притон – не одно и то же, но пригласить за стол, угостить кружкой-другой, невзначай потискать… Она же сама выставляет все напоказ – значит, не против. Не так ли?
Якоб смотрел в стол.
Если что-то выглядит слишком доступным – значит, ты чего-то не знаешь.
Если в незнакомом городе ты обнаружил возле колодца на центральной площади ничем не прикованный и никем не охраняемый ковшик из чистого золота – не торопись с радостными возгласами прятать его за пазуху. Люди здесь не глупее тебя, и раз до сих пор ковшик никто не унес, значит, и тебе не стоит этого делать.
Рыжая бестия выглядит доступной и беззащитной. Но она ведь не появилась на свет в дверях трактира. Раз она смогла добраться сюда, значит, может за себя постоять.
Следовательно, лучше с ней не связываться.
– Понравились?
– Да, госпожа.
– Уже небось слюни потекли?
– Нет, госпожа.
– Что ты заладил «да», «нет». Ты что, тупой?
– Да, госпожа.
– Тупой. – Довольная маленькой победой над крестьянином, рыжая девушка выпрямилась и двинулась к стойке. За ее спиной Якоб одним глотком допил пиво из кружки и вместе с мясом скрылся в дверях коридора, ведущего к его комнате.
От мест, где появились непонятные девушки, чем дальше, тем целее.
– Ух ты… – Якоб осмотрел зал трактира, к утру немного изменившийся.
Вчера он в комнате доел мясо, прислушался к происходящему в зале – было тихо, – помолился и лег спать.
Спал Якоб, как все крестьяне, крепко, поэтому изменения в зале его крайне удивили.
Из всей мебели целой осталась только стойка. Да и та покрылась глубокими царапинами. Все лавки, тяжеленные, из толстых досок, были разломаны, обломки лежали большой грудой у очага. Столы пошли трещинами, от некоторых были оторваны доски столешниц, а где и столешницы целиком. Бледная как полотно служанка подметала осколки посуды, густо усеивавшие пол.
В зале было безлюдно.
– Уважаемая, что случилось? – обратился Якоб к хозяйке.
– Что случилось, что случилось… Ты, сыночек, единственный вчера умный мужчина оказался. Остальные, как задницу этой бесстыжей девки увидали, черное с золотым вместе с красным поперек голубого, так последний разум потеряли, что еще пивом не был залит…
Якоб оказался прав. Рыжая девушка очень даже могла за себя постоять.
Нет, никто не стал бы домогаться ее силой. Но обзывать всех находящихся в зале нехорошими словами только за то, что молодой парнишка ей предложил выпить пива вместе… Вот этого делать не стоило.
Цветастые ругательства в Нассберге были придуманы вовсе не просто так. Стерпеть оскорбления нассбергцы могли бы разве что из уст дворян. И то вовсе не истина, были случаи, когда слишком разоряющемуся дворянину влетали в бок вилы или сапожный нож. Вот и ругались с давних пор нассбергцы цветами: чтобы и свои чувства высказать, и чужих не задеть.
Первым, кто решил наказать рыжую за тот грязный поток, который вылетал из ее ротика, оказался тот самый парень, с которого все и началось. Он протянул руку, чтобы бросить наглую девчонку на колени да отшлепать…
Неуловимое движение – и рука была сломана в двух местах. Завывающий парень упал на колени. Крестьяне вскочили с мест.
В зале завертелась карусель драки.
Не обычной кабацкой драки, которые случаются там, где собирается много пьяных и злых мужчин. Там все просто – все дерутся со всеми. Здесь же все нападали на одну девушку. Пытались нападать.
В центре зала как будто крутился рыжий огонь: девчонка махала руками и ногами с такой скоростью и так ловко, что нападавшие даже не успевали заметить, откуда был нанесен удар. Кулаки, пальцы, острые носки и каблуки сапог – все шло в ход, нанося урон.
Первая волна откатилась, крестьяне тяжело дышали, глядя на неуязвимую девчонку. Та выпрямилась, невозмутимо откинула назад упавшую на глаза прядь:
– Скажите спасибо! Я бы убила вас всех, если бы захотела.
Не увидев на лицах оппонентов ожидаемой благодарности, она зло оскалилась:
– Я вижу, хорошего отношения вы не цените. Ну что ж…
Тут хозяйка остановила рассказ.
– А дальше-то что было? – Якобу уже стало интересно. – Кто столы поломал?
– Дальше она сделала вот так… – Хозяйка попыталась изобразить, как именно рыжая девчонка выставила руки и стала похожа на кошку. Толстую такую, упитанную. – Вот так, значит, сделала… А потом…
Пауза.
– Потом?
– Потом заклятие выкрикнула. – Хозяйка с торжеством взглянула на Якоба. Она-то все это видела. Про убытки хозяйка уже слегка подзабыла. Что такое убытки по сравнению с такой интересной историей?
– Заклятие?! Это же значит…
Хозяйка кивнула:
– Ведьма.
Это все объясняло. И странную внешность, и одежду, и наглое поведение – ведьмы они вообще злые, и неуязвимость в драке. Вот только…
– А как же она смогла колдовать? – Якоб кивнул на стоящую на полке за стойкой деревянную статуэтку святого Аманда, худого, иссохшего, грозящего кому-то своим посохом. Кто, интересно, выбрал покровителем трактиров именно этого святого, совершенно на чревоугодника не похожего? Почему не святого Олафа?
– А никак. Перед святым ликом ни одна ведьма колдовать не может. Вот и эта пальцы погнула, покричала, а ничего. Пшик!
Хозяйка благодарно погладила святого Аманда, как будто тот ожил и лично прогнал ведьму, колотя посохом по худым ягодицам.
Якоб кивнул. Верно. Какой бы ни была сильной ведьма или колдун, там, где находится святой образ, никакое колдовство не получится.
Колдовство – оскорбление Бога. А он терпелив, но оскорблений не любит.
– Отчего она тогда колдовала? Не знала, что ли?
– Молодая еще, глупая. Мужчины решили, что теперь они с ней справятся…
Нассбергские крестьяне не испугались бы даже дракона, появись тот и начни дышать огнем. Что уж говорить о ведьме?
– Справились?
– Да где там… Тут-то мебель в ход и пошла.
Летали лавки, трещали столы под тяжестью падающих тел. Наконец крестьяне признали поражение и скрылись за дверью. Девчонка-ведьма взмахнула последней уцелевшей лавкой, разнесла ближайший стол, после чего заявила, что здесь ей разонравилось, и отправилась куда-то в другое место.
Наверное, этой ночью в городе пострадал не один трактир.
Якоб доел мясо, посочувствовал хозяйке и отправился проведать свою повозку с волами. Повезло, что сегодня выходной день, базар шумит вовсю. В большой толпе продавцов, покупателей и праздношатающихся легче будет найти человека, который знает, где находится Ксенотан и как туда добраться.
Повозка медленно катилась по булыжной мостовой, Якоб натягивал сапоги, вспоминая цвета – сапоги слегка ссохлись, и не обратил никакого внимания на сидящего на низком суку ворона.
– Кар! – сказал тот.
– Ты был прав, Берендей, – произнес кто-то, глядя в спину Якоба, – этот парень нам подойдет. Тем более что он, пусть и случайно, ввязался в нашу битву.
– Кар!
– Не думаю. Он не только силен. Он также смел и неглуп. Справится. Пойдем, нам ведь нужно направить его в нужную сторону…
– Кар! – Ворон сорвался с сука и полетел, тяжело взмахивая крыльями.
В сторону рынка.
О проекте
О подписке