Жуткий голос

Дворик внутри базара – место действия рассказа

На базаре в Исфагане мне очень нравилось одно место. Найти его несложно. Нужно идти со стороны улицы Сепах через площадь Накш-е Джахан¹ к мечети шейха Лотфоллы² и взять чуть в сторону от неё, так чтобы оказаться левее улицы Хафез по ходу движения. Тогда, пройдя через первый ряд торговых рядов базара, можно очутиться в небольшом уютном дворике. В мою бытность он выглядел так. По центру располагался небольшой выложенный, по обыкновению, бирюзовой плиткой фонтанчик, возле которого росло несколько высоких деревьев. Сразу как входишь, у фонтана, стояла большая, в натуральную величину, скульптура оленя тёмного, почти чёрного цвета, с золотистыми узорами. Он был очень добротно, аккуратно и красиво сделан и чрезвычайно нравился публике. И местные жители, и туристы часто с ним фотографировались. Дворик со всех сторон был окаймлён сувенирными, антикварными и прочими магазинчиками, а также крохотными кафе всего лишь с несколькими столиками. Ассортимент там был под стать заведениям: в основном напитки с десертами. Дворик находился в самом центре кипучей жизни города и базара, где люди словно муравьи сновали во все стороны, растекались по лабиринтам бесконечных коридоров, заходили в бесчисленные лавки и снова продолжали свой путь по переплетению галерей торговых рядов, изобилующих всяким, самым разнообразным товаром. Но внутри небольшого пространства дворика вся эта суета была невидна, она оставалась там, за аркой, в длинной галерее витрин магазинов. Дворик был оазисом спокойствия среди суеты, гомона и толчеи многолюдного восточного базара. Пара туристов заглянет к антиквару, поторгуется с ним за несколько вышедших из употребления монет и пойдёт дальше, двое местных сидят за столиком маленького кафе и, непринуждённо беседуя, попивают свой кофе, а вот кто-то случайный зашёл и сразу нырнул обратно в арку. Во дворике всегда было как-то немноголюдно. Думаю, что эти спокойствие и тишина вкупе с небольшими размерами, журчанием воды в фонтане, изящной скульптурой благородного оленя, несколькими столиками кафе и открытым, всегда таким ясным в Исфагане небом, создавали то ощущение уюта, которое непременно и сразу обволакивало, нежно обнимало и завораживало, как только ты входил внутрь.

Как-то вечером я с небольшой компанией заглянул в этот самый дворик. Пока мои компаньоны занимались изучением ассортимента окружающих лавок, я стоял у витрины антикварного магазинчика и рассматривал его товары. Старые вещи всегда привлекали меня. В них есть настоящая магия. Они помнят те времена, когда меня ещё не было, и помнят тех людей, кого давно уже нет. Ах, сколько они могли бы рассказать, поведать, открыть, имей они дар речи…

Переводя взгляд с одной старой вещи на другую, совсем рядом я услышал: «Салам! Хуби? Четоури?³» Голос, сказавший это, был настолько гортанным, грубым, что показался нечеловеческим. Сначала я подумал, что это была запись, воспроизведённая в магазинчике рядом на телевизоре или магнитофоне. Только я повернулся обратно к витрине, которую разглядывал, как голос повторил: «Салам!» – и рассмеялся таким жутким, первобытным, даже животным смехом, что мне стало не по себе. Я снова обернулся, но не увидел никого, кто мог бы так говорить и смеяться. Пока я размышлял, что же это всё-таки могло быть, голос заговорил снова и рассмеялся. В этот раз я смог разобрать далеко не все слова. Тут я заметил, что в углу дворика, буквально в нескольких шагах от меня, висят клетки с птицами, и голос звучит именно с их стороны. В клетках прыгали разные певчие птицы, канарейки, соловьи, какие-то ещё неизвестные мне пташки. Среди этих птиц была одна чёрная с ярким оранжевым клювом, в самой большой клетке. Называлась птица чёрный дрозд. Когда я посмотрел на неё, она хриплым басом крикнула: «Салам! Хуби?» – и рассмеялась своим леденящим душу смехом. Для меня открытие источника голоса оказалось крайне удивительным. Я даже и предположить не мог, что всё это произносит птица.

Я зашёл в лавку, поздоровался и попросил продавца рассказать о птице. Вышел хозяин и сказал, что это одна из его любимых птиц. Указав на дрозда рукой, он пояснил, что птица быстро учится и запоминает слова и целые фразы, которые часто слышит, и теперь, нахватавшись кое-чего, пташка радует и удивляет его и заходящий сюда народ. Я раньше не знал, что других птиц, помимо попугаев, можно научить повторять человеческий голос.

Когда мои спутники вернулись, я показал им говорящего дрозда, чем привёл их в изумление. Все были в полном восторге от увиденного, а более того услышанного. Но, честно говоря, голос у дрозда был настолько жутким, именно так, другого слова тут и не подобрать, что поначалу обескураживал или пугал.

Чего только не встретишь, не найдёшь на восточном базаре! Говорящая на персидском языке птица была одним из самых удивительных, необычных и запоминающихся явлений, с которыми мне довелось столкнуться. Интересно, что сейчас с этим дроздом, сидит ли он также в клетке в углу уютного дворика и тешит окружающих, или его отпустили на волю, а может торговец съехал с этого места – всякое может быть. Кто знает, как оно там сейчас. На всё воля Всевышнего.

Изюм

Обычная лавка в Исфагане

В Иране, как, наверное, и в любой восточной стране, продаётся множество разнообразных орехов и сухофруктов, при том все они просто отменные. Я с женой постоянно их покупал, благо стоили они не так уж и дорого. Отоваривались мы обычно в близлежащей лавке, находящейся буквально за углом от того места, где мы жили. Обычно торговал там высокий худощавый иранец в очках. На вид ему было слегка за пятьдесят. Волосы у него были очень короткие и все седые, росли они только по бокам, а по центру головы сияла большая лысина. Одет он всегда был в брюки и рубашку с коротким рукавом. Он был весьма обходительный и не болтливый в отличие от большинства других торговцев, с которыми мне приходилось сталкиваться. При случае он советовал, что лучше взять, всегда охотно давал пояснения на интересующие вопросы, а если хотел показать, к примеру, что один сорт фисташек лучше другого, то первый он непременно называл вкусным, а про второй говорил, что он гораздо вкуснее. Частенько, когда мы заходили, он смотрел футбол и, не сводя глаз с экрана, отвечал на приветствия, но через пару секунд всё же отрывался от своего зрелища, вставал, брал небольшой совочек и спрашивал, что мы хотим. Услышав просьбу, он подходил к нужной корзине, насыпал её содержимое в пакет, взвешивал его и откладывал в сторону. В конце он всегда перевзвешивал все пакеты и объявлял стоимость. У него была машинка, которая запаивала пакеты, и он очень любил ею пользоваться. Часто он закрывал пакетик с её помощью, даже когда его просили этого не делать. Второй продавец появлялся довольно редко, поэтому его внешность запомнились мне гораздо хуже. Он был уже довольно стар и несколько тучен, обладал седой головой и такой же белой небольшой бородой. Я обращался к нему хаджи-ага⁴, что ему очень нравилось, и он иногда насыпал мне немного лишнего в подарок.

Лавка эта была самая обычная, как и все прочие подобные ей. На полу в несколько рядов стояли корзины с насыпанными в них горочкой орехами, семечками, сухофруктами, финиками и прочим. В них были воткнуты таблички с ценой. Также там продавался чай, сахар в форме песка, рафинада и набата⁵, немного прочих сладостей и что-то ещё. Орехи и сухофрукты, должно сказать, были самых разнообразных сортов и форм: большие и маленькие, с лимоном, солью, сахаром, шафраном, в общем, какие только захотите.

Однажды, это было в начале моего пребывания в Иране, я с супругой зашёл в эту лавку. Работал в тот день первый из описанных выше торговцев. Он сидел на стуле и смотрел телевизор. Я обратился к нему, и он начал насыпать в пакеты, что я спрашивал. Мы с женой водили глазами по корзинам, думая, что бы ещё взять. Взор супруги остановился на чёрном изюме, и она захотела приобрести немного. Я знал, что изюм на фарси будет «кешмешь», и с полной уверенностью попросил чёрного кишмиша. Но продавец вместо того, чтобы направиться к корзине с соответствующим содержимым, подошёл к белому изюму и в некоторой растерянности зачерпнул его совком. Я остановил торговца, повторив, что мне нужен чёрный кишмиш, а не белый. Он искренне удивился и округлил глаза, ответив, что кишмиш бывает только жёлтым, на худой конец коричневым. Теперь уже смутился я и показал рукой на нужный мне продукт. Тут, поняв в чём дело, он посмотрел на белый изюм, потом на чёрный, как бы сравнивая их, и сказал: «Какой же это кешмешь?! Это же мовиз!» Произнёс он эту фразу так, как будто я задел самые чувствительные струны его души. Как можно было назвать мовиз каким-то кишмишем? Просто немыслимо, это же совершенно разные вещи! С тех пор я навсегда запомнил эту разницу.

Чуть позже я посмотрел на эту ситуацию несколько иначе, чем просто как на недостаточное знание мною языка. Этот случай помог мне увидеть, как по-разному можно воспринимать, казалось бы, одно и то же, как много может значить представлявшаяся совершенно незначительной деталь. Понимание этого может не только помочь легче объясняться с другими людьми, но позволит невольно не обидеть собеседника или самому не угодить впросак. Конечно, это очевидно, что нужно с уважением относиться к другим людям, уметь понимать их, тем более если ты находишься в гостях в чужой стране. Но знать эту истину – это одно, а следовать ей, уметь объяснить себе поступки и слова других людей – это уже другое, особенно если эти люди отличаются от тебя по своему мировосприятию, мироощущению. Нельзя судить о них, исходя только из собственной, привычной тебе системы ценностей. Я всегда вспоминал и вспоминаю эту историю как якорь, когда что-то в действиях других людей мне кажется нелогичным, странным. Общаясь с другими людьми, просто необходимо осознавать, что их образ мыслей в силу самых разнообразных обстоятельств может серьёзно отличаться от твоего, и чтобы это не стало препятствием, следует всегда об этом помнить и учитывать при взаимодействии. Возможно, для кого-то из нас это тот же кишмиш, а для кого-то мовиз.